Подвиньтесь, босс! - Елена Золотарева

«деликатно» общались: максимум толкнули и отпустили пару едких шуточек про мой внешний вид.

Как ни странно, я спокойна. Возможно, это трюки психики, и истерика случится позже. Но сейчас мне нравится мое состояние. Я не боюсь этих людей, смотрящих на меня как на дерьмо, мне не хочется плакать. Меня не мутит, как ночью, а сердце больше не щемит. Кажется, что я сплю, потому что в жизни так не бывает. Полное отстранение, полная тишина в голове.

Меня ни о чем не спрашивают, меня будто нет. Трое мужчин, сидящие за разными столами, лениво елозят компьютерными мышками, попивая свой кофе, и иногда перебрасываются короткими уточняющими вопросами. Лишь раз они удостоили меня своего взгляда, когда я, в своем концертном платье, абсолютно не подходящем этому месту, входила в кабинет.

Наверное, это прием такой у полицейских: привести подозреваемого и ждать, пока он сам заговорит. Окей. Пусть ждут. На меня эта тишина не давит, так что помолчим. Тем более, что сказать не знаю, а, если заговорю, двух слов не свяжу. Лучше молчание.

Наблюдаю за секундной стрелкой настенных часов, что беззвучно отсчитывают время мое жизни, и как только часы показывают ровно девять, дверь кабинета распахивается.

Высокий стройный мужчина, одетый в идеальный черный костюм и начищенные честеры, с идеально уложенными волосами, с идеальными руками, ногтями, идеальной походкой проходит через кабинет и останавливается рядом со мной.

— Владислав Олегович Пономарев, — сообщает мужчина, предъявляя свои документы следователю.

Отпечаток борзости на его лице мгновенно стирается. Он нервно поправляет ворот водолазки, пару секунд ерзает в кресле, играет желваками, но быстро собирается. Взгляд хозяина положения возвращается, но по напряженным плечам видно, как тот нервничает.

— Я представляю интересы Коленкиной Елены Тимофеевны.

Судорожно сглатываю. Хмурю брови, еще тщательнее пытаясь рассмотреть этого идеального Пономарева Владислава Олеговича. Наверное, это ошибка какая-то!

Чувствую свежий аромат туалетной воды, ощущаю его спокойствие и уверенность, пока тот идеальными пальцами открывает свой идеальный кожаный портфель и достает документы. Наверное, составленные тоже идеально.

Пока пытаюсь прочесть, что в них, упускаю нить напряженной беседы, и прихожу в себя лишь тогда, когда передо мной сверкает золотом тонкая ручка.

— Елена, подпишите, — просит этот человек и пальцем указывает нужную строчку.

Внимательно читаю документ и ставлю подпись под словами, что обязуюсь не покидать пределов города, пока идет следствие.

— Лена, идемте! — мягко зовет Владислав.

Не чувствуя тела, поднимаюсь со стула. Хорошо, что я не на каблуках, иначе, упала бы. Кстати, не помню, где они? Попала в камеру я уже босая…

— Позвольте узнать, кто это у нас такой щедрый? — скалится следователь, откинувшись в кресле, — не для протокола, конечно.

Мой «представитель» вместо ответа дежурно улыбается, открывая мне двери.

— Не братец ли потерпевшего? — играет бровями гад, не сводящий с нас взгляда.

Застываю на месте, и камень, тяжелый и основательный, засевший в моем сердце со вчерашнего вечера, падает. Потерпевший. Не скончавшийся! Слава тебе, Господи! Серж Жив!

— Лена, идемте, — мягко подталкивает меня в спину, Владислав.

— Учтите, ему ваши услуги тоже могут понадобиться! — бросает следователь, на что мистер «идеальность» снова никак не реагирует.

Выходим в узкий коридор и, не останавливаясь, движемся до конца, спускаемся по лестнице, проходим холл, кишащий разномастными посетителями.

Я хочу остановиться, чтобы поговорить с этим человеком, узнать, кто он, поблагодарить, в конце концов, но он не дает мне шанса, постоянно подталкивая меня, будто хочет поскорее увести отсюда.

А что если…

Меня бросает в жар, и я замираю. Что если это человек Марка? Ведь вчера он приходил в «Игуану», просил убраться из жизни Давида, угрожал…Подставил, и когда все улики указали на меня, выкрал, прикрываясь подпиской о невыезде, и теперь вообще решил от меня избавиться!

Взбодренная адреналином, резко оборачиваюсь и ищу глазами сотрудников полиции, кого могла бы позвать на помощь. Чувствую себя беспомощной дурой, понимая, что они-то меня точно спасать не будут. Пячусь назад, но сразу же упираюсь спиной в стену.

— Лена, вам нехорошо?

Мужчина, сопровождающий меня, смотрит обеспокоенно, и взгляд этот кажется искренним, но от этого становится еще страшнее.

— Вы кто? — пристально всматриваюсь в карие глаза и замечаю в них каплю раздражения, — кто вас нанял?

— Лена, успокойтесь! — он мягко водит руками прямо передо мной, чем наоборот вызывает раздражение, — Давид попросил помочь вам. Он уже ждет вас снаружи.

Не стал бы он нанимать для меня адвоката. Он уверен, что это я накачала его брата, он думает, что я виновата во всем! И не будь дурой, Лена, это все игры его дяди.

— Лена, — нетерпеливо выдыхает Владислав, — мне не за чем вас обманывать.

Мужчина лезет в нагрудный карман, а я замираю. Вдруг, он сейчас на меня наставит пистолет, и мне придется с ним пойти? Может, лучше обратно в камеру?

Но вместо пистолета, Владислав достает мобильный и кого-то набирает.

— Влад! — узнаю голос босса, и мурашки разбегаются по голым рукам, — где Лена?

— Выходим, — с усмешкой отвечает мужчина, указывая глазами на выход.

А что, если Давид сам решил меня наказать? Ведь Марк сделал все, чтобы все подумали, что виновна я!

— Лена! — тоном с нотками металла давит адвокат.

Отталкиваюсь от стены и плетусь к выходу. Чувствую себя так паршиво, что хочется сложиться пополам. Как Давид будет смотреть на меня, уверенный в том, что это из-за меня его брата увезли в реанимацию? Как я буду дальше жить со всем этим? Да, мир не справедлив, люди безжалостны, но чувствовать все это дерьмо и несовершенство мира на собственной шкуре, слишком тяжело.

Слезы одна за одной начинают стекать по щекам. Я не реву, не всхлипываю, я просто плачу. Беззвучно. Потому что все равно меня никто не услышит.

Выходим за пределы каменного мешка, в котором калечатся жизни людей. Тяжелая металлическая дверь резко захлопывается, заставляя подпрыгнуть. Я ступаю босыми ногами по холодному асфальту. Кожей чувствую мелкие камни, мусор, но я не смотрю под ноги. Пытаюсь найти глазами его, человека, чей брат не погиб сегодня ночью, и в покушении на жизнь которого обвиняют меня.

Сквозь влажную пелену вижу до боли знакомую фигуру и сердце болезненно трепещет. Я замираю, потому что боюсь встречи с Давидом. Не понимаю почему, но я чувствую, что разочаровала его. Он не поверит мне, не простит. Где-то глубоко хочется истерически смеяться. Наверное, вот так