Северный ветер - Владимир Прасолов

После совещания в холле к Штольцу подошел Мартин Борман.

— У меня есть некоторые соображения по реализуемой вами, штурмбаннфюрер, программе «Источник жизни».

— Был бы весьма рад вас выслушать.

— Сейчас не стоит, я изложу все на бумаге, посмотрите на досуге, я очень ценю вас как специалиста и преданного делу партии офицера…

— Благодарю за столь высокую оценку.

— Я ведь не заблуждаюсь в вас, Пауль?

— Нет, что вы?!

— Будьте бдительны, Пауль, берегите себя, вы нужны нации.

«О чем это он? Что он имел в виду?» — думал Штольц всю дорогу из Берлина в Тильзит. Все было более чем хорошо, ему вручил новые погоны и поздравил с повышением по службе сам фюрер, ему подчинили несколько необходимых подразделений войск ваффен СС, увеличено и практически не ограничено финансирование его проекта. Но, как заноза, не давал покоя этот вопрос и сверлящий душу взгляд Бормана. С чем это связано?

Неужели это связано с Ольгой? Надо еще раз все перепроверить. Все с момента ее появления в его жизни. Он вспомнил конец знойного и пыльного июля, колонны пленных, фильтрационный лагерь и ее, простоволосую, в порванной гимнастерке, совершенно измученную и беззащитную. Нет, агентом внедрения она быть не могла, поскольку именно он увидел и спас ее тогда. Участь ее в тот момент была уже предрешена на все девяносто девять и девять процента — концлагерь и смерть или публичный дом. Он заметил ее и вытащил, в этом ракурсе она абсолютно чиста. Возможно, произошла утечка информации из санатория, где Ольга жила почти месяц. Штольц сделал пометку — провести проверку всего персонала санатория. Это легко объяснимо в связи тем, что его подразделение теперь, как и все общество «Аненербе», передано в подчинение и под управление СС. Что еще может быть? Там, где он сделал для нее документы, все чисто, женщина с такими данными действительно была, но умерла скоропостижно и так, что никто этого не узнал. Она была одной из участниц проекта и скончалась при родах. Этот факт был неприятен и крайне нежелателен для всех, поэтому его, с молчаливого согласия специалистов спецсанатория и Штольца, утаили, и она, по документам, осталась жива. Документы Штольц изъял, а женщина была тайно захоронена.

Что еще? Тот случай с гауптманом? Он умер по собственной глупости. Проанализировав все еще раз, Штольц решил, что он ошибся в своих предположениях и опасения его беспочвенны. Поэтому в свое имение он въехал в прекрасном настроении, предвкушая встречу с Ольгой. И он не ошибся, встреча и вечер были просто изумительны. И он уже готов был перейти ту черту, но что-то остановило его. «Твоя честь — это верность» било в виски Паулю, и он не смог ее перейти, нарушить клятву верности нации, скрепленную так недавно его аристократической кровью. Он подавил будоражившее его желание овладеть этой женщиной, оставив себе только наслаждение ею владеть, как красивой вещью, вернее, как бесценным сокровищем. Да, сокровищем, к сожалению порожденным слабой и неполноценной славянской нацией.

Пауль вспомнил Вевельсбург и слова фюрера о том, что сокровища и шедевры цивилизации не могут принадлежать неполноценным народам, потому как они не способны их оценить и насладиться ими.

«Представьте себе какого-нибудь дикого казака, с умилением слушающего симфонию Баха или со слезами на глазах рассматривающего картины Рембрандта.

Абсолютно невозможно такое представить, потому что этого не может быть. Поэтому шедевры должны изыматься, так же как и сырьевые ресурсы…»

Штольц довольно улыбнулся, одно «сокровище» он уже изъял у славян. А сколько еще отнимет…

Штольц возвращался и возвращался в воспоминаниях в старинный замок. Он был потрясен тем, о чем говорил в своем докладе Генрих Гиммлер. Оказывается, огромные средства и ресурсы, которыми располагает рейх, в настоящее время направлены на освоение и внедрение сверхновых технологий, вывезенных из Тибета, для создания сверхмощного ядерного оружия, не имеющего аналогов в современном мире. Оружия, способного уничтожать одним ударом целые города и даже страны. Одно нажатие пусковой кнопки где-нибудь под Берлином, через час-два удар — и нет Лондона или Москвы. Вообще нет, как будто и не было. Только выжженная пустыня вроде Сахары. Более того, это сверхоружие будет иметь средства доставки к цели, недосягаемые для средств обороны противника. Противник не сможет никак и ничем предотвратить удар колоссальной разрушительной силы в свои жизненно важные точки. Он просто перестает существовать. Обладание таким оружием изменит мир. Мы будем диктовать свою волю всему человечеству по праву сильнейших.

