Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века - Коллектив авторов

– Не будем мы заходить!

– Если снова захотите «учиться у Лэй Фэна», то милости просим в любое время! А еще лучше захватите с собой травы или листьев капустных – кроликов кормить.

Наш маленький братик еще не умеет разговаривать, ему пока только четыре месяца. Он все время лежит на кане и сладко спит. Ань У спросил у мамы:

– Можно мне положить под ватное одеяло кроликов и спать вместе с ними?

– Откуда у тебя такая бредовая идея? – удивилась мама. – Тебе? Спать вместе с кроликами?!

Я, надувшись от сознания собственной значимости, похвасталась перед мамой:

– Жена прежнего директора так делает! Четыре маленьких крольчонка – все сидят под одеялом у ее сына!

– Кролики сильно воняют, к тому же гадить любят повсюду, это крайне негигиенично! – попыталась объяснить мама. – Старушка с возрастом и вправду все хуже и хуже соображать стала.

У нас в семье четверо детей – два мальчика и две девочки. Может быть, это простое совпадение, но мы всегда держим четырех куриц, а на стене в комнате всегда приклеена простонародная картинка – няньхуа[49], на которой, как нарочно, всегда бывает четверо деток – ни одним больше, ни одним меньше. В этом году у всех четырех деревенских ребятишек, нарисованных на картинке, щечки пухлые и румяные-прерумяные, а глаза и носики у всех одинаковые – будто отштампованные по одному образцу. На этом красочном рисунке льет дождь, густо зеленеют рисовые всходы, а в маленькой речушке вода весело пузырится и брызжет от падающих сверху капель. Молоденькая учительница, раскрыв большой желтый зонт из промасленной бумаги, заботливо переводит детишек через мост. Наши курочки – четыре беленьких чистеньких леггорна[50] – каждый день ранним утром уходили со двора, а когда вечерело, то нам не было необходимости бежать разыскивать их – они всегда сами возвращались домой. Если ворота были заперты, то курочки начинали забавно кудахтать и стучаться в дверь своими остренькими клювиками:

– Мы вернулись! Пустите нас! Мы вернулись!

Дома леггорнов ожидали полмиски дробленой кукурузы, смешанной с мелко нарубленной ботвой, и плошка чистой водицы, которые мы сразу же им выносили. Стемнело, и папа загнал на ночь курочек в плетеный короб, а потом, глянув на небо и забеспокоившись, что может пойти дождь, отыскал большое корыто и на всякий случай накрыл им сверху короб.

Вдова директора, освещая путь электрическим фонариком, шла в общественный туалет и, следуя мимо нашего дома, увидела, как папа задумчиво стоит во дворе и неспешно курит. Она поздоровалась с отцом:

– Вечер добрый, учитель Ань, еще не ложились?

– Луной вот любуюсь.

Справив нужду, старушка по пути обратно к себе вновь проследовала мимо нашего дома. Подняв голову и оглядев ночное небо, она произнесла:

– Луна сегодня как-то…

– Туманно все, туманно, – со вздохом продолжил отец.

Старушка пошла к своему дому, ее седые волосы отливали луннобелым серебром, а забинтованные ножки-лотосы удалялись совершенно беззвучно.

Все соседи в округе считали, что семейка покойного директора – и его вдова, и его сын – оба были особами незаурядными и весьма странноватыми. Но пожалуй, именно кролики, что жили в их доме, завораживали нас с Ань У так сильно, что мы места себе не находили.

Вся наша семья – шесть человек – улеглась спать на большом теплом кане. Когда выключили свет, Ань У попросил папу помочь ему сделать кроличью клетку – он собирался разводить кроликов. Уже наступила весна, и в школьном дворе повсюду стала пробиваться зеленая травка. А к летним каникулам травы разрастутся, как сумасшедшие, и заполонят всю спортивную площадку. Нет, вы не подумайте, что Ань У окончательно сдурел и дошел до того, чтобы выпасать на спортплощадке кроликов. Он просто пытался убедить маму, что, имея под боком «огромное пастбище» Первой школы, разведение кроликов не будет стоить нам ни копейки.

– Если уж зашла речь о травоядных, – предложила я, – давайте лучше заведем козу, и тогда мы будем каждый день пить свежее козье молоко!

Это и вправду была неплохая идея, но все-таки они посчитали, что полакомиться крольчатиной будет куда как проще. Кроме того, в деле, не испробованном никем из знакомых, уверенности у них не было, да и тем более никто из нас не знал, откуда можно достать козу. Ань У загадал желание, что мы сможем не только наесться крольчатины, но еще к зиме мы все будем спать на теплых-претеплых одеяльцах из кроличьих шкурок. Я тоже – не будь простушка – вызвалась вместо папы брать молоко и относить его директорской вдове и ее сыну. Мама включила свет и, меняя маленькому братишке пеленку, удивленно спросила:

– Что это с вами приключилось? Неужто вы оба вдруг повырастали?

