Колумбийская балалайка - А. Логачев

— А вы что решили? — Ермакин наклонился вперед, почти лег грудью на стол.

— Товарищ генерал-майор, — бесстрастно доложил Никитин, — все шестеро пассажиров катера, среди которых находились, судя по приметам, агент «Неваляшка» и наша персона, были людьми сугубо гражданскими, белыми и разговаривали по-русски.

В кабинете повисла напряженная тишина.

— Так, — выдохнул наконец Ермакин. И быстро спросил: — Откуда информация?

— Мой человек говорил с управляющим отеля «Эль Греко» и хозяином шестого причала, возле которого швартовался катер Хуареса.

— «Эль Греко»… — прошептал Ермакин. — Это же тот самый, где… — Он тряхнул головой. — Кто эти русские?

— Выясняем, Григорий Салтанович. Под вопросом-то всего двое — «Неваляшка», персона «А» и парочка уже нам знакомых не в счет, а вот остальные… В общем, выясняем. Через ОВИРы, через паспортный контроль в московских аэропортах.

— А где уверенность, что эти двое неизвестных отправились в Панаму именно из Москвы? И именно самолетом? — негромким ленивым баритоном подал голос пятый из присутствующих — долговязый субъект с большими залысинами над бугристым лбом. — Извините, товарищ Никитин, но вы всего лишь представитель аналитической группы при этой операции, любая неточная информация может в корне…

— Никакой уверенности у меня нет, товарищ подполковник, — сухо перебил Никитин, и его щеки покраснели. — Поэтому я подключил коллег из других крупных городов России. Мало вероятно, конечно, но… — Он замялся.

— Да уж, — шумно перевел дух Сераев и бросил ручку на стол, — при КГБ такого бардака в стране не было…

Ермакин его реплику игнорировал:

— А этот управляющий отелем, он не может быть…

— Нет, — опять перебил Никитин. — Все служащие «Эль Греко» загодя были нами досконально проверены — на предмет возможных неприятностей. Ни с одной спецслужбой, панамской или иной, он не сотрудничает.

— Не понимаю. — Ермакин яростно раздавил окурок в пепельнице. — Не складывается что-то. Ну вот не вытанцовывается, и все! — Он грохнул широкой ладонью по столешнице. — Откуда в этой дыре такая прорва русских?!

— Или выдающих себя за русских… — тихо и столь же лениво вставил подполковник Разумков.

— Тем более! «Неваляшка» не новичок, фальшивку увидит за километр! И если это не русские, так какого дьявола надо было переться с ними на катер? Прямиком в ловушку?

— Может, это соседи подключились? — осторожно предположил Сераев.

— В Ла-Пальма никого из нашей контрразведки нет, — хмуро отрезал Ермакин. — Я проверял. Исключено.

— Это еще не все, товарищ генерал-майор, — вздохнул Никитин. — Дальше, извините, — больше. После посещения родственников Энрике Хуареса заместитель начальника двадцать седьмого полицейского участка Ла-Пальма, некто Астремадурас Поргос, вот-вот собирается посетить Колумбию. А точнее — городок Текесси… По предварительным данным, именно в связи с делом о пропавшем катере.

— Колумбию?! — хором ахнули Сераев и Патренок.

Никитин кивнул и добавил — будто заколачивал последний гвоздь в гроб операции «Садко»:

— Текесси расположен в семидесяти километрах от побережья. Точно напротив предполагаемой точки изъятия «персоны».

— Ага, ага… — Ермакин нервно вырвал из пачки новую «примину», сунул в рот… и замер, устремив в пространство невидящий взгляд. Сказал: — Родилась гипотеза, товарищи офицеры. Агент «Неваляшка», почувствовав повышенное внимание со стороны противоборствующей нам силы, увел персону «А» из-под удара, вообще из Ла-Пальма — но не абы куда, а поближе к точке изъятия. Место встречи, как говорится, изменить нельзя. Отсюда и поспешность ухода… Что скажете на это, Леонид Аркадьевич?

— У меня пока слишком мало данных для выводов, Григорий Салтанович, — ответил Никитин и закрыл папку. — Но, по крайней мере, ваше предположение не противоречит известным нам фактам… Однако лично я буду ждать дальнейшей информации.

— Не нравится мне исчезновение катера, — некстати заметил генерал Патренок. — Насколько я знаю, «Неваляшка» не любит прямые акции, предпочитает обходные, естественные, так сказать, пути решения задач. А угон катера — это, извините, ни в какие ворота для агента подобного класса…

— Всякое случается, — возразил Сераев.

