Следы на воде - Лариса Петровичева

Оглушенная, ошарашенная, совершенно раздавленная и опустошенная, Алина скорчилась, обхватив живот руками, и застонала. Мама… Папа… Миша… Неужели? Так пусто ей не было даже тогда, когда из этого самого (или совершенно другого) двора ее увозили в дурку. Слезы полились по щекам горячими струйками, падали на землю, и пыль там сворачивалась шариками; Алина не замечала этого, не осознавала, что плачет. В голове билась одна-единственная мысль: да как же они могли?

Или все было правильно? И отказавшись от самой себя, она утратила всякую связь с тем, что любила и считала своим? Или — об этом страшно было думать, но она подумала — родители и брат почувствовали только облегчение от внезапного исчезновения приемной дочери?

Алине казалось, что сейчас она умрет, захлебнется в нахлынувших чувствах. Может быть, это — лучший вариант для бывшего бога…

Это подавляет

…который теперь не имеет ни друзей, ни семьи…

Это слишком

…которому больше некуда идти.

Она не умерла. Спазм, скрутивший живот, исчез, и Алина даже смогла выпрямиться и оглядеться. Через двор шли люди, и чьи-то дети уже оседлали новенькие качели. Алина прерывисто вздохнула и утерла слезы. Вдруг кто-то подойдет и спросит, все ли в порядке.

К ней действительно подошли. Но не по аккуратной тропинке в японском стиле, которую еще не успела изуродовать местная детвора, а через коридор.

Провозвестник, одетый во что-то невесомо летнее, выпрыгнул из лаза и присел на скамеечку напротив. Алина устало посмотрела на него (шок от встречи-невстречи с семьей не оставил сил даже на удивление по поводу того, что старые сны возвращаются), отметила, что Второй архангел вроде бы похорошел и спросила:

— Где Дэн?

Провозвестник пожал плечами.

— Где-то. Точной карты коридоров ни у кого нет. Слишком крупная сеть. Но он жив, — архангел усмехнулся и машинально потер левую сторону груди, — что ему сделается.

— Вам тоже, — едко добавила Алина. Провозвестник кивнул.

— К моей великой радости.

Помолчали. Алина с преувеличенным вниманием рассматривала свои ногти, обломанные и грязные.

— А моя семья?

— А вы уже сами обо всем догадались, — спокойно ответил Провозвестник и вытащил из кармана пачку сигарет. — Изменяя себя, мы изменяем мир. Угощайтесь.

«Корсар». С вишневым вкусом. Кто бы мог подумать, что великому духу нравится женское курево.

— Я не курю, — помотала головой Алина. Провозвестник пожал плечами.

— Странно. Такая жизнь, какую вы вели, весьма способствует, знаете ли.

— Я в кабаке пела, — устало вымолвила Алина. — Голос нельзя портить.

— Потрясающе, — произнес Провозвестник, щелкая тяжелой серебряной зажигалкой. Пламя почему-то было белым. — Но разве вы не замечали, что ваша реальность изменилась? Например, Гендальфа играет Шон Коннери. А раньше был кто?

— Маккеллан, — упавшим голосом произнесла Алина, глядя, как слетает с сигареты пушистый пепел. — Маккеллан…

— Именно, — кивнул Провозвестник, удовлетворенно выпуская дым в крышу беседки. — А вы теперь действительно Анна Алтуфьева, хотя и четырнадцати лет. Таковы последствия действия свободной воли: отсутствие прошлого — вернее, в вашем реальном прошлом больше нет вас; исчезновение единственного существа, которого вы действительно любили, и полная свобода от всех привязок.

Гендальфа играет Шон Коннери. Если это самое крупное изменение, то Слава Богу, а если нет? Что еще новенького, а, Алина? Америкосы не тронули Ирак?

Алина затравленно огляделась, чувствуя, как бьет в висках кровь. Провозвестник взял ее за руку, и Алина ощутила моментальное успокоение и некоторое отупление — словно в больнице после укола.

— Возвращайтесь домой, Анна, — мягко сказал архангел. — Общежитие ваше очень неплохое. Сын Дато опять через месяц откроет кафе, и живая музыка придется вам весьма кстати. Не дичитесь, найдите новых друзей. Маруся, кстати, относится к вам замечательно. И продолжайте учебу, — он вздохнул и щелчком отправил окурок за пределы беседки, — может быть, это сейчас для вас самое необходимое. А свобода — это ведь не так плохо, как кажется. Вот и пользуйтесь ею.

Алина вскинула глаза и взглянула на Провозвестника. Почему-то кожа на его лице, бледная и гладкая, показалась ей ненастоящей.

— Домой? — переспросила Алина. — Домой?

— Я не знаю, как еще назвать, — пожал плечами архангел. — Но: это сделали вы сами. Поэтому Совет так тянул вас к выполнению Миссии, — Провозвестник обвел рукой двор. — Мы не хотели такого поворота.

Алина помедлила, а потом, глядя Провозвестнику прямо в глаза, с нажимом проговорила:

— Мир переменился весь? И я этого не поняла? — она сделала паузу и добавила: — И много тут нового?

Провозвестник усмехнулся.

— Конечно, каких-то кардинальных перемен не произошло. Видите ли, вариаций миров великое множество, но различаются они в деталях. Представьте, — на его тонких губах появилась мечтательная улыбка, — десять тысяч Тул и Ярославлей, их населяют одни и те же люди с немножко разной судьбой и обстановкой. Десять тысяч вариантов вас. Алина, Анна, Анастасия, Алиса, Августа, Алла, Анжелика… И только вы одна из этих десяти тысяч можете трансформировать реальность. Ничего жизненно важного. Но Гендальфа играет Шон Коннери. А Буша выберут на второй срок, с минимальным отрывом от Керри.

Алина молчала. Мысли и ощущения словно бы парализовало. Краем сознания она представила себя телом без души, которое сидит на лавочке и тупо смотрит по сторонам: вот на спинке беседки вырезано «Фроловы — м***ки», вот жучок ползет по штанине Провозвестника, вот ворона кость долбит.

— Любая такая трансформация сказывается на существующем положении вещей скорее негативно, чем положительно. Одного одаренного парня, который мог не только менять миры по своему вкусу, но и путешествовать по ним, пришлось устранить физически. Сам того не ведая, он подошел вплотную к той грани, за которой начинается Ничто Абсолютное. При этом он был всего лишь человек, талантливый самоучка. А вы — Совершенный. Когда Узиль схватил пинка от вас, то сдвинулась ось миров, и мы представить боялись последствий вашего Выбора. Невыбора, впрочем, тоже.

Он замолчал, словно устал говорить или решил, что сказал достаточно. Где-то рядом, в кустах, радостно щебетала невидимая птичка, а Алине было плохо, как никогда. Больно. Мерзко.

— Мне трудно вас понять, — тихо сказала она. — Я не вижу никакой логики. И все как будто из кусков. Лоскутное одеяло.

Провозвестник понимающе качнул головой. Алина заметила в его волосах упавший с ветки сухой темно-зеленый листочек.