Следы на воде - Лариса Петровичева

— У вас есть планы на будущее? — спросил Трубников, пригубив коньяку из стаканчика-наперстка. — Например, записать альбом?

Алина пожала плечами.

— Не знаю. Честно говоря, я пою всего десять дней.

— Нравится петь? — спросил Трубников проникновенно.

— Это работа, — просто ответила Алина. Почему-то ей было не по себе, словно взгляд журналиста, одновременно мягко-ненавязчивый и пронизывающий, проникал прямо в мозг. — К тому же не слишком трудная.

В кафе зашла супружеская пара и заказала куриный шашлык. Жена двигалась с великой гордостью, демонстрируя четырехмесячный живот. Музыканты продолжали играть инструменталку.

Алине казалось, что прекрасный весенний мир застыл в ожидании чего-то.

— А сколько вам лет? — поинтересовался Трубников.

— Семнадцать, — назвала Алина свой паспортный возраст и прочитала в глазах журналиста «Не ври».

— И как семья смотрит на то, что вы играете в кабаке?

Алина вздохнула и выдала Трубникову историю номер раз: мама после смерти отца вышла замуж и вместе с отчимом принялась закладывать за воротник, а выпив, била ее. Вот почему она, Алина, убежала в город, к тетке, где умудрилась поступить в институт, а тетка требует плату за стол и квартиру, вот и приходится подрабатывать, и ей повезло, что Дато добрый и особо ее не нагружает в будни. Для особых случаев имелась история номер два о мачехе, которая выгнала падчерицу из дома, а до этого издевалась похлеще гестапо: тут следующим номером программы становился ожог на запястье, который Алина якобы получила от злой бабы (на самом деле — во время работы поваром). Как правило, это был очень трогательный рассказ, но Алина пользовалась им редко.

Трубников выслушал ее с подчеркнутым вниманием, сочувствующе кивая, а потом сказал совершенно не в тему:

— Знаете, Алина, я думаю у вас впереди достаточно интересная и наполненная событиями жизнь.

Алина горько усмехнулась, и Трубникову вдруг показалось, что она не моложе, как он решил вначале, а гораздо старше.

— Она уже интересна, — ответила Алина. — Дальше некуда.

Борис никогда не брал попутчиков.

У мамы было несколько правил на его счет с давних-предавних пор. Не перечить (не спорить, не грубить, не ставить из себя, не шляться где попало допоздна). Быть хорошим мальчиком (смотри «Не перечить»). И не заставлять маму нервничать, так как у мамы больное сердце. Если ты променяешь поход с мамой на рынок на беготню по стадиону, то этим ты ее огорчишь. Если ты выберешь в жены девку, которая не нравится маме, то этим нарушишь все заповеди сразу. Если ты будешь брать попутчиков, то тебя могут ограбить и убить, а это разобьет сердце мамы, сам понимаешь. В общем, мама положила жизнь на твое воспитание, должен же ты быть благодарным.

За глаза сослуживцы интересовались (особенно, когда мама звонила Борису на работу узнать, хорошо ли он поел), как же он вытирает задницу без живого маминого участия.

Видимо поэтому, увидев черноволосую девчонку с рюкзаком, которая вскинула руку, увидев его «десятку», Борис остановился на обочине.

— До города, — сказала девчонка, открыв дверь, Борис окинул взглядом ее худенькое тело, усталое личико, пробивающиеся огненно-рыжие корни волос и майку с изображением уродца и надписью «Главное, чтобы костюмчик сидел» и промолвил:

— Садись.

Девчонку звали Анной, и это было все, что она сообщила о себе. Борис подозревал, что попутчики трепливы, но Анна словно бы приняла правила игры его мамы и не открывала рта, замерев в кресле и утомленно глядя в окно. «Сколько она так стояла на солнцепеке?» — вдруг подумал Борис, поглядывая в ее сторону, но ничего не сказал.

Трубников оказался пророком. Жизнь Алины резко переменилась буквально через два дня, когда нанятые местным «бригадиром» киллеры расстреляли Дато прямо в упор в кафе. Дерзкое убийство так и не было раскрыто, а наследники покойного закрыли заведение, и Алина оказалась на улице.

Потом хозяйка квартиры, дама в целом деликатная, выдала замуж любимую дочку и попросила Алину освободить помещение в двухнедельный срок. Алина переехала в институтскую общагу перед самой сессией, и там оказалось совсем не так плохо, как она считала раньше. Соседкой Алины была второкурсница Маруся Коваленко, хлебосольная хохотушка и умница, и благодаря ее конспектам Алина сдала экзамены на «отлично». Затем Маруся уехала в родной Херсон, и, проведя два дня в каком-то спокойствии светлого одиночества, Алина вдруг поняла: домой.

Раньше, в тоске и рутине школьных дней и постоянных семейных скандалов, Алина думала, что ее дом — самая настоящая тюрьма: без свободы, без собственных мыслей. Чтобы понять, что дом был «местом, где свет», ей понадобилось потерять его.

Теперь надо было вернуться.

Денег не хватало даже на треть пути. Алина решилась на автостоп.

Конечно, она боялась. О пропавших и найденных потом мертвыми автостопщиках чуть ли не в каждой газете содержались душераздирающие истории. Но стоило выйти на трассу и вскинуть руку, как весь страх ушел, словно его изгнала чужая могучая воля, что тянула Алину домой.

Мама, наверно, постарела…

Алине повезло сразу: первый же затормозивший дальнобойщик, мужчина с ослепительной золотозубой улыбкой довез ее аж до границы области, а услышав «историю номер два», долго и гневно говорил по поводу всяких гадов и на прощание с извиняющимся видом протянул Алине пятьдесят рублей. Вариантов их использования было два: купить билет на автобус до Тулы (это была бы почти четверть пути) или поесть в придорожной кафешке (а не ела Алина почти сутки). Вздохнув, она потратила деньги на котлету с картошкой и чай, а утолив голод, снова вышла на дорогу.

Они будут ей рады. Действительно рады. Мама будет накрывать на стол, а папа отвернется к окну, чтоб никто не заметил в его глазах предательской влаги. А она расскажет, что учится в институте и сессию сдала на «пятерки», что живет в общежитии и даже работает.

В Тулу Алина попала только через четыре дня, причем два из них она шла пешком. К счастью, было тепло, и вопрос о ночлеге отпадал. Алина, словно обитательница фавелы, спала на земле, подложив под голову рюкзак; как говаривала ее бабушка, «летом каждый кустик поспать пустит». Наутро, разумеется, не было места, которое не болело бы и не ныло, но Алина все шла и шла.

И, конечно, они ее простят. Простят и не будут ругать.

В Туле шел дождь, а зонтика у Алины не было. В какой-то забегаловке, слишком крошечной для названия, она на последнюю мелочь купила булку с сосиской и кофе, пахнущий картоном, и, поев, вышла на улицу — абсолютно свободная, легкая, без денег, мыслей, привязанностей.