Между Явью и Навью - Владимир Орестов

– Чем же он тебя подкупил? – недоумевал Веягор. – Уж не деньгами же?

– Серебром не обогатишься, – признал Ясновей. – Я десницей его стану, если задание выполню. Он молод, горяч, я же при нем порядок наведу. Лживых нахлебников за порог выставим, сильных и праведных переманим к себе. И рог твой – тому хорошее подспорье.

Веягор понимал, что ловушка с ним захлопнулась. Оружия нет, птицы против Ясновея не помогут – он живо их одной рукой отведет, а что до бури… Как прошлой ночью Стрибог испил Крива до смерти, так и Веягора не пожалеет.

Он снял рог с груди. Амулет под рубахой дрожал, да что толку – и без того ясно, что дело скверное. Вытянул руку вперед, мол, забирайте.

Ясновей пошел сам, ничуть не тревожась. Шагал неторопливо, птичьи черепа постукивали на груди. Веягор спрыгнул с телеги, встав перед старым жрецом. Когда рог лег в дряблую ладонь, младший жрец прошептал:

– Неугодное то богу дело. Не боишься наказания?

– Отчего ж неугодное? Думаешь, различает он нас? Уж не возомнил ли ты, что у него на особом положении?

– Что угодно можешь говорить, а всем татям одна дорога…

Договорить вновь не дали.

Веягор даже не понял, что произошло, только услышал свист, и оба стражника свалились наземь. Ясновей же взмахнул рукой, в последний миг отведя летевшую ему в глаз стрелу.

Лошадь от страха взвилась, ринулась на поваленное дерево. Обезумев, она не заметила коробейника и протащила телегу прямо по нему. Перевалилась через ствол, но телега застряла в ветвях намертво. Гаврила ловко перемахнул через дерево вслед за лошадью – никто на него не обратил внимания.

Напротив Ясновея теперь стоял десяток разбойников, которые накануне вроде бы умерли. Оберег на груди Веягора вспыхнул огнем и затрепетал пуще прежнего. Из-за спин вооруженных лучников неспешно выдвинулся Иван.

– Благодарю за помощь, – ядовито процедил он. – Но позволь забрать у тебя то, что причитается мне.

Он указал на рог в руке Ясновея. Старый жрец до того опешил, что выглядел даже покорным. Впрочем, с трофеем расставаться не спешил.

– Ты кто такой будешь? – спросил Ивана.

– Гибель твоя, – ответил тот, – скорая.

Еще одна стрела сорвалась с тетивы. Ясновей вновь отмахнулся, но Веягор, стоя к нему вплотную, увидел капли пота на морщинистом лбу. Обманчивая легкость, с которой старый жрец отводил удары, стоила ему дорого. И нужно было этим пользоваться.

– Он преследует меня, – едва слышно шепнул Веягор жрецу. – Помоги его одолеть, и рог – твой, а не то сведет меня в могилу.

Он тронул рог, но Ясновея так легко было не провести. Повесив добычу себе на шею, старый жрец распрямился во весь рост и вдруг ударил в ладони.

Веягор понимал, что последует дальше, но все равно удивился. От удара две сильных молодых березы сломало пополам и бросило на горстку разбойников. Раздались вопли, кто-то скрылся под распластанной по земле кроной, но бо́льшая часть приспешников Ивана развеялась, как и не было.

Их и впрямь не было.

Веягор дотронулся до амулета – вот как узнать об иллюзии! Ведь говорил монах о магии, а что такое морок Ивана, как не магия?

От удара спаслись двое разбойников и сам Иван, а Ясновей зашелся надсадным кашлем. В него вновь полетели стрелы – должно быть, и Ивану стало ясно, что жрец не так силен, а Веягор понял, что осталось у него несколько мгновений.

Он шагнул Ясновею за спину, обхватил рукой за плечи и сдернул рог. Растерявшись, старый жрец пропустил выстрел: стрела вонзилась ему живот. Он охнул, а Веягор, все еще прикрываясь бывшим другом, попятился.

– Говорил же – неугодное дело, – прошептал он Ясновею и толкнул его вперед.

Гаврила громко свистнул и высунулся из-за застрявшей телеги, тряхнув вожжами в кулаке. Веягор тоже свистнул, призывая птиц. Но и Ясновей не собирался сдаваться. Воронье сыграло ему на руку, приняв на себя стрелы Ивана.

– Уходит! – крикнул колдун, заметив, что Веягор добрался до телеги. – По нему стрелять!

Из леса по другую сторону преграды вышли двое мечников – совершенно настоящие, но оберег полыхнул на груди, и Веягор не остановился. Они бросились на него с занесенными мечами. Жрец проскользнул сквозь них – амулет обжег грудь – и увидел Гаврилу: он удерживал распряженную лошадь за вожжи и ловко согнулся, подставив спину под ногу Веягора. Жрец схватился за хомут, протянул мальчишке руку и на ходу затянул на спину кобыле. Она и без хлыста рванула вперед тряским галопом, так что Веягор едва держался, но уносила быстро.

Налетел ледяной ветер – слишком холодный для наступившего лета. Веягор ниже припал к холке лошади, Гаврила скрючился у него за спиной. Ничего не случилось: земля не разверзлась под ногами, не грянул гром и не рассыпались в прах деревья.

Просто умер старый жрец.

* * *

В деревне Веягор останавливаться не собирался, но провизией и оружием стоило бы разжиться.

Община тут жила большая, на три с половиной десятка дворов. Разглядев в грязном помятом всаднике Стрибожьего жреца, местные отвели их с Гаврилой к старейшине. Представился тот Власом, пригласил в дом – добротный пятистенок на подклети, с маленькой горницей. После ночи в лесу Веягор бы много дал, чтобы заночевать здесь, и засомневался: ну не пойдет же Иван в одиночку на целое село? А с другой стороны: догонит ведь, выследит на дальнейшей дороге, если остаться.

Гаврила держался стойко, только на кашу набросился, словно неделю не ел. У Веягора тоже живот подводило, но кусок в горло не лез. Он извинился, оставив мальчика доедать, а сам ушел аж до погребального кургана и встал у него на колени. Курган здесь был старый, высокий и обнесенный камнями. Веягор опустил рог на валун, покрытый мхом, окропил куриной кровью и своей добавил. Но молился дольше обычного – и за себя, и за Ясновея. Злые силы овладели старым жрецом к концу жизни, сбили со светлого пути, но Веягор знал его сызмальства и хорошо помнил добро.

Как закончил молиться, обернулся и вздрогнул: в десяти шагах стояла девчушка, Гавриле ровесница. Лицо у нее было маленькое, светлое, а глаза запали, как у больной.

– Прощения просим, господин. – Она потупила взгляд и сплела пальцы замком. – Не стала бы о помощи молить, но вижу, вы истинный жрец и бога своего почитаете.

– О какой помощи просишь?

– Отец мой давеча преставился, – ответила девчушка. – А жрец, читавший напутствие, как утром ушел, так с тех