Уже сейчас начаты испытания летательных аппаратов, не требующих аэродромов базирования, не имеющих летных ограничений в пилотировании на любой, даже сверхмалой высоте…

Штольц был в полной эйфории от женщины-богини, находящейся рядом, от пьянящей и недосягаемой ее близости. От старого, выдержанного несколько десятков лет в его погребах вина, греющего его кровь. От избытка информации, которой он обладал и которая не находила выхода и буквально распирала его. И он заговорил. Ему вдруг захотелось поделиться всем этим, разделить свой восторг, чувство причастности к предстоящим великим свершениям… Он стал рассказывать обо всем Ольге. Он говорил долго, быстро и несвязно, взахлеб, и получал от этого истинное наслаждение. Он говорил бы еще и еще, если бы она не закрыта его уста ладонью. Он поцеловал ее ладонь и мгновенно остыл. Он вдруг осознал, что совершил сейчас страшное преступление. Он раскрыт величайшие тайны… Но он сам не мог понять, как это произошло. Он посмотрел на Ольгу. Та беззаботно смеялась, кружась в танце вокруг кресла, в котором сидел Пауль.

«О чем я, господи! Да что она могла понять из того, что я сказал, тем более с ее-то знанием языка…» И Пауль, подхватив Ольгу, закружился с ней в танце под музыку короля вальсов, великого Штрауса. Эту ночь он крепко и спокойно спал, как всегда один. Не спала Ольга. Она ворочалась в постели и думала: даже если только часть того, о чем рассказывал Штольц, правда, весь мир стоит на грани катастрофы…

В кабинете начальника РУ Генштаба РККА генерал-майора Панфилова стояла тишина. Было слышно, как в приемной, за двойными дверями, стучит на печатной машинке секретарь. Все присутствующие, а их было шесть человек, молчали уже несколько минут. Молчали потому, что не могли осознать, что произошло сейчас на их глазах. Это было необъяснимо и нереально. Реальными были пакет с какими-то документами, лежащий в центре столика, и постепенно выветривающийся запах озона. Реальными были капли пота на лицах людей, хорошо знавших жизнь и прошедших в этой жизни, как им казалось, все: огонь, воду и медные трубы. Реальными были бледные лица и некоторая не то чтобы растерянность, а какая-то отрешенность в глазах. Реально тикали часы на столе начальника управления, за которым сейчас сидел сам генеральный комиссар государственной безопасности СССР.

— И что я теперь должен доложить товарищу Сталину?

Этот вопрос Лаврентий Павлович задал тихим, слегка осипшим голосом, и адресован он был, скорее всего, не присутствовавшим высшим офицерам, а самому себе. Он не ждал ответа, он думал. Его тренированный мозг мгновенно анализировал происходящее, и, пока все остальные находились просто в каком-то психологическом ступоре, он размышлял.

Выходит, Глеба Бокия зря в тридцать седьмом расстреляли? Его псилаборатория при ОГПУ занималась изучением как раз такого рода явлений… Как он тогда Литвинова с его секретным сейфом на спор одурачил… Да, в каком фаворе тогда Глеб был у Кобы, в каком фаворе. Гордыня сгубила, забылся Глеб, не на того поставил, не на того…

«А что мне Сталин! Меня сам Ленин поставил…»

Эту фразу ему Коба простить не мог, этим и воспользовались настоящие враги.

Уже все было на мази у Бокия с этой экспедицией в Тибет, а сорвалось… Кто же тогда ему помешал? Чичерин, да, именно он, нарком иностранных дел и Генрих Ягода, тогдашний нарком НКВД, вражина, да, они. Начальник разведки ОГПУ Миша Трилиссер, сучонок, тоже руку приложил. Вот, оказывается, откуда ниточки-то тянулись. Германская разведка. Свою линию гнули, а для прикрытия организовали экспедицию с Рерихом, недобитком дворянских кровей, купленным с потрохами чекистами и Яковом Блюмкиным, этой проституткой международной. Естественно, у них не получилось ничего, не прошли они в Тибет, не пропустили их в Шамбалу.

Темное там дело, много неясностей осталось. Не раскололся Блюмкин, унес секреты вместе с пулей в затылке в могилу. А немцы, выходит, прошли… Да, все они уже на том свете, а расхлебывать эту кашу, значит, придется ему. Все слишком, слишком серьезно. Такого он не ожидал. Такое предусмотреть было невозможно. Ну что ж, теперь это видели и слышали сидящие здесь, как истуканы с выпученными глазами и мокрые от пота, руководители его внешней разведки. Кому из них можно доверить разработку операции? Нет среди них такого человека, нет, кроме этого седого майора, поручить некому…