Долгий путь домой - Вергилия Коулл

Биру откинулся на спинку кресла и закусил костяшку указательного пальца. Его губы медленно растягивались в улыбке.

— Ты хочешь, чтобы я прогнал Дану, — недоверчиво протянул он, — чтобы это я сказал, что ей тут не место. Чтобы она услышала отказ именно от меня и сдалась. Потому что тебя она не слышит, не так ли?

— Проклятье! — вышел из себя Кай. — Просто скажи ей, чтобы убиралась отсюда! Все равно тебе придется выдать ее, когда схуры придут и станут убивать твоих людей одного за другим! Так я хотя бы спасу ее!

— И ты готов взять весь риск на себя?! Один против армии схуров?! Это еще более безумная идея, чем простоять всю ночь на морозе, — развел руками Биру. — Что заставляет тебя так бороться за нее?

Кай сердито отхлебнул из своего стакана.

— Она этого не заслужила. Того, что происходит с ней здесь, на этой планете.

— Никто из нас не заслужил того, что с нами происходит, — покачал головой Биру. — Разве ты заслужил? А я? Дана права. Я ненавижу каждого мужчину, женщину и ребенка, которые живут здесь, каждого из тысяч моих подданных, потому что мне не дали другого выбора, кроме как заботиться об их жалких жизнях. Я родился уже с этим грузом ответственности на плечах. Но все равно я выполняю свой долг и забочусь о них.

Он помолчал и добавил с усмешкой:

— Вы с Даной — другое дело. Вы — мои друзья. О вас я позабочусь с удовольствием. Так что, мой друг, я не стану прогонять Дану. Более того, я никому ее не отдам.

Кай так крепко стиснул в ладонях стакан, что казалось — тот вот-вот лопнет.

— Чего ты добиваешься? — процедил он. — Скажи уже, наконец, прямо, что тебе от нас нужно?!

— Чего я добиваюсь? — с притворным удивлением переспросил Биру. — Что мне от вас нужно? — Он перестал улыбаться, взгляд стал колючим. — Мне нужно человеческое отношение, мой друг. Простая благодарность. Я принял вас в своем доме, поделился всем, что у меня есть. Открыл все двери. Вы были свободны уйти… что, впрочем, и сделали… только украдкой, как крысы. И когда вы поняли, что я все-таки не врал, и вам больше некуда деться, вы вернулись, и я принял вас обратно без малейшего упрека. И теперь ты сидишь здесь, в моем доме, в моем кресле, и спрашиваешь, что мне нужно?!

Протурбиец умолк, переводя дыхание. Его грудь поднималась и опускалась, выдавая настоящие эмоции, которые бушевали внутри. Кто-то более мягкосердечный обязательно проникся бы увиденным, но Кай только покачал головой.

— Ты скрыл от нас историю со спасательным кораблем. Именно поэтому нам пришлось убегать тайком. Если бы мы знали заранее, что туда не надо ехать, то не напоролись бы на базу охотников.

— Именно поэтому и скрыл, — возразил Биру, все еще сердитый, — я говорил, что на земли схуров путешествовать опасно. Говорил, что сам бы я ни за что туда не сунулся и не стал бы рисковать жизнями моих людей. Но если бы Дана узнала про корабль, она бы все равно подговорила тебя отправиться туда. Или умоляла бы меня до тех пор, пока не пришлось бы уступить. Все-таки я не такой зверь, как ты думаешь…

Он сделал многозначительную паузу.

— Ты, может быть, и нет, — исподлобья глянул Кай, вынужденный признать правоту собеседника, — но твой совет не будет таким же добрым, когда поймет, что мы не только выкрали карту, но и увезли девушку, сосватанную Игсу, которая погибла.

— Бедная Цина… — вздохнул Биру, но тут же вновь обрел деловой вид, — конечно, мне придется вас наказать. Наказание будет формальным.

— Формальным?

— Только чтобы успокоить надоедливых стариков. Мы выберем Игсу новую девушку, и со временем все забудется.

— И все? Так просто?! — фыркнул Кай.

— Да. Вот так просто. Преимущество дружбы с правителем, — Биру потянулся и похлопал его по плечу. — Похоже, тебе стоит пойти к себе и отдохнуть. Мои дела с советом оставь уж решать мне.

Поднявшись, он проводил Кая до двери, но когда тот уже собирался выйти, остановил его.

— Не целься в меня больше из арбалета, мой друг, — вкрадчиво произнес полукровка, глядя в глаза собеседнику, — особенно, при моих людях. Это может быть опасно. Ты меня понял?

Кай медленно кивнул.

— Не пытайся больше поцеловать мою девушку, — в тон собеседнику ответил он, — ни при людях, ни наедине. Это тоже может быть опасно. Ты меня понял?

Глаза у Биру слегка расширились. Он пожал плечами.

— Договорились. Я больше никогда не поцелую твою девушку.

Кай смерил его взглядом и, наконец, вышел в коридор.

12

— Тогда король сделал ее своей королевой. И жили они долго и счастливо…

Я подняла глаза, слезящиеся от усталости после бессонной ночи. Из неплотно задернутых занавесей на окне пробивался рассвет. Горло слегка першило от необходимости долго говорить. Минувшая ночь была переломной, критической. У детей поднялся такой жар, что отвар из ягод почти не снижал температуру. Их тела покрылись сыпью. Пузыри росли. У меня опускались руки.

Наконец, я просто села на пол между мальчиками. Они положили головы мне на колени. Я обтирала их лица, рассказывала сказки и пела колыбельные. Всю ночь. Так они меньше плакали, а под утро, казалось, заснули. Но я продолжала вполголоса нашептывать им что-то. Просто потому что боялась замолчать и услышать мертвенную во всех смыслах тишину, не нарушаемую ничьим сиплым дыханием.

Так мы и встретили утро.

— Это ведь сказка про вас, аххнур-иги? — старший из мальчиков пошевелился и посмотрел на меня сквозь щелочку между набухшими веками. — Вы — Каисса, белая королева. Я говорил маме, а она не верила…

— Да, малыш, — выдавила я, — и пока я с вами, все будет хорошо.

— Я знаю, — он слабо улыбнулся, — вы добрая… и ласковая… и знаете много интересных историй… я таких не слышал никогда.

— Это истории с моей планеты, — я старалась не думать о том, что второй мальчик уже давно не шевелится и, возможно, сейчас в этой комнате еще живы только мы двое. — На твоей планете наверняка придуманы другие.

— Ваши интереснее… я многих слов не понял… но все равно интересно…

— Поспи, говорят, во сне быстрее выздоравливают, — я продолжала перебирать влажные волосы на его лбу, пока в комнате постепенно становилось светлее.

— Позаботьтесь о маме, — прошептал он так тихо, что я едва расслышала. — Обещайте, что вы обо всех позаботитесь…

Я открыла рот, не зная, что ответить, не желая давать обещание, которое могло бы успокоить больного ребенка, но повесило бы на меня такой долг, который вряд ли удалось бы потянуть и кому-то более сильному, не говоря уже обо мне. Но веки мальчика опустились, и он затих, не дождавшись моего ответа. Я сидела так еще какое-то время, по привычке смачивая тряпку и прикладывая к его лбу, а когда солнце поднялось совсем высоко и его лучи стали наискосок падать на пол, поняла, что моя работа здесь окончена.