Серебро и свинец, иной вариант - Олег Волынец

— Что-то я не понимаю, — заметил Краснов, с аппетитом похрустывая стебельками, — что сюда намешано? Вроде бы… нет, не понимаю.

Вяземский согласно покивал, отправляя в рот очередную порцию, и тут до него дошла вся нелепость ситуации. Краснову было простительно обмануться — привычный к служебным столовым, он и не заметил разницы. Но заработавший себе хроническую язву холостой полковник…

Едва дожевав свою котлету и оставив недопитым жиденький отвар на изюме, Вяземский бегом ринулся на кухню. Как он и ожидал, Аркаша Либин не успел скрыться с места преступления. Он сидел за кухонным столом и с урчанием и причмокиванием добирал остатки салата из двухведерной алюминиевой кастрюли. Ложка гулко скребла по дну в ритме вальса для эпилептиков.

— Аркаша, — мягко поинтересовался Вяземский, — что это было?

— А? — Снабженец поднял голову и отдал честь ложкой. — Товарищ полковник, вы салатика попробуйте! Свеженький! Пока есть!

— Аркаша, — проговорил артиллерист еще тише. — Не темни.

Либин вздохнул.

— Моток медной проволоки, — ответил он. — Он же катушка трансформаторная из блока питания БП-11Ф7, перегоревшая, списанная.

Вяземский с мукой закрыл глаза.

— За такой салат, — процедил он, — я тебе готов простить эту проволоку. Объясни мне только — кому ты ее здесь продал?

— Кузнецу. — Аркаша со смаком облизал ложку. — В деревне.

— Но когда?! — взвыл Вяземский.

Снабженец неторопливо поднялся на ноги и поправил брюшко, чтобы то свисало поверх ремня симметрично.

— А вот это, товарищ полковник, — с достоинством ответил он, — коммерческая тайна.

Глава 7

Понемногу Алекс начинал привыкать к этому лесу. Лес — это ведь не просто "совокупность веток, торчащих из одного места", думал он, обходя не ко времени усыпанный желтыми цветами куст. Он, кроме этого, еще и сложнейшая биоэнергетическая система, что бы ни говорили по этому поводу. Прав был небезызвестный Дерсу Узала: "Все есть люди — камень, дерево, вода, зверь". И могавки всякие с ирокезами тоже говорили, что "лес полон духов". Надо только слушать. А имеющий уши — услышит.

Лучше всего, конечно, было бы не ломиться по этому лесу обвешанным железом по уши, а выйти на полянку, голым по пояс, да полежать на ней часика три. Сразу в резонанс не попадешь, но хоть какую-то грубую настройку получить уже можно. До друида, конечно, далеко…

Вспомнив давешнего друида, Тау… — как бишь его там, а, Тауринкса! — Алекс усмехнулся. Да, вот уж кто был настроен, что называется, "на все сто". Попытка отбытия пленного из лагеря было весьма впечатляющим по любым меркам. Он ведь не только зверюгу призвал, подумал Окан, он еще и мозги нам замутил, а то бы эту зверушку посекли еще на подходе к периметру. Один только экипаж БМП нашелся, который не растерялся. Н-да, знать бы, какие еще фокусы у местных в рукаве, кроме пиро— и телекинеза. Ну и телепатии, понятно. А как насчет манны небесной и остальных казней египетских?

— Смена дозора, — прошелестело вдоль цепочки разведчиков.

Алекс поправил автомат, обгоняя идущих впереди.

— Направление прежнее, — отчетливо прошептал лейтенант, когда Окан поравнялся с ним. — Тридцать, — он взглянул на часы. — Нет, двадцать градусов левее солнца.

Или два лаптя, или восемь пальцев, подумал Алекс. Скучновато, однако, без компаса. Соорудить, что ли, какую-нибудь систему с солнечными часами? Кстати — а сутки здесь такие же, как у нас? Что-то световой день больно длинный… или это субъективное ощущение? Потолковать бы по душам с кем-нибудь из паучников, да с ихней охраной связываться… Где они только таких дуболомов набрали? Из лагерных конвоев, не иначе. Наш мир, чужой мир — этим бобикам все по барабану. "Запрещено!", "Стой, стрелять буду", "Шаг вправо, шаг влево — побег, прыжок на месте — провокация!" И семимильными шагами к коммунизму.

Откуда-то справа бесшумно выпорхнула небольшая, синяя с черным птица и исчезла в кронах наверху.

Алекс опустил автомат. Интересно, она сама по себе взлетела, подумал он, или опять мерзкие штучки товарища, простите, коуна Тауринкса или кого-то на него похожего? Будем надеяться на первое, а то ведь так можно и параноиком запросто заделаться.

Два лаптя правее солнца, два лаптя правее солнца… Интересно, а почему Кобзев так упорно посылает поисковые группы именно в этом направлении?

