Собрание сочинений. Том 6 - Петр Павленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1948
Родной полк
Сегодняшний праздник «Красной звезды» — для меня праздник родного полка. Пятнадцать лет назад я впервые напечатался в «Красной звезде» и с тех пор никогда надолго не расставался с нею. Помню, как, вернувшись с Дальнего Востока с новым романом, я нес в «Красную звезду» отрывки, посвященные быту Красной Армии. Помню, как я, только что призванный из резерва, отправлялся во Львов, и мне наскоро подгоняли шинель и подыскивали пояс с командирской бляхой — кто-то снял и дал свой на время. Пояс тот пришлось носить и в дни боев с белофиннами и в дни Отечественной войны.
Никогда не забудутся зимние месяцы 1939–1940 годов в красноармейской газете «Героический поход», где работали многие из сотрудников «Красной звезды». Это была вторая военная кампании, в которой принимала участие наша газета. У Халхин-Гола она выдвинула в ряд военных корреспондентов таких, казалось, глубоко штатских людей, как Б. Лапин и 3. Хацревин, показала хорошего военного поэта К. Симонова. В финскую кампанию газета уже считала своими Левина и Диковского; Чумандрина и Ставского, Суркова и Прокофьева, Безыменского и Ильенкова. В «Красную звезду» просились. На нее жаловались, что она больше «не берет» писателей. А если вспомнить, — трудное было время. Опыт фронтового рассказа и динамического очерка, которые полюбились советским людям, закладывался там, на Халхин-Голе, на финском фронте.
Нелегко давалась писателям эта военная учеба. Нелегок был фронтовой университет. Но школа сказалась. И годы Отечественной войны звание специального корреспондента «Красной звезды» звучало как почетное, обязывало ко многому.
Для многих писателей, в том числе и для меня, «Красная звезда» была подлинной военной школой. И не потому, что я частенько бывал в довоенные годы на маневрах и учениях как ее корреспондент. «Красная звезда» являлась школой военных знаний потому, что писать для нее со «штатских» позиций было нельзя, неуместно. То, что могло пригодиться любой другой газете, здесь отвергалось. Литературный работник «Красной звезды» должен быть прежде всего военным. Он обязан владеть пером, как солдат штыком.
Наша советская литературная молодежь, посвящающая свое творчество военной теме, как волнующую книгу может раскрыть комплекты «Красной звезды», перелистать их с большим вниманием. Она найдет в них гнев Эренбурга, динамику Симонова, ленинградский запев Тихонова, песни Суркова, взволнованные очерки Гроссмана. Она найдет на страницах «Красной звезды» имена военных литераторов, ставших редакторами крупных газет, командирами воинских соединений. Она почувствует здесь дыхание вдохновенной жизни.
Пусть же наша советская литературная молодежь пишет еще сильнее, еще вдохновеннее. Пусть и для нее «Красная звезда» станет родным полком, школой военных корреспондентов, школой писателей-воинов.
1949
Живой Ленин
Четверть века тому назад от нас ушел Ленин.
Весть о его смерти рабочие всего мира встретили как тяжелое личное горе, — ушел из жизни не только великий учитель революции, не только гениальный философ, но и создатель Коммунистической партии большевиков, организатор первого в мире Советского государства рабочих и крестьян.
Ушел из жизни человек, одно имя которого знаменовало собой зарю нового века в истории человечества, имя, произносимое миллионами людей как боевой клич, как пароль, как лозунг, как братское приветствие.
Не было на земле имени более славного и более вдохновенного, чем Ленин!
В день похорон станки заводов, паровозы, машины остановились в знак траура. И не только у нас, но и за рубежом. Умер самый старший человек на свете, с делом которого связывали свою судьбу миллионы и миллионы простых людей во всех углах земного шара, и стало сиротливее и страшнее в мире, лишившемся самой светлой своей головы.
Время же было, если вспомнить, не легкое. Осенью 1923 года революции в Болгарии и Германии потерпели поражение, надежды пролетариата теперь обращались к стране Ленина, как к тому единственному оплоту, от которого зависит завтрашний день международного революционного движения.
Троцкисты, бухаринцы, рыковцы, вкупе с иностранными разведками, между тем вели осатанелую подрывную работу, создавали группы вредителей и диверсантов, взрывали и жгли с трудом построенные заводы, мечтая о возвращении к капитализму. Промышленность едва становилась на ноги, и с конвейера Сталинградского завода еще не вышел трактор-первенец. Еще давали себя знать последние остатки агонизирующей нэповщины, свирепствовало кулачье, в недрах советского аппарата скрывались лакеи бывших хозяев — капиталистов. В штормовую погоду выходил советский корабль в открытый океан социализма.
