Книги крови I-II: Секс, смерть и сияние звезд - Клайв Баркер

Мик привалился к машине и легко нажал на ручку двери. Она подалась, и он забрался внутрь. Его глаза были вытаращены.

— Назад, — с трудом выговорил он.

Джуд потянулся к ключу зажигания. Кровавая река уже плескалась под передними колесами автомобиля. Мир был окрашен в багровые тона.

— Быстрей, назад! Отъезжай, чтоб тебя!..

Джуд не делал никаких попыток стронуть машину с места.

— Мы должны посмотреть, — неуверенно проговорил он. — Должны.

— Нам не нужно ничего, — простонал Мик, — только бы к дьяволу убраться отсюда. Это не наше дело…

— Авиакатастрофа…

— Нет никакого дыма.

— Но там человеческие голоса.

Инстинкты Мика требовали одного: поскорей вернуться назад. Он прочитал бы о катастрофе в газетах, посмотрел фотографии и телерепортажи, но здесь и сейчас все слишком свежо, слишком непредсказуемо…

На том конце дороги может быть что угодно, истекающее кровью…

— Мы должны…

Не слушая друга, Джуд завел машину. «Фольксваген» пополз вперед — навстречу багровому пенному потоку.

— Нет, — неожиданно спокойно произнес Мик. — Пожалуйста, не надо…

— Мы должны, — стиснув зубы, ответил Джуд. — Должны. Должны.

Рядом, в нескольких ярдах, уцелевший город Пополак пережил первое потрясение. Он смотрел тысячью глаз на останки древнего ритуального противника — разбросанные по земле веревки и сокрушенные тела. Пополак отступил назад, его гигантские ноги расплющивали деревья леса, ограждавшего место битвы, его руки беспомощно болтались в воздухе. Но он старался сохранить равновесие посреди общего безумия, вызванного ужасным зрелищем. Безумие поднималось от ног по нервам и жилам к мозгу. Порядок рушился; тело билось, гнулось и отклонялось от страшного ковра из останков Подуево, тянулось к холмам.

Гигантское создание прошло между солнцем и машиной, отбросив холодную тень на залитую кровью дорогу. Мик ничего не видел из-за слез, а Джуд щурился и готовился к тому, что откроется за поворотом Он едва заметил, как некая тень ненадолго затмила свет. Может быть, облако. Или стая птиц.

Если бы в этот момент он поднял глаза и немного повернулся на северо-восток, то рассмотрел бы голову Пополака. Огромную наклоненную вперед голову обезумевшего города, что прошагал, между холмами и пропал из вида. Тогда бы Джуд понял, что эта область выше его разумения и в этом углу ада уже никого не исцелить. Но ни он, ни Мик не разглядели последнего посланного им знака. Отныне, как Пополак и его мертвый близнец, они потеряны для жизни.

Они обогнули склон, и перед ними предстало то, что осталось от Подуево.

Обыденное воображение не вмещало в себя подобной картины.

Возможно, на полях сражений Европы тоже вздымались груды бесчисленных трупов; но было ли среди них столько женщин и детей, связанных с мертвыми телами мужчин? Видел ли кто-нибудь горы трупов, только что в один миг лишенных жизни? Да, погибали города, но когда они погибали из-за земного притяжения?

Зрелища было запредельное. При виде его разум отступал и прятался, желая опровергнуть это доказательство безжалостности мира, найти лазейку, позволяющую сказать:

«Ничего не произошло на самом деле. Это сон о смерти, а не сама смерть».

Но разум не находил ни единой трещины в стене, вставшей перед ним. Это случилось на самом деле. Это сама смерть.

Подуево рухнул.

Тридцать восемь тысяч семьсот шестьдесят пять жителей повержены на землю и превращены в груду растерзанной кровоточащей плоти. Те, кто не погиб от падения или удушья, мучились в предсмертных судорогах. Не выжил никто из горожан, кроме небольшой группы наблюдавших состязание. Эти несколько подуевцев — сгорбленные, больные и дряхлые — смотрели, как Мик и Джуд, на гору человеческих останков и не желали верить глазам.

Джуд первым выбрался из машины. Почва под ногами стала липкой от загустевшей крови. Он оглядел пространство бойни. Никаких обломков или других признаков авиакатастрофы; ни огня, ни дыма, ни запаха топлива. Лишь десятки тысяч остывающих тел, обнаженных или одетых в одинаковую серую форму, — мужчины, женщины и дети. На некоторых сохранились остатки кожаных сбруй с тянущимися от них длиннейшими веревками. Чем ближе Джуд подходил, тем отчетливее видел сложную систему узлов и петель на неподвижных телах. Люди зачем-то были связаны друг с другом: одни прикреплены к плечам соседей, другие плотно скручены вместе, образуя сплошную стену мускулов и костей. Кого-то согнули дугой и превратили в шар, привязав шею к ступням. И все соединялись в единое целое, словно здесь происходила безумная игра с коллективным связыванием.

Снова раздался выстрел.

Мик поднял глаза.

По грудам тел пробирался одинокий мужчина в серой шинели. Он держал в руке револьвер и добивал умирающих. Это был жалкий акт милосердия, но человек двигался вперед, в первую очередь избавляя от мучений страдающих детей. Разряжал револьвер и заряжал снова. Разряжал и заряжал, разряжал…

Мик выскочил из машины.

Он закричал во все горло, перекрывая стоны раненых:

— Что это?

Мужчина прервал свое занятие и поднял лицо — серое, как его шинель.

— А? — Он хмуро смотрел на двоих непрошеных свидетелей сквозь толстые стекла очков.

— Что здесь произошло? — кричал Мик.

Ему полегчало оттого, что можно закричать и как-то снять напряжение. Может быть, перед ним виновник трагедии. Ведь нужно кого-то обвинить в случившемся.

— Скажите нам! — сквозь слезы кричал Мик. — Скажите! Ради бога, скажите. Объясните.

Мужчина в серой шинели покачал головой. Он не разобрал ни слова из того, что кричал этот молодой идиот. Он понял, что язык был английским, и ничего больше. Мик пошел ему навстречу, чувствуя на себе взгляды мертвецов. Глаза их походили на черные блестящие камни; они смотрели снизу вверх, и в их зрачках застыл беззвучный крик.

Тысячи глаз.

Мик добрался до мужчины в шинели, когда тот расстрелял почти все патроны. Потом он снял очки и отбросил в сторону. Его лицо было мокрым от слез, дрожь пробегала по большому телу.

Кто-то дотронулся до ноги Мика. Тот не желал смотреть вниз, но чья-то рука настойчиво пыталась ухватиться за его ботинок. Он опустил глаза. Он увидел юношу, распростертого в форме свастики. Все суставы юноши были вывихнуты. Из-под его тела высовывались окровавленные ноги ребенка, как два розовых стебля.

Мику тоже захотелось найти пистолет и не дать никому дотронуться до себя. Еще лучше подошел бы пулемет — чтобы быстрее прекратить бессмысленную и мучительную агонию.

Когда Мик снова посмотрел вперед, человек в серой шинели уже поднимал револьвер.