– Конечно, – уверенно ответила я, – тех, кто продолжает бестолково и праздно дни проводить, в нашей семье теперь осталось только двое – пятилетняя сестренка да крохотуля-братик.

– А сын бывшего директора, – глупо улыбаясь, добавил Ань У, – такой, считай, как наш братишка махонький, только и знает что дрыхнуть целые дни напролет.

– Перестаньте насмехаться над другими людьми, если б тогда это наш папа свалился с крыши, то и представить нельзя, как бы нам сейчас тяжко было.

Почти каждый вечер, стоит мне только закрыть глаза, сразу же появляется длинный строй из силуэтов полностью обнаженных людей. Они идут и идут один за другим, сколько их всего – непонятно, куда они направляются – тоже неизвестно. Они вроде бы прямо перед моими глазами, но в тоже время далеко-далеко от меня. Кроме белесых расплывчатых очертаний, ничего другого разглядеть не получается. Иногда они словно бы неторопливо бредут по петляющей горной дорожке, которая то поднимается, то опускается вниз… Иногда они вовсе не похожи на силуэты людей, а скорее напоминают столбы линии электропередач, часто-часто мелькающие за окном летящего поезда… Однажды я заметила, что несколько силуэтов из строя уже вроде бы прошли мимо, но затем вновь вернулись. Я страшно перепугалась: «Как я могла опознать эти очертания? Ведь изначально они все выглядели полностью одинаковыми!» Затем произошло нечто еще более поразительное: белые силуэты стали похожи на ряд зубов, и где-то ближе к центру не хватало одного – для него там явно оставалось пустое место. То есть эти зубы строем прошли мимо меня и затем опять вернулись, снова и снова покрутились на одном месте и, в конце концов, остановились без движения. «Чего же они хотят?» – от ужаса я не смела даже перевести дыхание. Не знаю уже, куда именно мне удалось спрятаться, но больше всего я боялась того, что они меня обнаружат.

Обычно, когда у нас менялись молочные зубы, следовало по старому поверью подобрать выпавший зуб, а потом, если это был верхний – закинуть его на крышу дома, а если был нижний – выбросить его в сточный колодец[51]. Если все сделать как следует, тогда новый зуб будет расти ровным и в правильном месте. Предположим, что эти белесые силуэты и вправду просто зубы, самые обычные зубы – как у всех людей во рту, тогда разобраться с ними будет пустяковым делом. Для начала я их спрошу: «Вы ведь, кажется, собрата потеряли?» И потом сообщу: «Вам нужно забираться на крышу или спуститься в сточный колодец, и там искать своего сотоварища. А если вдруг не сможете отыскать, я даже готова вырвать свой зуб и подарить его вам». Но это было лишь мое тщетное, несостоятельное предположение, так как мне было совершенно понятно, что я и эти бледные силуэты существуем в разных реальностях и никогда не сможем друг с другом поговорить.

Когда белесые очертания привиделись в первый раз, я от ужаса сжалась так, что от меня ничего не осталось, кроме бешено колотящегося перепуганного сердца. Некому было меня спасти – рядом на кане дрых без задних ног Ань У, и ни одно сновидение никогда не нарушало его покой. Но постепенно я привыкла и, закрывая глаза, сразу же начинала думать: сейчас должны появиться бледные силуэты. Мне это было совсем не по душе, но в то же время ничего поделать я не могла. Впрочем, белесые тени никогда не причиняли мне никакого вреда, а через несколько минут благодаря их монотонному мельканию голова начинала затуманиваться, и вскоре я оказывалась погруженной в сон.

Ань У очень восхищался Летучей Мышью, он своими глазами видел, что этот паренек может бегать быстрее ветра. Однажды за ним гнались хулиганы с ножами, швыряя вдогонку кирпичи и куски черепицы, которые летели со свистом, подобно пулям, однако Летучая Мышь в мгновение ока оторвался от преследователей и был таков. Потом он рассказывал Ань У, что всыпал как следует главарю тех хулиганов, на том дело и закончилось.

Вдова прежнего директора была бабушкой Летучей Мыши по материнской линии, а тот безучастный ко всему сонливец приходился ему дядей. Родители Летучей Мыши развелись, и его мама работала учительницей в средней школе № 3, поэтому они с матерью и жили на территории Третьей школы. Он рассказывал, что его бабушка так отзывалась о нашем отце: