Добрые советы проповедникам Евангелия - Чарльз Сперджен

Наше положение среди прихожан также не мало способствует этому. Проповедник, вполне подготовленный к своему служению, есть большею частью человек, стоящий совершенно отдельно от других, как бы выдвигающийся над другими. Даже наиболее преданные ему прихожане не могут вполне войти в его положение, вполне разделить с ним его мысли, заботы, искушения. Простые солдаты маршируют плечо к плечу со многими товарищами, но чем выше чин офицера, тем менее находит он равных себе. Есть много солдат, менее капитанов, еще менее полковников - всего один только главнокомандующий. Так и в наших приходах тот, кого избрал Господь в руководители паствы, чувствует себя тем обособленнее, чем выше превосходство его, как духовного деятеля. Ведь горные вершины всегда окружены торжественною тишиною и беседуют лишь с Богом, посещающим их в их грозном одиночестве. И служители Божий, стоящие выше своих собратий в деле приближения к небесному, чувствуют в минуты своей слабости недостаток в сочувствии людском. Как Господь в Гефсиманском саду, напрасно ждут они утешения от спящих учеников своих; они удивляются равнодушию своих собратий к их туге сердечной и вновь возвращаются к своей тайной сердечной тревоге - возвращаются даже с большею тяжестью на сердце, потому что они нашли своих дорогих товарищей спящими. Только тот, кто испытал эту тугу сердечную, может понять одиночество души, более своих собратий горящей ревностью о Боге-Саваофе. Такая душа не может никому открыться, чтобы не сочли ее безумною; она не в силах и скрываться, потому что огонь свирепствует в ее недрах. Лишь у одного Господа находит она себе успокоение. Когда Господь посылал Своих учеников по двое на проповедь, из этого видно было, что Он знал немощь человеческую. Но ведь для такого мужа, каким был апостол Павел, не нашлось товарища; Варнава, Сила, Лука - все это были лишь невысокие холмики в сравнении с такою вершиною Гималаи, какою был апостол язычников. Эта-то обособленность, братья мои, и есть, если я не ошибаюсь, изобильный источник уныния. Братские собрания наших проповедников, а также чистые товарищеские отношения к людям, родственным нам по духу, могут с Божией помощью принести нам большую пользу в борьбе с унынием в деле избежания этой страшной западни.

Несомненно также, что на развитие уныния у некоторых людей очень влияет привычка к одиночеству. N.N. посвящает этому предмету целую главу в своей "Анатомии меланхолии". Цитируя одного из многочисленных писателей, о которых пишет в ней, он говорит так: "Студенты привыкли не обращать внимания на свое здоровье. Все остальные люди заботятся о хорошем состоянии орудий труда; живописец промывает свои кисти, кузнец заботится о своем молоте, о наковальне, о кузнице; поселянин исправляет плуг и точит свои притупившиеся орудия; охотник думает о собаках, лошадях и т. п.; музыкант настаивает и спускает струны своего инструмента. Только одни ученые не обращают внимания на свои орудия - мозг и настроение душевное, которые они употребляют ежедневно". Очень справедливо говорит Лукан: "Смотри, не натягивай слишком твоего каната, чтобы он не лопнул". Сидеть долго в одном положении, непрестанно глядя в книгу или водя пером, это уже и само по себе большое испытание для природы человека. А если присоединить сюда еще плохо проветренную комнату, долгое бездействие мускулов и сердце, обремененное тяжелыми заботами, это может переполнить кипящий котел отчаяния, особенно в мрачные, туманные месяцы, когда "день словно окутан в мокрое полотенце, дождь льет на полусгнившие ветви деревьев и нога путника утопает в листьях, покрывающих глинистую почву". Пусть будет человек как птица, весел по своей природе, но все-таки ему трудно будет устоять против постоянного подобного убийственного провождения времени. Его комната сделается для него тюрьмою, а его книги - сторожами ее, в то время как природа будет призывать его чрез окно к сохранению своего здоровья и к радостному наслаждению ею. Кто в состоянии забыть жужжанье пчел в степной траве, воркованье диких голубей и пение птичек в лесу, журчанье ручейка среди древесных корней или шелест ветра в ветвях сосен, тому нечего удивляться, если разучится радоваться его сердце и злое уныние овладеет им. Многие из наших проповедников могли бы стряхнуть всю паутину, опутавшую их мозги, если бы в состоянии были они хотя изредка продышать целый день свежим горным воздухом или пробродить несколько часов в тихом, тенистом буковом лесу! Свежий морской воздух или хорошая прогулка против ветра, конечно, не принесла бы душе особой духовной пищи, но за то она доставила бы телу хорошую порцию кислорода, что ему столь необходимо. "Тяжелее всего на сердце бывает при спертом воздухе: можно сказать, что всякий поднимающийся ветерок гонит прочь от нас отчаяние". Папоротники и дикие кролики, маленькие ручейки и форели в них, жуки и белки, примулы и фиалки, живописный крестьянский двор, свежескошенное сено и душистый хмель - вот лучшее лекарство для ипохондрика, лучшее укрепляющее его нервы средство, лучшее освежение для утомленного человека. Но, по недостатку удобного случая или охоты ко всему этому, мы пренебрегаем этими великими целительными средствами и собственноручно приносим себя в жертву на алтаре нашего рабочего кабинета.

