Фламандская петля - Наталья Николаевна Ильина

сразу же после того, как стало известно о дальнейшей судьбе Ванечки, муж подал на развод. Он пытался уговорить Галю отдать Ваню на попечение государства, но для нее это было невозможно, немыслимо! Сразу после развода Николай уехал, и с тех пор Галина не видела его ни разу, хотя алименты исправно приходили на почту, пока Ванечке не исполнилось восемнадцать.

Врачи, которых Галина объехала немало, определили возможную связь Ваниной патологии с глубокой детской травмой, которую она перенесла в детстве, и на всю жизнь оставили в ней чувство вины перед сыном. Она жила, стараясь отдать ему всю нерастраченную любовь своего сердца.

Сморгнув слезы, Галина вдруг увидела свои руки – натруженные, в синих набухших венах. Подняла голову, будто просыпаясь от сна, и вскочила – во двор входил Ваня. Его высокую сутулую фигуру она узнала бы и за километр, но на этот раз что-то с ней было не так. Женщина судорожно вздохнула и бросилась сыну навстречу.

Ваня шел медленно, совсем согнувшись под непривычной тяжестью. Ножки болели, особенно одна, но он старался идти ровно, чтобы не стать похожим на то чудовище, которое – он всхлипнул, но не от страха, а от совсем незнакомого чувства, раздиравшего грудь, – было во всем виновато. Конечно, он не использовал таких понятий, просто в его сознании прочно связались страх, боль и горе с тем, из-за кого он так долго не решался дойти до Сы и теперь нес в раздувшейся куртке ее холодных, неподвижных, ужасно пахнущих детей. Маленьких Сы. Трех мертвых щенков. Он не знал, зачем несет их домой, зачем вообще едва не застрял в глубокой норе, вытаскивая их одного за другим. Совсем недавно он радовался вместе с ними, играя в секретном месте, и никому бы не доверил своей маленькой тайны, а сейчас ему хотелось помощи. Хотелось рассказать обо всем маме, но он не знал как. А еще хотелось кричать и биться, как он делал обычно. Спрятаться за криком, сжать голову руками и подождать, пока все не пройдет, но тогда детки Сы могли выпасть прямо на дорогу. Он терпел и шел, поддерживая снизу куртку, и крик – громкий и полный ярости – звучал только в голове, никак не помогая его маленькому миру стать таким, как всегда.

* * *

– Дмитрий Олегович! – возмущенно вскрикнула Елизавета Борисовна Напалкова. Скорее взвизгнула, пискляво и неприятно.

Дима невольно прикрыл глаза и терпеливо повторил:

– Я настойчиво рекомендую вам принять компенсацию ущерба и извинения, Елизавета Борисовна. К тому же вчера я заметил, что ваша роза не погибла окончательно. Кажется, я видел бутон?

– И что? – капризно надула губы старушенция. – На носу сентябрь, она не успеет расцвести! Самое ему место на скамье подсудимых, варвару! Вот ты, Михайлов, хоть и вырос, а ума не нажил. Не умеешь уважить старость! Заявление забирать не стану! И в прокуратуру еще раз съездить мне не лень!

Конечно, не лень, мегера ты эдакая! Лейтенант убрал со стола руки и сжал их в кулаки.

– А хотите, он самолично засадит розами весь палисадник? – взяв себя в руки, предложил Дима. – Без всякого суда. Я мог бы его обязать это сделать, если только вы согласитесь.

Обязать лейтенант не мог, но был уверен, что несчастный не откажется.

Старушка задумалась. Густо подведенные черным глаза за толстыми стеклами очков заблестели. Губы сжались, пряча неестественно яркую помаду в черточках вертикальных морщин.

– Сам? Под моим контролем?

Дима вздрогнул, сообразив, что судебное разбирательство, возможно, не самое страшное в таком случае.

– А пусть! И розы – не абы какие, а флорибунда!

– Флори… что? – переспросил ошарашенный лейтенант.

– Флорибунда. Это сорт роз, но откуда тебе знать? Насколько я помню, по ботанике твои оценки никогда не поднимались выше тройки.

Дима холодно улыбнулся. Вредная старуха была такой всегда, даже в то время, когда еще преподавала в средней школе Малинников.

– У вас отличная память. Ну так что? Мне вызвать Геннадия Саблина, чтобы огласить ваше решение?

– Зови! Возможно, я в тебе ошиблась, Дмитрий… – Старушка помедлила и добавила: – Олегович. Верно люди говорят, ты не хуже Захара справляешься.

С этими словами она поднялась и, громко отстукивая деревянной тростью каждый шаг, направилась к выходу.

Проводив бывшую учительницу взглядом, Дима открыл свой блокнот. С прошлого четверга записей в нем существенно прибавилось. Майор Шонкин держал лейтенанта в курсе расследования, особенно после следственного эксперимента с лодкой. Царапины на досках сходен были оставлены именно ею. Преступник тащил лодку волоком до самой воды и потом умудрился поднять ее обратно. «Хотя, – Дима погрыз кончик ручки, вспоминая, – я ведь тоже смог это сделать, пусть и не без труда».

Алюминиевая лодка «Тактика-270» весила двадцать пять килограммов, судя по описанию модели в Интернете, да плюс весла. Стоя по шею в воде, задрать ее нос на полметра вверх Диме не удалось, тогда он выбрался на сходни и вытянул лодку за полукруглую ручку на носу, правильного названия которой так и не спросил. Чуть жилы не надорвал. Преступник, вероятно, был чертовски силен: переплыть реку на веслах (мотор из лодочного сарая оставался нетронутым, на нем не обнаружили отпечатков); затащить тело Ники в лес; вырыть, пусть и совсем неглубокую, могилу; снова вернуться уже против течения; поднять лодку на сходни и уволочь обратно в сарай? Да он был просто монстром!

Криминалисты нашли в гостевом доме усадьбы два набора свежих отпечатков, но в лодочном сарае остались отпечатки только одного из взломщиков. Идентифицировать их не удалось – в базе они не значились. Кроме того, в сарае присутствовали следы борьбы, на полу обнаружились пятна крови, принадлежавшей Нике Бойко. Но следствие снова зашло в тупик. Вернулось к самому началу.

Лейтенант перевернул страницу, написал: «Фламандская петля, зеленая машина. “Мазда”? Московские номера?» – и дважды подчеркнул написанное. Больше никаких зацепок для того, чтобы искать неизвестных преступников, не было.

* * *

Состояние здоровья Григория заставляло Якова волноваться, как и то, что друг наотрез отказался вернуться в Москву вместе с ним, собираясь встретиться с дочерью до отъезда. Самому Якову делать в поселке было уже нечего – никто не подозревал его клиентов, которых не было в стране во время убийства. Терзаясь тем, что так и не рассказал Гришке о том, что сообщил Стасу детали завещания, Яков решил во всем разобраться сам. Не верилось, что Станислав мог на такое решиться.

Яков позвонил ему прямо из аэропорта. По телефону голос парня звучал неуверенно. Якову показалось, что Стас пьян. Пьян в два часа дня! Велев ему немедленно явиться в офис, Яков