Вторая любовь - Джудит Гулд

Няня Флорри, появившаяся из смежной комнаты, прикрикнула:

— Ради Бога, парень! Успокоишься ты или нет?

Но Зак и не собирался этого делать. Хотя на первый взгляд трагедия больше отразилась на матери, чем на детях, но соединенный эффект от потери, печали и ярости взял верх. Теперь их подавляемый гнев вырвался наружу, словно гной из зловонной, воспалившейся раны.

— Криво! Криво! Папочка никогда не прикреплял его криво! Если бы папочка был здесь…

— Прекрати! — хриплым шепотом приказала Дороти-Энн.

Ее лицо посерело, у нее тряслись руки. Стеклянная птица вырвалась у нее из пальцев, упала на пол и разбилась.

— Нет! — выдохнула она. — Только не птица…

Дороти-Энн отшатнулась от осколков, разбитое украшение символизировало разбитую семью и одновременно жестоко, насмешливо напоминало о прошедших веселых праздниках Рождества.

— Видишь, что ты наделал? — прошипела Лиз, толкая братишку локтем. — Ты расстроил маму. Господи. Ты еще такой дурак.

— Неправда! Неправда!

— Правда!

— Неправда!

— О-ох! — вступила няня Флорри. — Нашли время ругаться. — Она погрозила им пальцем. — Вам обоим следует получше себя вести и слушаться няню, а не то Санта не принесет вам подарков! — мрачно предсказала она.

— Санта! — насмешливо фыркнул Фред. — Даже Зак уже достаточно взрослый, чтобы верить в эту чушь. Папа с мамой покупают подарки.

— Неправда! — завопил Зак, его огромные голубые глаза наполнились слезами, короткие ручки молотили воздух, без всякого эффекта шлепая и колотя старшего брата. — Врун! Санта их приносит! Сам увидишь. Санта снова принесет их в этом году…

Зазвонил телефон, заставив его замолчать, словно школьный звонок.

— Я возьму трубку, — заявила Венеция, возблагодарив про себя Бога за то, что это так успокоило детей. Она слезла с лестницы, босиком торопливо прошла к телефону и ответила после четвертого звонка.

— Алло?

Это оказался Дерек Флитвуд, звонивший из Манхэттена.

— Подожди минутку, — велела ему Венеция.

Она взяла переносную трубку в столовую, слушая по пути, как в радиотелефоне щелкают помехи. Закрыв дверь, негритянка подвинула себе стул и утомленно села, оперевшись локтем о стол.

— Порядок, Дерек. Так что случилось?

— Чего не случилось, ты хочешь сказать. — Он помолчал. — Венеция, здесь в офисе дела идут неважно, — с нажимом произнес исполнительный директор.

— Хочешь поменяться со мной местами? Попробуешь пожить здесь для разнообразия?

Флитвуд грустно рассмеялся.

— Нет, спасибо. У меня и так все из рук валится.

Венеция подождала.

— Послушай, — смущенно заговорил Дерек, — я понимаю, что сейчас совсем не время, но у меня нет выбора. У нас тут завал решений, которые может принять только Дороти-Энн, и все уже горит. Как ты думаешь, когда она сможет взяться за дело?

За дело?..

Венеция ощутила, что этот звонок просто неприличен, бизнес требует своего, как обычно. Просто хочется завыть в голос! Что он себе думает?

— Дерек, ради всего святого, еще слишком рано! Она не готова. Дороти-Энн похоронила мужа всего четыре дня назад. Ты же видел ее, ты там был!

— Да знаю я, знаю! — сочувственно произнес он. — Господи, если бы я только мог принять эти чертовы решения и подписать бумаги вместо нее! Но я не могу! В этом-то все и дело. Никто не может. У нас нет такого права. Ты сама знаешь. Фредди был единственным…

— Ладно, ладно! — рявкнула Венеция, перебирая пальцами гриву волос и крепче сжимая телефонную трубку. — Дай мне подумать.

— Ты же знаешь, что я не стал бы звонить без крайней необходимости.

Верно. Она никогда не видела, чтобы Дерек суетился понапрасну. На самом деле, он был последним человеком на земле, кто стал бы вопить о мнимой опасности или устраивать много шума из ничего.

— Дерек, — мягко произнесла она, — я не могу ничего обещать, но посмотрю, что мне удастся сделать.

— Отлично! — ошибки быть не могло, в его голосе явно слышалось облегчение. — Спасибо, Венеция. Я знал, что могу на тебя рассчитывать!

— Я бы не стала, если бы… — начала было Венеция, но Флитвуд уже отключился. — …была на твоем месте, — пробормотала Венеция.

