Серебро и свинец, иной вариант - Олег Волынец

И при виде замка Вяземский окончательно уверился, что Краснов на самом деле прав — нечего богам войны делать на этой планете. Зрелище было жалкое. Да, конечно, строители не были полными профанами для своего уровня развития — штурмовать его, имея из дальнобойного оружия одни луки да катапульты, Вяземский постеснялся бы. Замок окружал изрядной ширины ров, а опускной мост через него, будучи поднятым, закрывал единственные ворота. А пять башен давали обороняющимся возможность вести перекрестный огонь по любой точке в радиусе досягаемости их луков.

Больше того — полковник знал, как строили зодчие древних времен. Вяземский хорошо помнил апокрифическую историю про старинную церквушку, которую восемь дней не могла снести батарея гаубиц, бившая по ней прямой наводкой, а ведь тот храм не из базальтовых глыб строился — из простых кирпичей. К тому же… Артиллерист присмотрелся. Швы между каменными блоками не были залиты цементом, не заросли мхом и не пустовали. Словно бы кто-то с маниакальным упорством прошелся по ним со сварочным аппаратом — если бы можно было сваривать камень.

И все же, чтобы взять это укрепление, не требовались его любимые Д-30. Это было под силу обычному миномету, только времени потребуется уж очень много. Несколько разрывных и зажигательных во двор… где, скорей всего, сложены под навесами, а то и под открытым небом всяческие бочки-ящики и запасы сена, где постоянно снует народ, потому что замок такого размера пустовать не может. Если обороняющиеся попытаются опустить мост — разнести в щепки еще до того, как по нему проскачет первый рыцарь. Если нет — ждать, пока защитники с голодухи не повылезают сами. Разве что в замке есть подземный ход…

"Охолони! — скомандовал себе полковник, осознав, куда завели его мысли. — Это наш предполагаемый тактический союзник".

— Товарищ Вяземский, — доверительно поинтересовался у него Краснов, — как вы считаете…

"Ах ты гнида, — подумал полковник без особой злости. — Мнением моим поинтересоваться изволил. Когда я предложил в точку высадки делегации забросить батарею огневой поддержки, кто меня чуть с грязью не смешал?"

— У меня, товарищ Краснов, — ответил он, не дожидаясь продолжения, — по вопросам местной специфики своего мнения нет и быть не может. Не сталкиваюсь я с местной спецификой.

Гэбист обиженно промолчал.

— Кажется, — заметил начштаба, — нас встречают.

Вяземский снова поднес к глазам бинокль.

Мост опустился, и в распахнутые ворота выезжали всадники. Тренированный взгляд полковника машинально подсчитывал противников — три десятка человек в легких доспехах, еще с десяток в чем-то пестром, потом — отдельно — неимоверно широкоплечий мужчина в лазурно-синем кафтане, и за его спиной толпа людей, одетых не менее ярко, — верно, прихлебателей.

— Всем машинам, кроме первой, — стоп, — скомандовал начштаба в трубку. Рации в этом мире работали плохо — не очень помогала даже воздвигнутая посреди лагеря антенна, — но в радиусе километров пяти можно было добиться приемлемой слышимости. — Развернуться и быть готовыми атаковать в случае провокации.

Лева Шойфет эту фразу услышал краем уха и заметил только, как остальные БТРы в колонне неторопливо съезжают с дороги, выстраиваясь полукругом вдоль опушки леса. Приближающееся войско интересовало его гораздо больше.

Сильней, чем когда-либо с того дня, как его проволокли через врата между мирами, Леве казалось, будто он угодил в прошлое. Беда была в том, что о прошлом он судил наполовину по учебникам истории, где упор делался исключительно на классовую борьбу во всех ее проявлениях, а наполовину — по авантюрным романам, авторов которых историческая правда волновала куда меньше, чем завлекательность. Поэтому он вполне верно представлял себе роскошные одежды придворных вельмож, богатство феодалов, мрачное величие рыцарских замков, но оказался совершенно не готов к той блистательной оправе, что окружала эти драгоценные камни.

Владение Бхаалейн относилось к числу самых обширных в империи, и то, что большую часть его занимали непролазные пущи Беззаконной гряды, не мешало владетелю равняться богатством с самыми древними родами срединного Эвейна. А когда у владетеля полны сундуки, не пустует кошель и у его дружинников, будь то родовичи или наймиты.

