И снова о любви - Лорейн Заго Розенталь

— Ты врешь! — возмутилась я. — Ты это сделала, потому что ненавидишь Ли.

Она с грохотом захлопнула ящик.

— А с чего мне ее любить? Помнишь, что она заявила в клубе? «Ты ведь не хочешь, чтобы тебя приняли за шлюху». С меня хватило этого дерьма в бесплатной школе. А ты, — она направила на меня акриловый ноготь, — ты предала меня, Ари. Я всегда тебя поддерживала, помогала, но ты не встала на мою сторону, когда эта чокнутая и ее стерва-мамаша на меня набросились. Уму непостижимо, как они могли оказаться родственниками Блейка? Он не имеет с ними ничего общего.

Возможно, замечание о том, что она поддерживала меня, и было справедливо, но я пропустила его мимо ушей. Меня до того взбесило придыхание, с которым она произнесла имя Блейка, что никакие аргументы не действовали.

— Оставь его в покое! — вскинулась я. — Ты о нем ничего не знаешь.

Она сложила руки на груди и язвительно усмехнулась:

— Как и ты!

— Он мой парень! Я люблю его.

На этот раз она по-настоящему рассмеялась:

— Да ладно! Ты его не любишь. И почти не знаешь. Ты с ним даже не спала. Это простая лимеренция, как у того глупого мальчишки из седьмого класса, который собирал мои волосы.

Лимеренция. Такого слова я не припоминала. Но сравнивать меня с кропающим стишки и собирающим волосы семиклассником — это слишком.

— Хорошо, — произнесла я. — Интересно, что скажет Блейк, когда я ему сообщу, как ты поступила с его кузиной? Ты-то о нем высокого мнения, но он — я уверена — чихать на тебя хотел.

Саммер закусила губу и на секунду остановила взгляд на мне. На ее лице промелькнула тревога, которая, впрочем, быстро сменилась отвращением.

— Не знаю, кем ты себя возомнила, — сказала она. — Решила, что представляешь собой нечто особенное, потому что подцепила парня, который явно не твоего поля ягода. Но это не навсегда, Ари. Скоро он все поймет.

Она задела меня за живое. Больно задела.

— Что поймет? — спросила я, волнуясь.

— Что ты скучная. Ты серая и неинтересная и самая что ни на есть посредственность.

Я онемела. Возможно, мне не следовало обращать внимания на эти слова. Но я подумала, а вдруг это правда? И на самом деле я еще хуже, чем просто посредственность. На глаза навернулись слезы.

— Ты бесишься оттого, что у меня наконец кто-то появился, — с трудом выдавила я. — У меня никогда не было парня, только одна подруга, а у тебя было все… И ты решила, что ты лучше меня.

Саммер откинула назад волосы.

— Конечно, я лучше тебя!

Я больше не могла говорить. Глаза жгло, щеки пылали. Я бросилась на улицу, мимо поливающей кустарник Тины.

— Пока, Ари! — крикнула она, но я не ответила.

Всю дорогу до Флэтбуша я прошла пешком. У порога едва не валилась с ног от усталости. Дома пахло жареной картошкой. Из кухни вышла мама с полотенцем в руках.

— Ты сегодня рано.

Мне казалось, я вот-вот упаду в обморок. Мамин образ исказился, как в кривом зеркале.

— Мы с Саммер больше не подруги, мама. И прошу, не звони Джефу.

Она пристально посмотрела на меня и наконец произнесла:

— Хорошо, Ари.

Затем позвонил Блейк и сказал, что ждет не дождется нашей встречи на следующих выходных на барбекю у Эвелин и Патрика по случаю Дня труда. Поговорив с ним, я запечатала браслет Ли в конверт, написала на нем ее новый адрес, выбросила в мусорное ведро кулон «Лучшая подруга» и шкатулку кедрового дерева с принадлежностями для рисования и заснула крепким сном на вышитых розах.

Глава 18

В пятницу перед Днем труда я собиралась в последний раз в центр «Рисуем вместе», папа брился перед работой, а мама ушла за покупками в «Патмарк». Стоя на четвереньках, я пыталась выбрать среди раскиданной вокруг горы обуви подходящие к платью туфли, когда раздался телефонный звонок. Пришлось бежать в кухню и взять трубку.

К своему удивлению, я услышала знакомый хриплый голос.

— Привет, Ари! — Это была Ли.

Я наклонилась над раковиной и стала нервно наматывать телефонный шнур на палец.

— Звоню сказать, что получила браслет, — продолжила она. — Вчера его доставили почтой.

Это была единственная причина ее звонка. Наверное, мне не следовало ожидать большего. Я представила, как Ли спрячет браслет в комод или ящик стола и не станет смотреть на него, пока не будет готова. Она может прождать долгие годы, потом выйдет замуж, заведет детей, однажды достанет его, покажет своей дочери-подростку и произнесет что-нибудь типа: «Эта вещь принадлежала одному моему знакомому мальчику. Он был мне очень дорог, но с тех пор много воды утекло».

— Хорошо, — отозвалась я. Кончик пальца покраснел, и я отпустила шнур. — Я рада.

— Кто его нашел? — спросила она.

— Саммер.

Больше я ничего не сказала. Достаточно того, что мы с Саммер расстались навсегда и мой кулон «Лучшая подруга» исчез в пасти мусоровоза. Я не стала говорить о браслете Блейку. Он мог сообщить своему отцу, что Саммер воровка и лгунья, и тот уволил бы Тину. А она так много работала и дорожила своей репутацией.

— Твою записку я тоже получила, — сказала Ли.

Я вспомнила о глупой открытке «Прости меня» с котенком и маргариткой. Мне хотелось услышать от Ли, что она простила меня, но она молчала. От ее тона, ровного и неприветливого, я испытывала неловкость.

— Хорошо, — снова сказала я. — Ну… как тебе в Калифорнии?

— Пока нормально. По соседству живут ребята нашего возраста. Они куда приятнее большинства моих знакомых из Нью-Йорка.

Наверное, к этим самым неприятным ньюйоркцам относилась и я. Потом она заговорила о другом своем соседе, который приехал из Вермонта почти одновременно с ней.

— Мы вместе исследуем Лос-Анджелес. Он мой друг.

Я пришла к выводу, что вскоре он может стать больше, чем другом, и порадовалась за Ли, хотя она, возможно, все еще злилась на меня и резко оборвала наш разговор. Хорошо, что я вернула ей браслет.

Несколько минут спустя я вышла на улицу. Погода стояла солнечная, девчонки чертили классики на асфальте, и я пошла на работу пешком. К тому времени, как я добралась туда, все мышцы у меня ныли, и я чувствовала себя уставшей, хотя и проспала в ту ночь девять часов. Я не знала, что со мной. Может, слишком давно не занималась физкультурой, а может, я заболевала.

— В следующем году ты придешь? — спросил Адам.

День подошел к концу. Мы устроили прощание с летом — пончики «Данкин донатс», «Кул эйд» в бумажных стаканчиках. Я не могла пить, болело горло. Адам смотрел на меня с надеждой, и мне сделалось грустно.

— Конечно, — ответила я, и мой голос дрогнул.