Окан постарался восстановить в памяти карту на столе у капитана. Видел он ее мельком да еще под достаточно неудобным углом, но в свое время дед неплохо натаскал его "хватать" детали периферийным зрением.

Там были помечены земли трех ближайших местных феодалов — Картроза, Бхаалейна и оставшегося, чье имя закрывала зеленая капитанская линейка. Еще там была помечена река, та самая, около которой готовились сооружать второй лагерь — Драконья, — лесной массив с жирным знаком вопроса и что-то вроде горной гряды. А гряда называлась Безза…

Что-то мелькнуло слева. Алекс замер, медленно, не торопясь, начал разворачиваться, пытаясь "поймать" картинку, вызвавшую у бокового зрения ощущение неправильности.

Ветка. Сломанная ветка кустарника примерно в метре от земли.

Алекс осторожно подошел поближе. Присел, изучая окрестные травинки.

Это мог быть какой-нибудь местный зверь. В конце концов, подумал Окан, после собакомедведя я ничуть не удивлюсь, если на меня сейчас вышагнет сесквоч, он же йети. Это в нашем мире неандертальцы вымерли, да и вымерли ли… в свете недавно открывшихся фактов… может, они просто… сюда ушли?

Ну, а если это все же был человек и шел он во-он оттуда… примерно досюда, а потом меткий ефрейтор поехал в отпуск… а ну, а ну, что это у нас?

На тонкой полоске мха, содранной с вытянувшегося поперек тропинки корня, четко виднелся отпечаток сапожного каблука.

— Ну и что вы можете сказать?

Алекс легонько коснулся пальцами поникшего стебелька травы и встал.

— Здесь прошли люди, товарищ командир, — ответил он. — Трое или четверо. Недавно, чуть больше часа назад, — трава еще расправиться не успела. Все — взрослые мужчины, шли не таясь и не торопясь.

— В названном количестве уверены?

— Так точно, товарищ лейтенант. Обученные люди так не ходят. Там все сложнее — прошел либо один, либо много, а сколько — не понять. Эти же ломились, — Алекс сделал паузу, подбирая сравнение, — как туристы на пикник. Каждый сам по себе, отдельный след идентифицируется вполне четко.

— Значит, просто нагло прут, — задумчиво сказал лейтенант. — Или… заманивают?

— Не думаю, — спокойно возразил Окан. — Даже если предположить, что они заранее знали о нашей группе… и время выхода, и примерный маршрут… Не похоже это на местных. Вспомните друида.

— Кстати, о друиде, — спохватился старлей. — Вы в дозоре ничего такого… не фиксировали? Нестандартного поведения местной флоры?

— Ни флоры, ни фауны, — усмехнулся Алекс. — Но… товарищ командир, разрешите высказать предложение? Старший лейтенант кивнул.

— Учитывая особые способности отдельных местных жителей, — начал Окан, — а также ваше предположение о возможной засаде, я предлагаю двигаться следующим образом — дозор уходит еще на двести метров вперед. Итого полкилометра, думаю, этого хватит. Остальная группа разворачивается в цепь, загибает фланги и следует за дозором, имея его в фокусе. Если они все-таки попытаются поймать нас в ловушку…

— Сами в нее и угодят, — улыбнулся старший лейтенант. — Действуйте, Окан.

Два "хьюи" зависли над перекатом реки. Они проделывали это уже пятый раз за полчаса, и, даже если кто-то из местных умудрился отследить их полет, все равно они бы не смогли определить, где именно спрыгнула на землю восьмерка темных силуэтов.

— Надеть камуфляжи! — громким шепотом скомандовал Большой Глебовски, дождавшись, когда вполголоса чертыхающееся отделение вскарабкается на хоть и невысокий, но, как выяснилось, труднодоступный ночью склон. — И — все сюда!

Путаясь в бесчисленных крючках "костюма Гилли", Крис попытался припомнить, за что маленький поляк получил такое не соответствующее ему с виду прозвище. Фильм вроде был такой… или не был? Сейчас голливудская продукция, даром что ее регулярно крутили на базе, казалась Крису чем-то далеким, как марсианские каналы. Хотя оно ведь так и есть, подумал Крис. Земля и Марс кажутся рядом, когда смотришь на них из другой вселенной.

Так за что же его так назвали? Было это в первый день — мы стояли около палатки, Седжвик раскуривал свою очередную сигару, потом пришел Дженнинг и сказал, что уже действует душевая… Ну да, а пять минут спустя прибежал Райконен и, давясь от смеха, начал показывать, какой у Глебовски этот… ну вот такой, ей-богу, парни… И хватался при этом за руку выше локтя. И тогда кто-то предложил называть Глебовски "Большим". Кто? Не помню. Забавно, что мы все так легко поверили Райконену, подумал Крис, видимо, он был очень уж убедителен. А еще забавнее, что сам Глебовски ничуть не удивился этому прозвищу, словно его уже где-то так называли.