Время, когда особенно чувствуется наше удрученное состояние духа, по моему опыту, следующее. Прежде всего здесь нужно отметить часы наибольших успехов наших. Когда исполнилось, наконец, давно лелеянное желание, когда удалось прославить нам нашею деятельностью имя Господне, когда одержали мы, наконец, великую победу - тогда бываем мы особенно склонны к утомлению. Можно было бы думать, что, получив подобную милость, наша душа вознесется на самую вершину блаженства и будет радоваться неизреченною радостью, но на деле бывает большею частью наоборот. Господь редко подвергает своих борцов опасности ликования по случаю их побед. Он знает, что лишь немногие в состоянии выдержать подобное испытание и потому как бы подмешивает полыни в их напиток. Взгляните на Илию, после того как ниспал с неба огонь, перебиты были все жрецы Ваала, благодатный дождь напоил иссохшую землю! Он не слышит звуков усладительной музыки, он не шествует как победитель, в торжественном уборе. Он бежит от Иезавели, он должен пережить реакцию, наступившую после того мощного духовного подъема. Он молится о том, чтобы ему умереть. Он, которому совсем не суждено было и познать смерть, он страстно жаждет спокойствия могилы, совсем как властелин мира. Цезарь, плакавший, подобно маленькой больной девочке, в минуту горя или неудач. Бедная, слабая человеческая природа не в силах выносить такого подъема духа, и реакция наступает неизбежно. За всякий излишек радости или волнения приходится расплачиваться последующим изнеможением. Пока длится борьба, есть и сила, требующая в данную минуту; но едва кончена она, врожденная слабость снова вступает в свои права. Поддерживаемый тайною силой, целую ночь боролся Иаков с Богом, но под утро, когда борьба прекратилась, он стал хромать, дабы не мог он безмерно хвалиться своею силой. Павел возносился до третьего неба и слышал там несказанные глаголы, но "жало в плоти, ангел сатанин", всюду следовал за ним, чтобы "удручать" его. Человек не может выносить полного, безмятежного счастья; и даже наиблагочестивейшие люди не могут "увенчать свое чело миртами и лаврами" без того, чтобы не испытать при этом и тайного унижения, которое и удерживает их на подобающем им месте. Потеряв всякую почву под ногами в пылу нашего духовного подъема, вознесшись за облака на крыльях всеобщего уважения, опьяненные нашими успехами, мы уподобились бы соломе, развеваемой ветром, если бы Господь, по неизреченной милости Своей, не посылал бы бурного ветра, чтобы разбить утлые ладьи нашего тщеславия, если бы Господь не заставлял бы нас, потерпевших крушение, искать убежища в Его тихой пристани.

Затем, удрученное состояние духа овладевает нами еще перед нашим большим успехом. Мы предвидим трудности, которые предстоит нам одолеть в то или другое время, и теряем мужество. Как мы можем надеяться взять приступом города Ханаана с их каменными стенами до небес? Мы готовы уже бросить оружие и обратиться в бегство. Ниневия - обширный город, и нам кажется лучшим бежать в Таре, нежели выступить против ее шумливых войск. Мы выглядываем уже, нет ли по близости корабля, готового увезти нас от этого ужасного места, и только опасение могущей наступить бури удерживает нас от вероломного шага. Таков был мой опыт, когда сделался я в первый раз проповедником в Лондоне. Мой успех внушал мне ужас; а мысль об ожидавшем меня поприще, вместо того чтобы наполнить мою душу радостью, чуть не низвергла меня в глубину отчаяния. Я думал: кто я такой, чтобы продолжать руководить таким множеством людей? Мне хотелось возвратиться в свою деревенскую глушь или переселиться в Америку и найти себе там какой-нибудь уединенный уголок в девственном лесу, где мог бы я оказаться способным проходить свое высокое служение. Теперь лишь стала открываться перед моими глазами завеса, скрывавшая мой жизненный путь, со страхом думал я о том, что что-то откроется мне за нею. Я не хотел быть изменником своему служению, но я боялся этого служения, я был наполнен чувством моего недостоинства. Я страшился за дело, возложенное на меня благостным Провидением. Я представлялся себе словно маленьким ребенком и дрожал, слыша голос, повелевавший мне: "Иди и раздроби горы, и сравняй холмы, как солому". - Подобное уныние овладевает мною всегда, когда готов Господь даровать мне еще больший успех в моем делании; облако очень темно, прежде чем рассеяться ему, и производит большую тень вокруг себя, пока не изольет оно на землю потоки благодати. Уныние - это теперь мой пророк в суровом одеянии, мой Иоанн Креститель (Предтеча), возвещающий мне приближение новой милости ко мне моего Господа. Это испытывали лучшие люди, нежели я. Чистка сосуда приготовляет его для употребления хозяина. Крещение жизнью идет впереди крещения Духом Святым. Пост развивает в нас желание есть. Господь открывает Себя в пустыне в то время, как служитель Его пасет свое стадо и благоговейно ожидает Его в своем одиночестве. Пустыня - это путь в обетованную Ханаанскую землю. Неизменная долина ведет к гордой вершине. Поражение приготовляет нас к победе. Ворон был выслан перед голубем. Самый темный час ночи тот, который предшествует рассвету. Моряк уже опускается в глубину, но ближайшая волна снова выносит его на верх, к небу; душа его изнывает от страха, прежде чем достигнет он желанного берега.