Тропинкой человека - Евгений Щукин

И замолчал. Мол, понимай, как хочешь.

— Он что-нибудь говорил тебе о своих планах?

Я отрицательно покачал головой. Потом решил, что хорошо бы включить звуковое сопровождение:

— Он никогда не рассказывал мне о себе или о том, что собирается делать.

— А о других Избранных?

— О ком?

— О других… вампирах.

— Я не спрашивал. Однажды зашел разговор, но Борис сказал: поймешь в свое время.

Фаргел кивнул.

— Это похоже на него. Ты знаешь, почему он выбрал тебя?

— Я пожалел его. Думаю, причина в этом. Других идей у меня нет.

— Пожалел? — Фаргел выглядел заинтересованным.

Обреченно вздохнув, я принялся рассказывать историю моего превращения. Надеюсь, в последний раз излагаю. Под конец повествования в голове родилась мысль:

— Фаргел, а у вампиров — есть дети?

Глаза Старейшего как-то странно блеснули:

— Нет, мы не способны к воспроизводству таким образом. Вы, новички, и есть наши дети. Приходите в наш мир беспомощные, напуганные. Не знаете элементарного: правил, законов поведения; структуры общества, в котором оказались. Мы присматриваем за вами. Новички могут наделать глупостей, попасть в беду… дать смертным очередное доказательство существования вампиров.

У-ух! Интересно-то как!! Мысли, беспорядочно вспыхивающие в ментальном пространстве, разом запросились на язык. Последний обиделся и отказался повиноваться.

Фаргел наблюдал за мной с нескрываемым интересом.

Ну, пойдем по порядку:

— А я — никаких законов не нарушил?

Он улыбнулся.

— Суди сам. Правило первое: не оставлять улик. То есть прятать то, что осталось от твоего обеда: каждый волосок, каждый обрывок одежды, — прятать так, чтобы не нашли как можно дольше.

Правило второе: как можно тщательней скрывать то, что мы есть. Это вопрос самосохранения: мы почти бессмертны, но, тем не менее, нас можно убить. Истории о нас дошли до этого времени в виде слухов, легенд, сказок, которыми пугают маленьких детей. И в которые когда-то верили сами.

— Раньше в это верили? — изумился я.

— Верили тысячелетиями. Люди знали о Бессмертных, но что они могли нам сделать? Ситуация изменилась совсем недавно — сто-двести лет назад. Оружие смертных стало по-настоящему опасным. Нам пришлось вмешаться.

— И что вы сделали? — с внутренней дрожью спросил я.

— Мы сделали Голливуд. Именно с нашей подачи стали выпускать фильмы ужасов. Теперь рассказам о вампирах уже никто не верит. Костоломные боевики люди начали создавать сами: в смертных всегда пряталось много звериной ярости.

— А в нас? Разве вампиры не мыслят, как люди?

— В нас? — Фаргел снова улыбнулся. — Только в самых молодых, пока жажда берет вверх. Позднее — все проходит. Выживают те, кто оказывается сильнее страстей. Остальных выслеживают люди.

— И — убивают?

— И убивают. Уже много сотен лет существует общество охотников за вампирами. Этих людей очень трудно найти. Чем они занимаются, не знают даже самые близкие. Охотники выслеживают нас, находят укрытия. И приходят днем.

По моей спине пробежала струйка холода. Расширилась, заледенила позвоночник. Я поежился. Будет обидно, если и меня прихлопнут за кампанию.

— А что, сами вампиры их поиском не занимаются?

Так, я за кого играю? За вампиров или за нормальных людей? Но не за охотников, это уж точно!

— Почему же? Еще как занимались. Но, должен сказать, все попытки оказались неудачными. У каждого из этих людей стоит мощный телепатический блок: мы просто не замечаем охотника: не слышим его мыслей, не чувствуем переживаний. Благодаря этой защите они могут подобраться очень близко. Зато мы можем их услышать — и уж тогда!

Фаргел резко сжал пальцы в кулак. На какую-то секунду замер — и продолжил вполне будничным тоном:

— С другой стороны, есть ли у нас право злиться на убийц? Сами давным-давно убиваем. К тому же охотниками становятся только те, чьи близкие погибли, встретившись с вампиром. Сомневаюсь, что на их месте я вел бы себя иначе.

— Ты сочувствуешь охотникам?

— Их можно понять. Они солдаты, а не палачи. Сильные, волевые люди. Противника можно не любить, но уважения они заслуживают.

— Предпочитаю уважать их на расстоянии.

Фаргел засмеялся. Смех был низким, добродушным, приятным.

— Я тоже. Поверь, они были бы рады это услышать.

— Им так важно уважение вампиров?

— Сомневаюсь. Скорее, было бы приятно, что вампиры их опасаются.

— Почему?

— Потому что они знают все о наших возможностях. Передвигаются сформированной группой, в которой понимают друг друга по взгляду. Используют современную спецодежду, вооружение. Слышал когда-нибудь про арбалет с оптическим прицелом?

— Видел… в кино.

— Встретишься воочию — будь осторожен: древесина пропитана святой водой. Оружие отсыревает, быстрее выходит из строя, но недостатка в оборудовании охотники не испытывают. Если на тебя нападут — убегай. У новичков шансов практически нет.

— А у тебя?

— У меня — есть. Были прецеденты.

Мне стало страшно. Поменяем-ка тему:

— А кто был самым первым вампиром?

— Никто точно не знает. Версий множество, но сказать, какая из них правдива, могут лишь старейшины. Да и в этом я не уверен.

— Почему?

— Потому что самых первых давно нет. Мы все-таки очень похожи. Раньше вампиры стремились к власти — будто она кому-то нужна. В глупой резне погибли самые первые: каждый хотел руководить. Тогда все они были новичками — глупыми, жадными и ограниченными.

— А потом?

— Потом мы изменились. Перестали убивать друг друга, если… — Фаргел замешкался.

— Если? — повторил я.

— Если не считать друдов.

— Вампиры стали убивать друдов?

— Сначала убивали нас. Друдами всегда становились те, кто не оценил собственной свободы, кому было мало полученной силы.

— Новички?

— Новички. Те, кто, выбирая вкусом и мощью, предпочитал мощь. Кровь вампиров не так вкусна, как кровь смертных, но она сильнее, гораздо сильнее. Кое-кто считал, что очищает мир от скверны, то есть от нас…

Голос Фаргела прервался. На его лице вдруг отразилась такая боль, что я отшатнулся. Такого взрыва эмоций я не ожидал. Что за чёрт? Только что сам говорил, что понимает охотников, а теперь переживает из-за сравнения со скверной? Что происходит-то?

— Фельве тоже этого хотел? — спросил я, пряча за вопросом свою растерянность.

— Он так говорил. На самом деле он был истинным творением ада: зловещим, безжалостным убийцей, истребляющим всех, кто встречался на пути. Он стал для нас кошмаром. Вампиры далеки от того, чтобы называться святыми. Но и среди них есть по-настоящему милосердные существа. Такой была моя дочь.