Она нажала кнопку отключения, убрала антенну и положила телефон на зеркальную поверхность стола из красного дерева. Какое-то время она посидела просто так.

С профессиональной точки зрения, она могла оценить позицию Дерека. В компании «Хейл» только два человека обладали властью утверждать наиболее важные решения.

Один из них умер, а вторая тоже все равно что мертва.

— Черт, — негромко выругалась Венеция.

Этим же вечером попозже Дороти-Энн услышала стук в дверь.

— Войдите, — ответила она.

— Привет, ма. — В комнату вошла Лиз.

— Привет, солнышко, — отозвалась мать. — Проходи и садись рядом. Что случилось?

— Ма, я просто хочу, чтобы ты знала. Мы с Фредом и Заком обо всем поговорили, и мы сделаем все, чтобы облегчить тебе жизнь.

У Дороти-Энн на глаза навернулись слезы, и она не смогла заставить себя говорить.

— Мы понимаем, что тебе тяжелее, чем кому-либо другому, — продолжала Лиз. — Мы просто хотим, чтобы ты знала — мы здесь, рядом с тобой.

Дороти-Энн притянула к себе дочку.

— И я буду жить для вас, солнышко, — произнесла она сквозь слезы. Они такие отважные. Я обязана быть рядом с ними. Я должна продолжать жить ради них.

22

Разница между «Маленькой Италией» и Чайнатауном состоит только в языке и кухне. Если не считать этого, то внешне отличающиеся друг от друга соседние районы имеют много общего.

И там и там множество многоквартирных домов. Оба района поддерживают тесные культурные связи с родиной. И за фасадами, выставляемыми на показ небрежным туристам, существуют сообщества, крайне уединенные, тайные, куда невозможно проникнуть чужаку.

Другой общей чертой является национальная гордость. Точно так же, как сицилиец будет настаивать на своем отличии от неаполитанца, житель Шаньтоу будет утверждать, что он не кантонец.

Но рестораны процветают и там и там. Как и преступления.

Если в «Маленькой Италии» делами заправляют мафиози, то в Чайнатауне этим занимаются тонги.

Сонни Фонг, производивший хорошее впечатление, чья амуниция говорила о его принадлежности ухоженному, хорошо налаженному миру Верхнего Ист-Сайда, ощутил притяжение старинной культуры, пробираясь на своем «лексусе» сквозь лабиринт Чайнатауна, его улочек с односторонним движением и кишащими людьми закоулками.

Он немедленно приноровился к знакомому ритму. Сбросил с себя изысканную кожу верхнего города, свои отточенные западные манеры. Казалось, даже плоскости его лица проступили явственнее, заострившись еще больше, став безошибочно смертельным острием.

Сонни медленно, уверенно ехал, его глаза, словно рентген, проникали сквозь ту муть, что продавали туристам. Здесь ничего никогда не менялось. Ничто не было тем, чем казалось на самом деле. Чайнатаун был миром волшебных покрывал, коробочек в коробочках, размалеванной шлюхой теней и разврата, наряженной в безвкусный национальный костюм.

Припарковав «лексус» в неосвещенном проезде, Сонни выключил габаритные огни, погасил внутреннее освещение и вышел из машины. Слившись с тенями, он нащупал стальную дверь без таблички. Негромко простучал кодовый сигнал костяшками пальцев. Потом подождал, не позаботившись о том, чтобы оглядеться.

Даже если бы здесь горели фонари, а таковых не было, он и так знал, что увидит. Мрачные плоские стены по обеим сторонам, с заложенными кирпичом окнами, что нарушало все городские уложения и правила противопожарной безопасности. Окна закладывали по двум причинам. Во-первых, чтобы закрыть персонал кондитерской внутри, а во-вторых, чтобы не пускать незваных гостей и власти.

Стальная дверь беззвучно приоткрылась на дюйм. Внутри свет не горел, чтобы не просматривался силуэт открывшего. И по вполне понятной причине. Триады жестоко враждовали между собой, кровопролитие стало нормой, а не исключением.

Голос Сонни звучал спокойно:

— Я пришел от имени почтенного старца, — произнес он на гуандунском наречии. — Он слышал, что ваш чай помогает при неудачной любви.

— Вы пришли в самое благоприятное время, — прошептал голос из темноты. — Мне кажется, что знаменитое снадобье есть на складе.

— Мой почтенный старец был бы очень благодарен, если бы вы могли проверить.

Теперь, когда собеседники обменялись словами пароля, дверь открылась пошире. Сонни переступил через порог и сразу отошел в сторону. Что-то твердое уперлось ему в живот. Потом дверь снова закрылась. Под потолком зажглась тусклая лампочка.