Литературные тайны Петербурга. Писатели, судьбы, книги - Владимир Викторович Малышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выпустил сборники стихов «Всем нищим духом», «Невольная дань», «Сатиры». Публиковался в журналах в газетах. Главный герой его сатирических стихов – российский обыватель, унылая канитель будней.
Губернатор едет к тете.
Нежны кремовые брюки.
Пристяжная на отлете
Вытанцовывает штуки.
А в соседнем переулке
Тишина, и лень, и дрема.
Всё живое на прогулке,
И одни старушки дома…
В 1912 году ездил на Капри, где познакомился с Максимом Горьким. Стал известным как детский писатель, опубликовав книги «Тук-Тук», «Живая азбука» и другие.
Жили были мышки,
Серые пальтишки.
Жил был кот,
Бархатный живот.
Пошел кот к чулану
Покушать сметану, —
Да чулан на задвижке,
А в чулане – мышки…
Пророческое стихотворение
Но постепенно в его сатирах стало появляться что-то, что оказалось выше простого ерничанья и насмешек. То, что делает из модного рифмоплета на злобу дня поэта, имя которого остается в истории. Так именно Саша Черный задолго до Горбачева, еще в 1906 году, написал пророческое стихотворение, посвященной перестройке, предугадав, к чему она в конечном итоге приведет в России:
Дух свободы… К перестройке
Вся страна стремится,
Полицейский в грязной Мойке
Хочет утопиться.
Не топись, охранный воин, —
Воля улыбнется!
Полицейский! будь покоен
– Старый гнет вернется…
Рядовой при лазарете
В годы Первой мировой войны он посчитал своим долгом защитить Родину. Служил в 5-й армии рядовым при полевом лазарете. Но ужасов войны вынести не смог, впал в депрессию и чуть не умер от расстройства, пришлось ему долго лечиться в госпитале. На фронте был написан его лирический цикл «Война».
В коридоре длинный хвост носилок…
Все глаза слились в тревожно-скорбный взгляд, —
Там, за белой дверью, красный ад:
Нож визжит по кости, как напилок, —
Острый, жалкий и звериный крик
В сердце вдруг вонзается, как штык…
В 1916 году Сашу Черного перевили в Псков. Февральскую революцию он встретил с энтузиазмом. Временное правительство назначило рядового санитара заместителем наркома Северного флота. Но тут грянул октябрьский переворот. Его поэт не принял и до конца жизни люто ненавидел большевиков. В отличие от других эмигрантов, надеявшихся на смягчение установившегося режима, он был напрочь лишен этой иллюзии и при первой же возможности покинул Россию.
О том, как он перебирался через советскую границу, Александр Михайлович не мог вспоминать спокойно. «Какой-то малограмотный чекист, осматривая мой чемодан, выхватывал из него рукописи. Некоторые из них рвал, другие отбрасывал в сторону, а третьи оставлял. И все это только чтобы показать свою власть. Если бы у меня была сила, я бы ему перегрыз горло». Революция большевиков, по мнению его биографов, раздавила поэта.
Эх, земля моя Россия…
В 1920 году Саша Черный эмигрировал, жил в Литве, Берлине и Риме, в 1924 году переехал в Париж. В 1925–1928 годах возглавлял отдел сатиры и юмора «Бумеранг» в парижском еженедельнике «Иллюстрированная Россия». Издал сборник прозы «Несерьёзные рассказы», повесть наше «Чудесное лето», детские книги: «Детский остров», «Сон профессора Патрашкина», «Дневник фокса Микки» и др. В 1929 году приобрёл участок земли на юге Франции, в местечке Ла Фавьер, построил свой дом, куда приезжали русские писатели, художники, музыканты. Незадолго до кончины, в апреле 1932 года был посвящён в масонство в русской парижской ложе «Свободная Россия». Зачем? В то время многие в эмиграции так поступали, потому что благодаря связям «братьев» по ложе можно было как-то устроиться на чужбине. Но Родина все равно продолжала оставаться в его сердце.
Тишина. Поля глухие,
За оврагом скрип колес…
Эх, земля моя Россия,
Да хранит тебя Христос!
Саша Чёрный скончался от сердечного приступа 5 августа 1932 года. Рискуя жизнью, он помогал в тушении пожара на соседней ферме, придя домой, слёг и больше не поднялся. Похоронен на кладбище Лаванду, департамента Вар.
Архиепископ и поэт
Его имя в России до сих пор, к сожалению, мало кому известно. А это был человек необыкновенный и с необыкновенной судьбой. Речь идет об архиепископе Иоанне Сан-Францисском, а в миру – князе Дмитрии Алексеевиче Шаховском. Он учился в Царскосельской школе, жил в Петербурге на Фурштатской. Потом вдруг оказался монахом на Афоне, а дни свои закончил далеко за океаном, в Калифорнии, куда его забросили бурные годы революции.
«Чувство России, – писал он потом в своих воспоминаниях, – стало развиваться у меня с 10-летнего возраста. С благоговением и детской гордостью читал я в историческом повествовании, как, во время Бородинского боя, действовал у деревни Утица против маршала Даву корпус «егерей Шаховского». Тогда генерал-майор и командир егерей в Бородинской битве, прадед мой Иван Леонтьевич стал в 1830-е годы одним из усмирителей Польши, а потом генералом аудиториата (высший чин юстиции в Русской армии). Император Николай I говорил о нем как о «своей совести». Его портрет, висевший у нас и показывавший все российские ордена, возбуждал во мне чувство России. Это чувство русскости у меня еще более обострилось, когда мне стало известно, что наша семья ведет свое начало от Рюрика».
Видел Ленина
Революция не дала ему возможности закончить Александровский императорский лицей, куда он поступил в 1915 году. «Помню эти дни, – пишет он в воспоминаниях, – я тогда жил на Фурштатской улице, напротив американского посольства (мысль о том, что я стану когда-нибудь американским гражданином, даже мухой не летала около меня). Помню, как с балкона этого посольства Родзянко произносил речь к толпе. Толпа стояла безмолвно. Никто, в сущности, не знал, как все сделалось и что сделалось». Видел он и Ленина. И об этом написал:
Я помню, как в семнадцатом году
Пришлось мне часто ездить мимо дома,
