Звездная Кровь. Лед-Кузнец - Роман Прокофьев

брат. Почему ты не слышишь меня? Грядут перемены, которые навсегда изменят Единство. Грядут дни, которые куют будущее!

— Камень хаоса. Ты предлагаешь играть с огнем, не зная, кто сгорит первым.

— Иногда, чтобы выиграть, нужно быть готовым сгореть. Но я не предлагаю слепо бросаться в пламя.

— Позволь, я покажу тебе кое-что еще, — сказал Ледяной Кузнец, и его улыбку никто бы не назвал доброй. Он вновь повел рукой, и череда пещер со спящими лед-кузнецами исчезла, теперь они стояли в чертоге среди множества ледяных статуй. Целый лес причудливых фигур: от огромного ледяного титана и вставшего на задние лапы звездного фростбьорна до крошечного фростлинга. Тут были замороженные чудовища, и звери, и люди. Белый Дьявол понял, что владыка Эргиаля привел его в место, которое кел называли Чертогом Трофеев.

— Ты не первый из Тысячи, кто отыскал путь в Эргиаль, — тишину разрезал голос Ледяного Кузнеца. — Лед видит, как и ты, они приходили с речами о долге, о войне, о прошлом, о будущем… У каждого был план, у каждого — своя правда. Они верили, что могут изменить правила игры. Жалкие орудия Вечности…

— Что ты с ними сделал? — прошептал Белый Дьявол, вглядываясь в очертания замороженных статуй. Большинство, покрытые ледяным панцирем, были неузнаваемы, но некоторые — знакомы. Он узнал Сатору, застывшую с мучительной гримасой, воздев тонкие руки, и ее верного Осьминога, а чуть дальше — Восходящего в броне из золотого лиора и белого зирдина, поднимающего рунную булаву с квадратным навершием. Лицо было скрыто забралом, но сигны и оружие выдавали его — то был знаменитый Черный Крест.

— Я не убил их, но и не отпустил. Они ждут здесь своего часа.

— Можешь ли ты освободить их?

— Какой в этом смысл? Они безумны. Одержимы своими демонами.

— Как все мы.

— Как все мы, — подтвердил Ледяной Кузнец. — Орден Истинных лечит этот недуг сбросом, а Вечность — утратой памяти. Ты тоже безумен, Подобный Пламени, хоть и не хочешь замечать этого.

— Может, я и безумен, — медленно проговорил Белый Дьявол, уже понимая, зачем Кейнор привел его сюда. — Но тогда, брат, ты безумен вдвойне. Ты заморозил себя в ледяной могиле и окружил своими тенями. Ты и правда думаешь, что отсидишься в своем замке из звездного льда? Его стены уже трещат…

— Лед слышит, ты ведешь меня по старой тропе, — чуть нахмурился владыка Эргиаля. — По тропе, что я видел тысячу раз…

— Не серебру определять тропы неба, — сказал осколок Единого. — Твое право остаться экзархом отражений и решать, когда придет час твоей битвы. Но в память о том, что ты ковал мне молнии, как куешь сейчас лед-сердца, давай заключим с тобой сделку.

— Сделку?

— Я принес тебе драконью Руну и небесные символы, брат, — сказал Белый Дьявол, стараясь держать сознание кристально-чистым, как тот лед, что мог окутать его по мановению брови Кузнеца. — Для того, чтобы ты сковал мне оружие. В моей Скрижали хранятся и дары, которые я принес тебе…

Впервые за все время их беседы в глазах Кейнора появилось любопытство. Он попал в точку — драконьи руны и небесные символы это единственное, что могло побудить Кузнеца снять оковы с его Скрижали, ибо только они могли поднять ранг небесного мастерства. Владыка не покидал свои Чертоги тысячи и тысячи циклов, а его слуги вряд ли могли принести материю небесного ранга в Эргиаль — для таких деяний они сами были слишком слабы.

— Ты предлагаешь мне обмен? — улыбнулся Ледяной Кузнец.

— Нет. Я предлагаю тебе сделку. Ты заберешь часть моих даров как плату, а из другой части создашь для меня драконье оружие. С ним я вернусь в Единство воплощать свой план. А ты останешься здесь, среди своих ледяных… фигур.

Он вновь ощутил, как ледяные иглы впиваются в его разум, безжалостно вороша воспоминания. Но осколок Единого предвидел это — и говорил чистую правду. В его Скрижали, в Хранилище Пояса Проклятого Святилища, ждали своего часа иллиумовые осколки Мечей и Сердец Жесткого Света, обломки драконьего Жезла, а также Символ и Руна, что отливали небесной синевой.

— Символ Абсолютной Власти, — прищурился Кузнец, наконец увидев. — Ты наткнулся на наследие Дракона…

— Да. И хочу превратить его в драконье оружие из иллиума и жесткого света. Но это не все. Еще в моей Скрижали хранятся золотые осколки Алтаря из Вечности, из которых нужно сделать кинжал-душелов для одной из моих Рун.

— Драконье оружие и душелов, — процедил владыка Эргиаля. — Немногие мастера в Единстве способны на это. Так вот зачем ты искал меня… Но ты ведь знал, что тот, кто входит в Эргиаль, никогда не возвращается обратно. Лед видит, у меня тоже есть план. И он заключается в том, чтобы замораживать звенья плана Вечности.

Он повернулся к ледяным статуям, почти дружески проведя по плечу Саторы, и продолжил, нехорошо улыбаясь:

— Ведь ледяную цепь проще сломать. Скажи мне, о безумный брат, пока еще можешь говорить: что мешает мне просто забрать все твои Руны? Ведь ты в моей власти.

— Ты не сделал этого сразу. Значит, память о старых узах еще живет в твоем лед-сердце, — дерзко усмехнулся в ответ Белый Дьявол. — Ты можешь оставить меня еще одной ледяной статуей в своем саду. А можешь убить. Но не получишь того, что ищешь.

У Восходящих были способы защитить свои Руны — начиная от привязки к Скрижали и заканчивая разнообразными хитростями вроде тех, что использовал Орин или воины Гармонии, и Ледяной Кузнец прекрасно знал это. Он холодно улыбнулся:

— Ты выиграл у меня в сферы. Что ж, в память о старых узах и старых молниях я позволю тебе, единственному из всех моих гостей, выкупить свою свободу.

Это было отнюдь не предложение.

— Если ты принесешь Клятву, — прохрипел Белый Дьявол, пытаясь разжать тиски чужой воли. Атрибуты Кейнора были слишком высоки, но он и сам когда-то был небом, и следы той силы, той воли огненным клеймом вспыхнули внутри, помогая сопротивляться. Выручило и то, что его рунные способности были затворены небесными печатями — Кейнор не мог преодолеть то, что наложил сам.

— Тебя проще сломать, чем сломить, — прошептал Ледяной Кузнец, чьи глаза светились звездным серебром. — Ты хочешь Клятву? Твоя свобода в обмен на драконьи и золотые дары.

Он снял печать со Скрижали Белого Дьявола и открыл свою. Небесно-голубой щит и серебряный круг сомкнулись, в Атласе появилась новая строчка, а колокол Наблюдателя подписал негласный договор. Осколок Единого кивнул, соглашаясь. Он допустил в сознание лишь те мысли, что могли помочь делу, и начал приводить уговор в исполнение.

Сначала