В ритме сердца (СИ) - Майрон Тори

Встав с кресла, он подошёл к большой настенной картине, за которой находился сейф, и достал из него папку.

— Что это? — спросил я предательски хриплым голосом, ощущая немую панику, зарождавшуюся в районе солнечного сплетения. Я будто заранее знал, что в этой папке окажется нечто сокрушительное, что сломает меня пополам.

Удерживая гнетущее молчание, отец подошёл ко мне ближе, грозно, но с весомой долей интереса осматривая меня с головы до ног. Под его испытывающим взором я почувствовал себя одним из его редких экспонатов и древних артефактов, что он любил собирать в свою коллекцию.

— Интересно, знала ли Мирэла, какой непоправимый след нанесёт своему ребёнку своими колдовскими действиями? — наконец проговорил он, вконец запутывая мои мысли.

— Колдовскими? — нахмурившись, я продолжал неподвижно стоять, выдерживая гнёт отцовского взгляда.

Мне было одиннадцать. Тогда я уже не верил в существование дедов морозов, зубных фей, супергероев, мифических существ и волшебства в целом, но также ещё не знал, какое неестественное влияние имею на женскую половину человечества.

— Прочитав всю информацию этой папки и услышав мой рассказ, ты наконец узнаешь не только о своей матери, но и о том, какой невероятной силой обладаешь. Возможно, ты ещё не понимаешь своей особенности, но я уже сейчас могу с уверенностью сказать, что не один десяток женских сердец будет тобой разбито, Адам. Ты, главное, к своему никого не подпускай. Поверь моему опыту — любовь переоценивают. Зачастую это всего лишь химия, окутанная флёром загадочности и романтики, которая в итоге оказывается пустым самообманом. Всё это только отвлекает, тратит наше время и сбивает с намеченного пути, а у меня на твоё будущее грандиозные планы, к которым тебе совсем скоро нужно будет начинать готовиться. Поэтому садись и слушай. Надеюсь, после этого ты поймёшь, о чём я говорю.

И я покорно сел и выслушал его. От начала до конца, боясь даже вздохнуть, чтобы не прерывать его рассказа. А затем всё прочитал. Каждую страницу. Каждую строчку, по несколько раз поглощая в себя все слова и факты, что были изложены на тех проклятых листах о Мирэле Кано. Читал и каждый раз не мог поверить, что всё это правда, а не глупый вымысел, бред полоумного или просто сказка из мистической книги.

Но это была правда. Истинная история моей врождённой необычной силы и омерзительной причины отсутствия матери в моей жизни.

Поступок женщины, что я никогда не видел, но всей душей любил с самого рождения, полностью объяснил и подтвердил категоричную позицию отца в отношении женщин. В тот вечер информация, хранившаяся в папке, разорвала того мальчика, которым я был, на сотни крошечных щепок.

Мне потребовалось немало времени, чтобы смириться, принять и начать склеивать себя по крупицам обратно, пряча в душе глубокие шрамы, что по сей день не позволяют мне забыть о том, какую низость совершила моя родная мать.

Но я себя не жалею. Не страдаю. И давно уже не злюсь. Мне — просто похер, а эти шрамы, что когда-то, собираясь удушливым комом в горле, колотили по нервам оглушающим эхом «ты просто вещь», сделали меня тем, кем я сейчас являюсь.

С каждым пройденным годом они не только придавали мне больше сил, упорства и стремлений добиться небывалых вершин, но и прогрессивно увеличивали скептическое отношение к женским желаниям, потребностям, страданиям и их разбитым сердцам.

— Вы голодны или желаете отдохнуть? Комната давно готова к вашему приезду.

Голос Фреда вытягивает меня из давних воспоминаний, которые мне, к сожалению, никогда не забыть.

— Нет, ничего не надо. Я не задержусь здесь надолго, — сухо отвечаю, минуя холл и оглядывая просторную гостиную отцовского дома, в которой время будто застыло на месте. — Я смотрю, здесь ничего не изменилось.