На ярком солнце сверкали начищенные кирасы, не исцарапанные еще наконечниками разбойничьих стрел, переливалось серебряное и золотое шитье на кафтанах чародеев, блестели самоцветы. Даже сбруя владетельского коня была изукрашена драгоценными венисами так густо, что не было видно отменно выделанной кожи.

"Нет, — решил про себя Вяземский. — Предательства они не замышляют. Это не боевое оружие и не походная броня — все слишком вычурно, слишком богато. Они пытаются произвести на нас впечатление… Не могу их винить". Ему вспомнились леопардовые шкуры негритянских вождей.

Когда до процессии оставалось метров сто, БТР остановился. Командиры один за другим вылезли, спрыгивая в мягкую, прогретую солнцем траву на обочине.

Люди в кирасах остановились, выстроившись поперек дороги в две шеренги. Широкоплечий толстяк в синем выехал вперед. За его спиной прятались еще четверо. Одного Лева узнал — это был высокомерный молодой человек, встретивший их с Кобзевым в приречной деревне, сын владетеля. Двое других были одеты не менее богато, чем плечистый, но в другом стиле. Тот, что был помоложе, остролицый и тонкогубый, явно предпочитал оттенки темно-багрового и не носил никаких украшений, кроме стальной цепочки, протянутой вдоль рукава, — если только это было украшение. Физиономия его зло кривилась; потом он, видно, вспоминал, что послу не пристало так откровенно выражать чувства, и стирал выражение с лица, но то мгновенно появлялось снова, как запотевает холодное стекло. Спутник его был очень стар — Лева дал бы ему на вид лет двести — и одет так богато, что за брошками и цепями не было видно зеленого бархата. Четвертый показался переводчику также смутно знакомым, но он не сразу сообразил, где встречал этого человека — тот приезжал с Терованом в деревню, но в беседу тогда не вмешивался.

Делегации подошли друг к другу вплотную. Краснову явно хотелось сказать что-нибудь для протокола про встречу двух миров, двух идеологий, но он понимал, что его за такие слова свои же товарищи придушат, да и сам бы себе пальцем у виска покрутил бы.

Когда молчание затянулось, гэбист слегка подтолкнул переводчика в спину.

— От имени Союза Советских Социалистических Республик я приветствую владетеля Бхаалейна, — послушно проговорил Лева, не имевший ни малейшего понятия, как следует обращаться к феодалам.

Рахтаварин ит-Таварин слегка усмехнулся, с неожиданной для такого массивного человека ловкостью спешиваясь. "Как только под ним конский хребет не ломается?" — подумал Вяземский.

— Кто ты? — спросил он без обиняков.

— Мое имя Лейв ит-Лазар, я — толмач при посольстве.

Слово "посольство" Леве пришлось придумать, верней — образовать по аналогии, потому что в эвейнском его, кажется, не существовало. Ближе всего по смыслу стояло "атриста", обозначавшее группу посланников, оговаривающих условия перемирия. Но владетель вроде бы понял, что имелось в виду.

— Тогда я говорю не с тобой, а с этими людьми? — так же прямо спросил он.

— Да, — ответил Лева спокойно.

Несмотря на то, что Рахтаварин казался на первый взгляд совершенно спокоен, переводчика не покидало ощущение, что он пытается выторговать у тигра кусок его добычи.

— Хорошо, — проговорил владетель, кивая каким-то своим мыслям. — С кем из этих людей я могу говорить, не поступаясь честью?

— Что? — переспросил Лева.

— С кем из этих людей я могу говорить? — нетерпеливо повторил владетель. — Чей род может сравниться в древности и крепости с Бхаалейном, наследники которого правили Бхаалейном со времен Конала Милосердного? Есть ли среди них владетели или эллисейны, чье семя сильно?

Лева понятия не имел, сколько прошло лет (будь то земных или коротких местных) со времен упомянутого Конала, но смысл высказывания уловил.

— Владетель спрашивает, кто из нас дворянин?

— Что-о? — переспросил командующий.

— Он заявляет, — извиняющимся тоном добавил переводчик, — что будет говорить только с равным ему по положению. Для него это значит — владетелем или колдуном.

— Раньше их это не волновало, — раздраженно бросил Краснов. — Извините, товарищ генерал, но…

— Коун Сергей ит-Виктор говорит, раньше вы не требовали, чтобы с вами говорили только родовитые, — послушно перевел Лева.

— Раньше они не говорили со мной, — ответил владетель. — Я мог послать сына, родовича или наймита говорить с неведомыми пришельцами, но не могу поступиться честью владения, торгуясь с безродными.