Возвращение в Полдень - Евгений Иванович Филенко

– Для кого? – встрепенулся лиловый Мадон.

– Для обоих, – сказал Мурашов. – На том уровне чувствительности, что имеется у аппаратуры на борту «Тавискарона», провести между вами различия на молекулярном уровне не представляется возможным.

– Merde! – рявкнул синий Мадон. – Но ведь есть же еще эмо-фон! Не хотите же вы сказать, что у меня с этим жалким дубликатом одинаковый эмо-фон…

– У меня новости хуже прежних, – проронил Мурашов, пряча взгляд. – Видите ли, коллеги… вы, верно, путаете эмо-фон с психоэмом. Ведь что такое индивидуальный эмоциональный фон? Всего лишь сочетание слабых электромагнитных колебаний, условно отражающее переживаемый неким субъектом спектр сложно организованных эмоций. Что дает счастливую возможность людям со специальной подготовкой, вроде нас с вами, интерпретировать означенный спектр с известной долей достоверности. Никаких маркеров уникальности там нет. Это как клавиши рояля: два разных виртуоза способны сыграть на них один и тот же этюд, не исказив ни ноты и внушив стороннему уху иллюзию тождества. Dispeream,[28] да я встречал высших приматов, у которых эмо-фон был сложнее, чем у половины Европейской лиги футбола! Иное дело психоэм, сочетание эмоционального спектра с индивидуальными психологическими характеристиками, он также содержит отпечаток морфогенетической природы организма и уникален для всякого мыслящего существа.

– Что в свое время дало повод исследователям, столкнувшимся с маскерами, отказать им в разумности, – кивнул Кратов. – И сильно запутало нас.

– Отлично, – обрадовался Белоцветов. – Теперь мы знаем, как уличить самозванца.

– И с этим человеком я годами делил кров и стол?! – вскричал лиловый.

– Тебе не удастся сбить моего друга с толку! – огрызнулся синий.

– Так о чем это я, – сказал Мурашов смущенно. – У нас нет аппаратуры для сканирования психоэма. Никому как-то в голову не пришло, что вдруг возникнет необходимость отделять агнцев от козлищ.

– Агнец, – заносчиво произнес синий, – это, к вашему сведению, я, прошу не забывать!

– Да, – сказал Кратов, ухмыляясь. – Отсутствие сканеров психоэма – это упущение. Я обязан был предусмотреть такую ситуацию.

– Что за бред! – сказал синий с негодованием. – Консул, вы сами вытащили меня из Инкубатора… из этой, как ее, репродуктивной камеры. Вы не отходили от меня ни на шаг. В конце концов, вы обещали меня прикрыть!

– Уж не знаю, кто и с какой целью обрядил жалкое подобие меня в мой же скафандр, – сварливо заявил лиловый. – От которого я вынужден был избавиться, дабы сбить с толку всю эту подземную орду… И с какой целью вы, Консул, собрались прикрывать мою копию, не спорю, имеющую отдаленное сходство с оригиналом!

– Но ведь мы можем устроить вечер воспоминаний, – вдруг предложил Феликс Грин. – Будем припоминать какие-нибудь давние и особенно сокровенные эпизоды нашего совместного бытия. И тот из Мадонов, кто ошибется, будет объявлен фальшаком!

– Бред! – снова сказал синий. – А если я что-нибудь забыл по естественным причинам?

– Например, гостиничный номер в мотеле «Гусь Хрустальный Лапчатый», – сказал лиловый, неприятно усмехаясь.

Некоторое время синий Мадон таращился на него бешеным взглядом. Затем проговорил:

– Нет, не годится. Эта сволочь отчего-то помнит то же, что и я, и о чем я старался позабыть все эти годы.

– От сволочи слышу, – не замедлил с ответом лиловый.

– А что было в мотеле? – с неподдельным любопытством спросил Белоцветов.

– Хорошо, – вдруг сказал лиловый. – Прекрасно. Допустим, вы примете какое-то солидарное решение. Признаете этого парня, – он кивнул в сторону синего, – подделкой, шпионом инопланетян, чертом с рогами… верю, это не составит трудов… Что дальше, коллеги? Выбросите его на снег? Выведете и расстреляете из фогратора? А вдруг он и впрямь точная копия, не ведающая своего происхождения, и этим спектаклем с криками и угрозами всего лишь отчаянно пытается отстоять право на жизнь?

– Ну вот еще! – сказал Феликс Грин возмущенно. – Никто никого не станет расстреливать. Ведь так, Консул? – Он вдруг помрачнел. – Или… не так?

Кратов молчал.

– Успокойтесь, Феликс, – сказал Татор уверенным голосом. – Основополагающие принципы гуманизма никто еще не отменял. Верно, Кон-стан-тин?

Кратов молчал.

– Грузовой отсек номер два, – вдруг отверз уста Брандт, от которого никто и не ждал никаких реакций на происходящее.

– Бронированный, – с облегчением подхватил Грин. – Экранированный от всех видов излучения. С возможностью поднять дополнительную защиту в виде изолирующего поля.

Кратов выжидательно вскинул брови.

– Я должен сделать пояснение, Кон-стан-тин, – весомо промолвил Татор. – Этот отсек мы обычно используем для транспортировки физически нестабильных или биологически активных грузов с высокой степенью угрозы. В настоящей миссии он не используется.

– Важное уточнение, – сказал Грин. – Автономная система жизнеобеспечения. Санузел и умывальник. Атмосферные фильтры. На случай, если возникнет фантазия использовать отсек номер два в качестве спасательной шлюпки.

– Туда свален всякий хлам, – добавил Белоцветов. – Из ангаров и других отсеков.

– И атмосферные зонды, – хором произнесли оба Мадона.

После короткой паузы Татор заметил:

– Это было познавательно. Что ж…

– Подождите, – снова заговорил лиловый. – Неужели вы настолько легкомысленны? Да что с вами?! Гуманизм – это замечательно. А что, если двойника вам подсунули, чтобы уничтожить корабль?

– Вам? – уточнил Феликс Грин с громадным неудовольствием.

– Уничтожить корабль? – потерянно переспросил синий Мадон. – Да как же… Уничтожить – корабль?! Я инженер-навигатор, мне бы такое в голову не пришло!

Лиловый побагровел и досадливо сморщился.

– Не о том речь! – сказал он.

– О том, – жестко сказал Кратов. – Именно о том. Мы гуманисты. Сейчас освободим отсек от барахла, поднимем защиту и проводим вас туда до конца миссии. – Теперь он обращался исключительно к лиловому. – Вы ведь не имеете в виду совершать какие-то резкие телодвижения и необдуманные поступки?

3

Когда в очередной раз над горизонтом показался край мощного красного светила, голубое исполнило половину обычных своих фигур высшего пилотажа, а желтое напористо устремилось в зенит, Татор и Брандт подняли «Тавискарон» с насиженного места и по пологой траектории перебросили поближе к цели. Никто более не желал рисковать ничем и никем. Даже при том, что не наблюдалось никаких ограничений свободы, внешних воздействий, вообще ни тени стороннего внимания. Феликс Грин, перемещенный с командирского поста в свое обычное кресло третьего навигатора, незлобиво ворчал:

– Пустота и тишина! Мы никому не интересны. Нас демонстративно игнорируют, такое отношение даже обидно…

«Тави» легко для своей немалой массы опустился в знакомой уже котловине в прямой видимости «гиппогрифа». Инженеры без промедления подняли защиту, которой все же чуточку