Церковь плененная. Митрополит Никодим (1929-1978) и его эпоха (в воспоминаниях современников) - Гусейнова

А потом, спрятав «бумагу», крадётся «огородами» в епархиальное управление на первую беседу с архиереем. Но так, чтобы не увидел о. Михаил…

Страх сидел у бывшего фронтовика и лагерника на клеточном уровне. Начало 1980-х годов. Храм апостола Филиппа, единственный из действовавших тогда в Новгороде, посещает группа французских туристов. Идёт вечернее богослужение; под сводами храма звучат уникальные новгородские распевы. Но не за этим пришли сюда французские провокаторы. Они стремятся уловить простодушных прихожан в липкую паутину агентуры. Прямо в стенах храма проводится идеологическая диверсия: агенты «Сюрте женераль» (туризм – это оперативное прикрытие) раздают молящимся бумажные иконки с изображением отъявленного монархиста, злейшего врага революционных масс – протоиерея Иоанна Кронштадтского! Да ещё причисленного к лику святых нашими недругами из Русской зарубежной православной Церкви (карловчане)!

Но отца Михаила на кривой не объедешь. Как писали тогда в стандартных характеристиках, «политику партии и правительства понимает правильно». Провокацию нужно пресечь на корню. Едва «лягушатники» вышли из храма, как двери были наглухо заперты, и пока народ не сдал все «вещдоки» о. благочинному, никто не мог покинуть «каноническую территорию».

… У англичан есть выражение: человек со «сломанной идентичностью». Как сказал поэт, «а нас сознанию учили в лагерях…» Так что можно понять и несчастного отца Михаила. А понять – значит простить…

Митрополит Никодим сделал много, даже всё, что было в его возможности, чтобы:

1) капитально отремонтировать переданную вместо Никольского собора, отданного атеистическому музею (!),– полуразрушенную Филипповскую церковь;

2) построить к Филипповской придельную Никольскую церковь, не существующую с XVIII века;

3) построить помещение для епархиального управления;

4) построить покои для пребывания митрополита [196] .

Митрополит Никодим благословил к храму апостола Филиппа пристроить придел в честь святителя Николая, просторный, светлый. Получился, в сущности, новый храм в Новгороде, в то время как власти дали согласие, как им казалось, всего лишь на ремонт старого храма апостола Филиппа. Возник конфликт. Чтобы его разрешить успешно для Церкви, владыка пригласил специальную комиссию из Управления по культуре, экспертное заключение которой воспрепятствовало намерению партийных властей Новгорода ликвидировать «незаконную пристройку».

Для митрополита Никодима богослужение было центром жизнедеятельности священнослужителя, его пастырским долгом. Этот долг побуждал его как можно чаще совершать богослужения, которые доставляли большое утешение и отраду пастве и ему самому.

Правда, некоторые оценивали это по-другому. Уполномоченный по Новгородской области писал в своём отчёте: «Никодим 1–2 раза в месяц проводит службы в церквах Новгородской епархии… Зажигаются все люстры, бра, и всем этим он руководит, собирая воедино красоту духовную, гармонию богослужения, осанку и выражения лиц и напыщенную важность телодвижений участников службы, чтобы всем этим оглушить верующих, возбудить у них благоговение на грани галлюцинации» [197] .

Иногда, после беседы с уполномоченным по делам религий, владыка доверительно говорил: «Я чувствую, что передо мной – бетонная стена. Будешь биться – лоб расшибёшь, и ничего не добьёшься». Станислав Ежи Лец (Польша) в те годы как бы развивал эту мысль: «Ну, допустим, пробьёшь ты лбом стену. Но что ты будешь делать в соседней камере?» Поэтому владыка искал, где мог, обходные пути.

Живя в эпоху, когда «запрещено было всё, кроме того, что было разрешено особым решением ЦК», владыка Никодим вынужден был включаться в закулисные игры, вести неофициальные переговоры, устраивать «хитрые обеды» с «нужниками» (нужными людьми), чтобы решить какое-либо дело в пользу Церкви. Он любил рассказывать историю про снабженца, который творил чудеса и мог доставать на базах любой «дефицит». Секрет снабженца заключался в том, что у него был нервный тик. Приходит он на базу и спрашивает: «Кирпич есть?» И вроде бы подмигивает заведующему складом. Тот подмигивает в ответ: «Найдём!» – «Древесина есть?» – «Конечно, есть!» и т. д.

Владыка Никодим буквально разрывался на две епархии. В напряжённые предпасхальные дни продолжительные богослужения шли каждый день – утром и вечером. Казалось бы, нет никакого просвета для отдыха. Но владыка и здесь находил «зазор», но отнюдь не для короткой передышки. Вечером под Великую Субботу он выезжал из Ленинграда в Новгород и в храме св. апостола Филиппа совершал «чин погребения» (Плащаницы).

Под утро возвращение в Питер, и снова на богослужение. А впереди – пасхальная заутреня, вторая ночь без сна… Протоиерей Борис Глебов – ответственный за организационную часть празднеств – едва выдерживал «марафон» и ко времени пасхального разговения обычно был уже на грани срыва. А святитель всё «наддавал жару», не замечая, что «стрелка манометра» уже давно зашкалила, и «котёл» может не выдержать…

Отдел внешних церковных сношений (ОВЦС) (1960–1972)

В те годы ОВЦС размещался на тихой улице Рылеева, 18/2, недалеко от станции метро «Кропоткинская». В «мирное время» это был Гагаринский переулок, известный старым москвичам по аристократическим особнякам. В Отделе работали люди «с биографией». Чего стоил один Александр Казем-бек (1902–1977), видный деятель эмиграции, репатриировавшийся в Советский Союз!

«Советы без коммунистов»

Предки Казем-Бека были туркменские ханы. Он любил рассказывать о том, что его прадед имел гарем с десятками жён. Его дед после покорения Средней Азии стал приспешником Скобелева, принял крещение и женился на графине Толстой. Дед Александра Львовича сблизился с духовенством. Его отец – Лев Казем-Бек, окончивший Пажеский корпус, вошёл в круг русской аристократии и был близок к церковным кругам. Революция застала Александра Львовича 16-летним юношей в Петербурге. В 1920 г. вместе с семьёй отца он через Финляндию отправился в эмиграцию.

Молодой Александр учился в университетах Белграда, Мюнхена, Парижа. Париж, конец гражданской войны, нащупывание новых путей. В начале 20-х годов ярко сияет восходящая звезда нового вождя – дуче Муссолини. Раб божий Александр увлёкся сильным человеком, он горел желанием стать русским Муссолини. Как неглупый человек, он, однако, понимал, что Россия имеет свой исторический путь и механически перенести сюда опыт фашизма невозможно. И вот в голове честолюбивого юноши возникает грандиозный план: соединить две русские традиции – монархическую и советскую. Так возникает партия «младороссов» – единственная партия русских эмигрантов.

Наиболее экстравагантной чертой этой партии была идея реставрации русской монархии во главе с законным претендентом на русский престол из дома Романовых – великим князем Кириллом Владимировичем, при полном сохранении всех форм советской государственности (Советами, исполкомами, народными комиссарами и т. д.). В то же время должна была произойти некоторая «подстановка»: Коммунистическую партию должна была вытеснить и заменить новорождённая партия «младороссов», ну, а место вождя – Ленина, Троцкого и тогда ещё только претендовавшего на эту роль Сталина – великодушно брал