Комната в грузном викторианском стиле словно отправляет меня назад в давно забытое прошлое: объёмная, массивная мебель стоит на своих прежних местах, стены украшены средневековыми гравюрами и картинами в роскошных рамах, старинные вещи, золотые подсвечники, статуэтки и любимый отцовский антиквариат всё так же располагается на многих поверхностях столов, а каменный камин, возле которого тот беззаботный мальчик любил часами сидеть, наблюдая за танцующими языками пламени, является заключительной частью этой экстравагантной, но изысканной обстановки.

Всё как всегда: строго и богато.

Под стать Роберту Харту, чьё присутствие витает даже в воздухе в виде привычного терпкого запаха сигары с коньяком.

— Кое-какие изменения всё-таки произошли. Отец вас давно ждёт, — загадочно отвечает Фред, что заставляет меня к нему обернуться. — Мистер Харт находится в саду внутреннего двора.

— Где?

— Наслаждается свежим воздухом и позирует художнице в цветочном саду.

Всего на миг я застываю в недоумении, вопросительно уставившись на дворецкого: видимо, мне требуется время привыкнуть, что отец, внезапно оставивший все дела компании, теперь имеет в запасе уйму свободного времени, которое может тратить на что-то большее, кроме работы.

Я торопливо выхожу во двор, где моё внимание тут же привлекает девчачий хохот, доносящийся из ажурной беседки неподалёку от искусственно вырытого пруда.

— Прекрати издеваться и пошевелись. У меня уже все конечности затекли битый час сидеть в одной позе.

Узнаю властный баритон отца до того, как замечаю его неподвижно сидящим на мраморной скамье.

— Это ты прекрати бурчать, Робстер, — насмешливо отвечает по-детски звонкий голосок обладательницы, чьё лицо до сих пор скрыто от меня за мольбертом.

— Сколько раз я тебе говорил так меня не называть?!

— А сколько раз я тебе говорила не дёргаться и сидеть спокойно? Опять все волосы растрепал. Ты что, хочешь получить портрет с безобразным хаосом на башке?

Бесшумно приблизившись к беседке, мне удаётся наблюдать за поразительной картиной, как смуглая девочка, отложив кисть в сторону, вприпрыжку подбегает к Роберту и тщательно приглаживает ладонью его стоящие дыбом волосы.

Всё её лицо, шея и бесформенный комбинезон испачканы следами краски, а густые волосы связаны в небрежный пучок.

— Упс! — Она виновато поджимает губы, замечая, что своей рукой измазала несколько прядей отца краской, а затем, явно довольная своей оплошностью, вновь разражается раскатистым смехом.

— Что ты опять заливаешься как умалишённая? — продолжает негодовать Роберт, но я отчётливо вижу, что в выражении его лица нет и капли присущей ему суровости.

— Обещаю, теперь твой портрет однозначно получится идеальным. Это именно то, чего не хватало, — сгибаясь пополам от неудержимого гогота, девчонка еле выдавливает из себя слова.

— Что ты несёшь, Милла? — отец всё ещё пытается хмурить брови, но от её заразительного смеха его обычно бесстрастное лицо озаряется улыбкой.

— Добрый день, Роберт, я не помешаю? — наконец я нарушаю их беззаботную идиллию, неслабо изумлённый происходящим.

— Ой! — поперхнувшись смехом, озорная девочка застывает, меряя меня настороженным взглядом.

На вид ей не больше шестнадцати, но не могу не отметить, что её природной женственной красоте уже сейчас могут позавидовать многие девушки: в юной метиске с пухлыми губами, длинными ресницами и смуглой кожей без сомнения чувствуется примесь южной крови, а миндалевидные глаза цвета переспелой вишни невероятно выделяются на фоне её золотисто-карамельных волос.

— Адам, ты здесь! — Отец быстро возвращает голосу привычную строгость, величественно поднимаясь со скамейки, и лишь ярко-жёлтые пряди в слегка поседевших волосах подтверждают то, что увиденный весёлый эпизод между ними мне вовсе не приснился.

— Фред сообщил, что ты меня ждёшь, но вижу, он ввёл меня в заблуждение. — Прохожу мимо трясущейся девочки к мольберту, оценивая степень её художественного мастерства. — Неплохо. Очень даже неплохо, — честно говорю я, всматриваясь в поразительную схожесть внешности отца даже в незаконченной версии картины. — Меня тоже сможешь нарисовать?