И вот 21 января 1924 года произошло событие, которое со страхом и болью восприняли лучшие люди человечества, — угасла самая величественная из жизней, когда-либо поднимавшихся над миром бесправия и нищеты.
С того дня прошло много лет, много тяжелых дней пришлось пережить современникам этой смерти, но никогда не изгладятся из их памяти ужас потери, растерянность и почти физические ощущения ранения, и убеждение, что уже никогда не смогут они стать счастливыми и сильными попрежнему, что всегда чего-то будет не хватать их осиротевшим сердцам.
С какой охотой умер бы каждый из них сам, если бы этим можно было спасти Ленина. Умер отец страны, прямолинейный и ласковый человек, мечтатель и суровый реальный политик. Он был отцом и для тех, кто по годам мог бы назвать его внуком.
Умер человек, о котором уже сложились легенды и распевались песни, именно такой, каким хотел народ видеть своего избранника, выстраданного им в течение десятилетней борьбы, взлелеянного в думах о будущем, сотворенного по образу и подобию народному.
И тогда, в дни всенародного горя, когда, казалось, ничто не могло ободрить душу осиротевшей страны, мы и весь мир услышали негромкий, неторопливый, непреклонно твердый голос Сталина.
С трибуны 2-го съезда Советов СССР он произнес клятву верности Ленину и призвал коммунистов наследовать дело Ленина, рассматривая его, как свое личное дело, как судьбу свою, как счастье детей и внуков. Тогда впервые прозвучали над миром гордые слова:
«Мы, коммунисты, — люди особого склада. Мы скроены из особого материала. Мы — те, которые составляем армию великого пролетарского стратега, армию товарища Ленина. Нет ничего выше, как честь принадлежать к этой армии. Нет ничего выше, как звание члена партии, основателем и руководителем которой является товарищ Ленин».
В тот день родилось высокое звание человеческое — Ленинец!
Во времена больших народных движений не впервые рождались великие слова ободрения и боевого клича. Таким когда-то был поэтический зов Руже де Лилля: «К оружию, граждане!», ставший гимном борьбы и отваги для многих поколений революционеров.
На смену ему пришли слова «Интернационала», объединившие людей ленинского поколения, людей организованной партийной борьбы, людей наступления на старый мир.
Но никогда еще не звучал над миром гимн, посвященный ушедшему полководцу, солдаты которого не отдавали дань смерти, а протестовали против нее, отвергали ее и, братаясь верностью вождю, сплачивались для того, чтобы довершить дело, начатое ушедшим.
Любовь победила смерть. Смерти не стало. Живой, единственный в мире Ленин вошел в сердца всего народа с такою ощутимой силой, что не ослабевшими, не отчаявшимися, не смутившимися потерей, а повзрослевшими почувствовали себя те, кто услышал клятву Сталина, и приняли ее, как свою.
И радостно вспомнить, что, может быть, в тот день и родилось другое высокое человеческое звание — беспартийный большевик, — ибо клятву Сталина посчитали своей не только коммунисты.
Никогда до этого скорбь не обретала такого величия. Солдаты никогда не наследовали своим полководцам и не клялись сообща заменить их…
Солдаты никогда не поднимали траурные знамена, как знамена победы. Смерть оставалась смертью.
Но не случайно ценил Сталин — Ленин нашего времени — горьковскую сказку о девушке и смерти, где любовь победила смерть.
То, что никому не удавалось до нас и жило лишь в поэтической мечте, могли и должны были осуществить ленинцы — люди особого склада, скроенные из особого материала, люди, ранее неизвестные человечеству, новые в нем. Жизнь победила смерть.
Клятва Сталина поднялась до высот эпоса, и этот эпос стал символом жизни советских народов, для партийных и беспартийных, для старых и молодых, конституцией их идейных помыслов и дерзаний. Мы повторяли слова этой и клятвы однажды в год, но претворяли в дело ежечасно. Мы повторяли эти слова, вступая в партию или идя в сражение, а осуществляли, добывая нефть и уголь, строя комбайны и убирая урожаи. Мы стали страной ленинизма не потому только, что двигались вперед, осененные великим учением Ленина, но и потому, что ленинизм стал движением и ростом наших собственных жизней; он — то, что Ленин создал для нас, а мы вместе с ним и Сталиным закрепили для будущего.
