Подарок для дочери - Татьяна Любимая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ах ты дрянь бесчувственная! Эгоистка! – заорала из динамика бывшая свекровь, мгновенно растеряв елейность. – Мужиков себе покупаешь, дочкины прихоти исполняешь, в роскоши купаешься, а мой сын страдает, прикованный к кровати! Совести у тебя нет. Угробила моего мальчика…
Трясущимися руками нажимаю на отбой, чтобы не слышать дикий ор безумной женщины.
– Кать, – раздается тихий баритон сзади.
Не глядя кто рядом, поворачиваюсь и просто утыкаюсь лицом в мужскую грудь. Рыдания рвутся бесконтрольно. Нервы ни к черту. Мне надоело быть сильной и самой все и вся решать. Мне так нужно мужское плечо. Стенка, за которую я могу спрятаться в случае нападения вот таких Наталий Геннадьевн.
– Тише, тише, – Павел гладит меня горячей ладонью по спине, прижимая к себе.
Движения успокаивающие.
– Кто тебя расстроил?
– Никто, – хлюпаю носом. В ушах все еще звенит противный голос бывшей свекрови. Рубашка под щекой становится мокрой.
– Ну ты мне не ври. Давай, рассказывай.
– Это прошлое.
И вдруг начинаю сбивчиво, глотая слезы и всхлипывая, рассказывать Пашке все–все – про желанную беременность, измену мужа, аварию. Про помощь Маргариты Павловны и поддержку Ксюшки, про Игоря и его мать, которых содержу.
Сама не понимаю, почему вываливаю все бывшему однокласснику, стоя в его объятиях. Но выговорившись, стало легче.
– Дура ты, Катька! Умная, красивая, но дура, – заключает Паша, когда я заканчиваю свой рассказ содержанием сегодняшнего звонка. – Давно надо было их послать.
– Угу.
Пашка прав. Тысячу раз прав! Нельзя было вообще вешать на себя это ярмо.
– Слушай, а вот мне интересно – каких ты мужиков покупаешь?
– Паш, нет!
– Говори уже.
Чувствую – не отстанет. Вздыхаю.
– Это все дочка. Увидела фотографию Глеба в журнале, захотела его в папы, попросила купить. Странно, – только сейчас до меня дошло, что о покупке мужчины знала только Ксюша, возможно Маргарита Павловна и… – Чертова воспитательница! Она каким–то образом связана с моей свекровью.
– Кто такая?
– Людмила Николаевна из группы Яны. В последнее время она странно себя ведет. Намеки, вопросы, Яну фотографировала типа себе на память… Завтра я ей устрою допрос с пристрастием.
– Не надо. Спугнешь еще. Я сам.
– Что сам, Паш?
– Наведу справки про твоего бывшего мужа и его мамашу, заодно воспитательницу прищучу, чтобы нос свой не совала куда не просят. Так, а что с Глебом? Ты его реально купила?
– Нет. То есть, да. То есть, это не я. Это Ксюха подстроила нам встречу. Она заплатила за рекламу кондитерской, с условием, что Глеб в ней снимется. Так мы и познакомились. Я не платила, честно.
– Он тебе нравится, да?
– Нравится, – снова вздыхаю.
После короткого возвращения в прошлое и исповеди перед Пашкой в груди осталась пустота, а в теле слабость. Не так я планировала провести день рождения дочки. Не так.
– Значит сейчас ты пойдешь в ванную, приведешь себя в порядок и выйдешь к гостям. Танцы в этом доме танцуют?
– Танцы?
– Ну да, танцы. Пригласишь своего Глеба, а то посадила его на другой край стола, ни поговорить, ни пощупать.
– Пашка! – улыбнувшись против воли, толкаю его в каменную грудную мышцу за пошлый намек.
– Что? Я не прав? Дай мужику шанс показать себя. Согласна с моим предложением?
– Согласна…
– Не слышу, – Пашка игриво стискивает мою талию ручищами, добиваясь ответа.
– Согласна! – выкрикиваю и счастливо смеюсь, вытирая остатки сырости под глазами. Пашка наклоняется и чмокает меня в нос.
– Мама! – раздается громкий, с нотками истерики, голос Яны за спиной Павла. Синхронно оборачиваемся. Яна держит Глеба за руку, и оба с осуждением и разочарованием смотрят мне прямо в глаза. – Глеб уходит! – а сама чуть не плачет.
Что они слышали? Что видели кроме широкой спины Градова? О чем подумали? Боже!
– К–как уходит? Почему? – делаю шаг в сторону от "жилетки".
– Появились срочные дела, – холодно отвечает Глеб. От обаятельной улыбки и доброго взгляда ничего не осталось. Вместо них – озабоченность и серая хмурость. – Спасибо за ужин и за праздник. Всего доброго.
Разворачивается и торопится к выходу.
– Уйдет, – шепчет мне на ухо Пашка.
И я срываюсь. Несусь мимо расстроенной дочери, по невероятно длинному коридору, прихожей, выбегаю из квартиры, останавливаюсь на краю лестничной площадки, где мы несколько часов назад обнимались с Глебом и выясняли, где наша мальтипу.
В груди щемит от осознания, что этот мужчина сейчас уйдет и мы больше не увидимся.
– Глеб! – кричу ему в спину.
Он не стал ждать лифта, побежал вниз по ступенькам и собирался свернуть с нижнего пролета и исчезнуть из поля видимости.
Остановился, обернулся.
Несколько секунд смотрит на меня снизу вверх.
В одно мгновение поднимается до предпоследней ступеньки передо мной так, что наши глаза оказываются на одном уровне.
Сердце колотится о ребра с такой силой, что кажется, вот-вот проломят. Что же я наделала?
– Глеб, то что вы видели на кухне… с Пашкой… вы все неправильно поняли. Это недоразумение…
– Я так и подумал.
Вижу – не верит.
– Глеб! Мы с вами так и не поговорили… Я… я… – Мысли лихорадочно скачут как реабилитироваться в глазах этого мужчины. Как его остановить, вернуть. – Помните, вы спрашивали про вакансию в Карамельке? У меня есть для вас работа… Если вы не передумали…
От отчаяния несу какую–то ересь.
Глеб берет меня за запястья. Нежно, несильно сжимает. Поглаживает большими пальцами ладони. Он так близко – не только физически. Он уже частичка меня. И разбивает мне сердце своим уходом.
– Я приду завтра в Карамельку. Прямо с утра, – от тихого тембра мурашки бегут от кончиков пальцев до самого сердца. Мягкий голос обнадеживает, что у меня, у нас, есть шанс. – Сейчас не могу остаться, Катюша. Мне нужно уйти. Срочные дела.
– Тогда до завтра?
– До завтра.
Человек, от которого мое сердце трепещет, медлит. Словно мучается с выбором – уйти или остаться.
Дверь распахнулась и к нам выпорхнула Ксюха. Пришлось отстраниться друг от друга.
– О, успела. Держите, Глеб. Яна расстроилась, что вы торт не попробовали.
Ксюшка сунула в руки Глебу контейнер с куском торта.
– Спасибо! Передайте ей, что мне очень приятно. Обязательно съем. Он без орехов?
–