Человек маркизы - Ян Вайлер

Топор стоял позади него в прихожей и поблёскивал лезвием. Похоже, за ним хорошо ухаживали. Вероятно, у хозяина не было автомобиля, и он весь был сконцентрирован на полировке топора. Если я что и усвоила в Рурском бассейне, так то, что хорошая автополитура может сделать человека счастливее, чем кругосветное путешествие.

– Мы только хотели спросить, не интересуетесь ли вы, к примеру, маркизами. Для балкона. У вас ведь её нет. Маркизы.

На какой-то момент казалось, что человек напряжённо думает, на его видимых мозгах и правда появились морщинки. Потом он, к нашему удивлению, прохрюкал:

– А, маркетингуете! Разъезжие торговцы! Входите и покажите ваш товар лицом. Тогда посмотрим.

Он отступил в сторонку, и мы робко прошли впереди него в гостиную, обстановка которой представляла собой нечто среднее между «комнатой ужасов» и пыточным подземельем. Как и во множестве других гостиных, которые я видела в то время, этот господин Шроер имел журнальный столик с плиточной мозаикой, этот столик можно было поднимать повыше и опускать пониже. На столе валялось множество табачных крошек и керамический череп, служивший этому ландскнехту пепельницей. По телевизору шло шумное дневное шоу, его многие включали в это время. Там некий Ульрих как раз жаловался, что хотя он и платит за Сабину, но она его к себе не подпускает, в отличие от Лотара, который просто негодяй, о чём Сабина ещё узнает. Этот разухабистый сценарий по ящику находился в непревзойдённом диссонансе с мрачной обстановкой Р. Шроера. Он смёл табак через край стола своими могучими лапами и проворчал:

– Выкладывайте, что у вас. Пить хотите? У меня есть свежая холодная вода из плодородного источника. Подкрепление для странствующих.

– Э, спасибо. Да, с удовольствием, – сказал Папен.

После этого жуткий лысомозгий выключил телевизор, протопал в свою кухню, и потом мы услышали, как он наливает нам воду из плодородного источника водоснабжения города Виттена.

Он вернулся с двумя полными стаканами и поставил их на столик. Потом рухнул на свой чёрный кожаный диван, утомлённый так, будто прискакал верхом из Гондора.

– На здоровье, вот ваш напиток, да освежит он вас. Итак, что вы можете предложить?

Папен робко извлёк образцы из сумки и завёл свой рекламный трек. Он инстинктивно пытался подстроиться под речь своего собеседника, и у него неплохо получалось. И хотя я боялась этого парня, мне пришлось подавлять смех, когда Папен говорил:

– Всё, что я могу вам предложить, это тень. Бесценное затенение, по которому так тоскуешь, когда солнце прожигает мозги.

Он смолк и замер. На краткий миг в помещении воцарилась вероятность того, что Р. Шроер перевернёт столик, чтобы ринуться на моего отца и вырвать сердце у него из груди. Но он лишь поглядывал своими маленькими глазками, и я быстро перехватила инициативу у моего перепуганного отца.

– Вы могли бы ещё увеличить царство тени, которое несомненно представляют собой ваши покои, пока вечер не перехватит у луны скипетр света.

Господин Шроер погладил свою бороду.

– И представьте себе, вы могли бы насладиться кружкой свежего пива под защитой этого крова. С видом на ваши владения.

Это представление явно понравилось клиенту. Он подался вперёд и пощупал ткань между пальцами. Наклонив при этом голову, он предоставил нашим взорам свой якобы разверстый череп. Мы зачарованно смотрели на него, и этот вид показался мне ещё более сверхъестественным, когда я увидела вену, которая пульсировала за его виском. Казалось, мозг бьётся в лихорадочном размышлении. Мой отец собрался с силами и добавил:

– К тому же у вас есть выбор. Между моделями «Копенгаген» и «Мумбай».

Упс.

– И сколько стоит всё удовольствие? – прогнусавил Шроер, сразу выпав из роли, что принесло Папену огромное облегчение.

– При вашем размере балкона двести евро, – сказал он.

– Двести талеров, – строго поправил его Шроер.

– Талеров. Конечно, талеров, – старательно исправился мой отец. – Двести талеров, причём ни одного дополнительного кройцера за поставку и обслуживание, – быстро добавил он.

– «Копенгаген», – мрачно сказал Шроер. – Мне думается, он станет моим кнехтом, ответственным за тень.

– Очень хорошо, – сказал мой отец, доставая из сумки бланк договора, а из кармана куртки шариковую ручку. Он сел и сказал: – Тогда мне потребуется ваша фамилия для наряд-заказа.

– Ромуальд Воитель.

Папен осторожно засмеялся:

– Нет, ваша настоящая фамилия. Та, под которой вы зарегистрированы.

– Ро-му-альд Во-и-тель.

– А у двери написано Р. Шроер, – попытался возразить мой отец миролюбиво и немного иронично.

– Он мёртв.

Тут мы оба запаниковали. Отполированный топор.

– Как вы сказали? – спросил мой отец.

– Это смехотворное прозвание я давно оставил в прошлом. Пишите: Ромуальд Воитель, город Драхенбург в стране Элизии.

Рональд Папен растерянно почесал голову и сказал:

– Я бы сделал это незамедлительно, господин Воитель, но ведь я предоставляю всю отчётность в финансовые органы. А там сидят люди, решительно лишённые чувства юмора, в отличие от нас с вами.

– Что это значит? – прогремел Ромуальд. – Ты что, думаешь, я шучу? Негодяй! Бесславный оборванец! Хочешь попробовать на своей шее мой топор?

– Да не хотелось бы, – сказал мой отец и стал медленно подниматься.

– Тогда пошёл отсюда! И прихвати своё бестолковое подмастерье, пока я не раскроил ей башку как кочан капусты, – прорычал Ромуальд Воитель.

Я думаю, ни до, ни после того мы так быстро не бежали к нашей машине. И ещё многие километры рёв этого обильно татуированного героя эхом отдавался в наших головах.

Такие стремительные обломы были редкими, но памятными и всегда сопрягались с особыми обстоятельствами. Так же было и в семье Тольксдорф в Ваттеншайде. Нас могло бы удивить, как быстро они открыли нам дверь. Как будто стояли и поджидали нас. Да так оно и было.

Перед нами сидели в гостиной господин и госпожа Тольксдорф, оба лет тридцати и подчёркнуто дружелюбные. Женщина время от времени вставала, хлопоча о невидимом младенце в соседней комнате. Её муж, Гартмунд, очкарик, тонкие пальцы и толстый нос, внимательно слушал, как мой отец расписывал ему преимущества «Копенгагена». Не потребовалась ни одна из наших испытанных историй, и цена, казалось, тоже не беспокоила Тольксдорфа. На самом же деле он только того и ждал, когда нить разговора перейдёт в его руки.

Этот момент наступил, когда мой отец, всё больше дивясь тому, что Тольксдорф не задаёт никаких вопросов, не высказывает сомнений и не выстраивает сценариев обороны, достал бланк заказа. И только он хотел уже приступить к его заполнению, как Тольксдорф хитро спросил:

– А нет ли у вас интереса к встречному бизнесу?

– А чем вы занимаетесь? – ответно спросил Папен, и вот он уже находился в лапах супругов Тольксдорф, которые в течение следующих двадцати