— И вообще скажите спасибо, что в этом Ла-Пальма оказался агент такого уровня, — сказал Разумков. — Не понимаю, как нашу персону «А» вообще пустили за границу — да еще в почти противоположную точку земного шара…

— Просто до недавнего времени никто не придавал ей особого значения, — мягко ответил Сераев. — Вот и отпустили… Не-ет, при прежнем Комитете такого бардака не было. Низкий поклон Леониду Аркадьевичу — он первый понял, что за всем этим стоит.

— Слишком поздно понял, — горестно вздохнул Никитин.

— Еще не вечер, — успокоил его Сераев. — Отыщется наша потеряшка… Да и «Неваляшка» не пропадет.

— Давайте не отвлекаться, а? — напомнил о деле Ермакин и повернулся к Разумкову: — Что там с «Академиком Крыловым»?

— Стоит на рейде в точке ожидания, — прикрыл глаза подполковник. — Ждет сигнала, изучает океанское дно. Внимания со стороны колумбийских властей — никакого. Штатовцы пока тоже как будто не шевелятся… Не так ли? — Вопрос предназначался Никитину.

— По моим данным — нет.

— Короче. — Ермакин наконец закурил, шумно выдохнул струю едкого дыма и перевернул копию сводки чистой стороной страниц вверх. — Операция продолжается по намеченному плану: персону «А» необходимо захватить — изолировать — доставить на «Академика» — вернуть в Россию. Все. Большего от нас не требуется. Пока. Следовательно, продолжаем действовать по прежней схеме. Товарищ генерал, — он обернулся к Разумкову, — приказываю вам организовать встречу «Неваляшки» и «персоны» в городе Текесси силами отряда «Кварц» в… в две единицы. Все, совещание закончено. Вопросы, проблемы, неясности?

— Позвольте вопрос, товарищ генерал-майор, — осторожно начал Патренок. — Вы уверены, что персона «А» находится именно в Теке…

— Нет, не уверен, — оборвал Ермакин. — Но я уверен в «Неваляшке». Разумков, группу поддержки в город, обеспечить безопасную доставку «персоны» на борт «Академика Крылова». Сераев, обеспечить бесперебойную… по возможности… связь с нашей агентурой в Ла-Пальма и Боготе. Никитин, продолжить анализ ситуации, о результатах докладывать немедленно. Патренок, на вас «зеленый» коридор для наших друзей через границы на Родину… Совещание закончено. За работу.

И он размочалил в пепельнице недокуренную сигарету.

Мишка в кабине ругался с русскоязычными женщинами, мешавшими ему рулить — визжавшими на поворотах и хватавшими его за майку, прося убавить скорость. Они, видите ли, боялись свалиться в кювет — да, случалось, кюветы переходили в горный склон, по которому катиться можно очень долго. Дорога постепенно забирала в горы. Дорога — глина с закатанной в нее щебенкой — просохла после дождя (стихия, хвала местному Аллаху, угомонилась, и, похоже, надолго), лишь в глубоких выбоинах еще темнела вода, колеса неплохо сцеплялись с покрытием, но… Но женщин можно было понять. Мишка ругался и скорость не снижал.

В кузове подпрыгивали друг на друге ящики, а в них — мороженая рыба. На полиэтилене, покрывавшем ящики (толстом, грязно-белом, каким на другой широте, в другом климатическом поясе садоводы укрывают от холодов свои редиски), подскакивали русские мужчины и одна колумбийская барышня, а на мужских плечах — оружие. Все держались за борта, за выступы на кабине. Холодные ящики острыми ребрами через полиэтилен впивались в зады, натирали их и безжалостно морозили. И это бесило: вокруг жара неимоверная, а задницы мерзнут, как в России-матушке зимой…

Летисия держалась молодцом, хотя ей наверняка было до чертиков страшно. Раскинула руки вдоль борта, вцепившись в него изо всех сил. Закусив губу и сдвинув собольи брови к переносице. Сосредоточившись только на том, чтобы не сверзиться носом на ходящий ходуном пол или, в самом дрянном случае, не вывалиться наружу.

Крутой вираж чуть не выкинул Леху за борт. И если б не врезался морячок щиколоткой в железный штырь, торчащий над бортом, — повис бы по ту сторону кузова. И не факт, что удержался бы на пальцах одной руки, сжимавших занозистую доску кузова с крапинками прилипшей к ней чешуи. Вторая рука потеряла опору, толчком машины ее оторвало от доски заднего борта. Леха взвыл от дикой боли, пробившей ушибленную ногу.

До этого чуть не вылетел из кузова Вовик. И все они скользили по полиэтилену при каждой встряске, при каждом повороте — из последних, казалось, только и состояла дорога.

Когда ногу несколько отпустило, а машина понеслась по прямому участку дороги, Леха скинул с плеча автомат, взял его за ствол и принялся лупить прикладом по кабине.