Между Явью и Навью - Владимир Орестов

– Здесь я родился, – кивнул колдун на костер. – Здесь и переродился. Да, жрец, мы с тобой в одного бога веровали… когда-то.

– Так ты был жрецом? – удивился Веягор. – И что же произошло?

– Владыка наш с толкованием знаков ошибся, подвел князя, а того горе с ума свело, вот и прислал дружину, чтобы поквитаться. Жрецов изрубили, все, что горело, – сожгли. Я один в лес удрал, лицо мне пожаром изуродовало, ощупью до ручья добрался, там и думал умереть. Однако ж повезло мне, повстречал сильного человека, у которого зуб на князя имелся. Что он там со мной сотворил, чем опоил – не ведаю, только очнулся с чужим лицом. Князя-то я первым убил и с тех пор уже не останавливался.

– Разочаровался, значит, – понял Веягор, – что не заступился за вас Стрибог?

– На бога надеяться нельзя, – зло выплюнул Иван, оставив на шее Гаврилы тонкий порез. – Он порывист и неуправляем.

– И зачем тебе мой рог? Видел ведь, на что разбуженный Стрибог способен? И сам говоришь – неуправляем, безжалостен. Не боишься, что позовешь, а он тебя в пыль сотрет?

– Не боюсь. – Иван ухмыльнулся. – Так что снимай-ка свою побрякушку.

Веягор понял, что обхитрить колдуна не получится: он и впрямь готов мальчишку прирезать. Снял с шеи рог, вложил в протянутую руку Ивана. Тот осклабился, встал, потянув за собой Гаврилу.

– Слово сдержу, – пообещал он. – Отпущу мальчишку в двух верстах отсюда, если следом не пойдешь.

Сзади вдруг послышался топот с треском ломающегося валежника. Веягор обернулся и обомлел: навстречу ему бежал Гаврила, запыхавшийся, в руке – факел из тех, что указывали путь до кроды. Мальчик тоже увидел освещенного огнем своего двойника и замотал головой.

– Это я! – крикнул он. – Я – настоящий, не верьте ему! Вы меня брать не хотели, а я сказал, что дома жизни никакой мне не будет!

Веягор поверил. Обернулся и застыл: все капище полнилось Иванами: их было человек двадцать и каждый – точная копия настоящего. Веягор свистнул птиц, но они замешкались: им приказали напасть на Ивана, но на какого именно? А колдуны тем временем разбегались во все стороны, прочь от костра. Веягор попытался удержать одного из них, но лишь воздух ухватил. Амулет вспыхнул, задрожал.

Сова над головой вдруг сорвалась с ветки и, махнув крыльями, закрыла собой жреца – стрела, вылетевшая из леса, сбила ее в полете. Посыпались перья. Следом послышался вопль и хруст. Гаврила бросился на звук, Веягор – следом. Огонь факела выхватил из тьмы человека с разодранным птичьими когтями лицом: неясыть угодила ему в глаза, и он метался, подвывая и захлебываясь рыданиями.

Веягор ногой откинул подальше лук стрелка, хотя нужды в том не было – вряд ли он еще когда прицелится. Жрец опустился перед ним, схватил за горло.

– Где твоего господина искать? – рявкнул он и зашелся в кашле, от которого рот налился стальным вкусом.

– Не господин он мне, – взвыл стрелок. – И о планах своих не докладывал!

– Врешь! – Веягор схватил его за уши и большими пальцами надавил на глаза. – Говори, куда он пошел?

– В Киев! – заверещал разбойник.

– Почто?

– Испытание держать пред ведичами!

Веягор отпустил его, вытер руки о платье. Подобрал лук, снял с пояса стрелка налучье, прихватил тул и протянул Гавриле, но тот качнул головой:

– Не обучен я.

Тогда жрец выдал ему ножны, подаренные Власом, снял со стрелка пояс и затянул на Гавриле потуже. Пояс все равно падал на бедра, но держался сносно.

– Что это значит? – испуганно спросил мальчик, когда они выбрались на дорогу.

– Значит, надоела ему разбойничья жизнь, – ответил Веягор. – С его умениями да с моим рогом он испытание без труда пройдет и станет Владыкой Киевским, первым, к кому Великий князь за советом и помощью пойдет.

– А мы? – пискнул Гаврила.

– А мы того не допустим.

* * *

Семь верст шли без отдыха, стаптывая сапоги о каменистую дорогу. Веягор думал: уж Иван-то знает все короткие пути, обгонит неминуемо. Уже и Буреглав не казался жрецу таким злом, как тщеславный жадный колдун. Такого властью не развратишь – он и так развращен до предела. Опередить бы…

Гаврила неожиданно остановился, задумчиво взглянул в небо и коротко посвистел. Пестрая птаха, как и в прошлый раз, отозвалась мгновенно, клюнула его в щеку приветливо и запорхала впереди.

– Выйдем к реке, – объяснил мальчик, – и сядем на ладью. Теперь-то засаду устраивать некому.

Веягор потрепал его по волосам. Хорошо, когда хоть один из вас не занят мыслями о скверном будущем.

Амулет, к счастью, молчал. А через семь верст, аккурат к заре, и впрямь вышли к большому селению. Завидев великокняжеский оберег, их беспрекословно пустили на корабль, и с рассветом они уже шли вниз по течению под парусом.

Веягор чувствовал себя опустошенным – словно вынули сердце. Хотел принести Стрибогу крови, но не придумал, из чего сделать алтарь. Ладья шла плавно, от болтовни гребцов было шумно, дух царил веселый. Один жрец мрачно взирал на разбегающиеся волны и трогал амулет на груди.

С того самого мига, как поднялись на борт, Веягора колотил озноб и донимал неудержимый кашель. Уже и гребцы начали коситься на него опасливо: а ну как везет неведомую заразную хворь? Гаврила сходил к ним, что-то сказал, после чего глядеть они перестали, но и помощи не предложили. А Веягор в мучительном тумане размышлял, что, выходит, с рогом был он связан куда сильней, чем ему казалось.

Заморосил дождь. Ветер резко переменился, спустили парус, гребцы сели на весла, заскрипели надрывно уключины. У Веягора закололо в груди, амулет задрожал в предчувствии беды. Неужто до того Стрибог разгневался на неотмоленную помощь и похищенный рог, что решил гнев обрушить на жреца? Вдали загрохотало, голубой высверк расколол потемневшее небо. Ладью подкидывало и кренило набок, дождь застучал о палубу, мгновенно вымочив гребцов и путников.

А у Веягора в голове завыли голоса. Хохот мешался со стоном, кто-то звал на помощь… Это Гаврила, оказалось, схватил жреца за руку и повторял:

– Перевернемся!

Веягор не находил в себе сил ответить: что он может без рога? Просить униженно, умолять сжалиться Стрибога? Но в таком вое голос человечишки не расслышать, кричи не кричи. Остается ждать и надеяться.

С треском шторм вырвал несколько весел из уключин, смешав щепки с бурунами. Гаврила вжался в борт и, наверное, молился. А Веягор, напротив – по странному внутреннему велению встал, всмотрелся сквозь пелену дождя и увидел то, что было невозможно: на дальнем берегу стояла фигура в белом жреческом платье,