Колумбийская балалайка - А. Логачев

Никто не заметил выражения глаз Летисии, с каким колумбийка смотрела на Леху и Любку. То было выражение холодной рассудительности с изрядной примесью ярости…

Любка стрельнула в любимого глазами:

— Это у тебя адреналину много выделилось. Он возбуждает. У Вовки спроси.

— Чего опять Вовка? — Наверху, на краю дороги, показались Вовик и Борисыч. — Думаете, я лося завалил?.. Да железно я!

— Спускайтесь! — махнул им Алексей. — Люба, иди к Мишке, скажи, чтоб машину чинил. И глядите там в оба, налево и направо, вдруг еще кто откуда. Мы тут пошарим, нет ли живых, а то выползет из кустов, пальнет. Борисыч, подержи этого цуцика на мушке, может, и живой, козлина…

Дождавшись, пока Борисыч наставит оружие на лежащего, Леха споро снял с него ремень, завел безжизненно податливые руки за спину и связал. Потом, оставив Вовика сторожить связанного, Леха с Борисычем двинулись вниз хорошо заметным путем падавшей машины. Еще одно тело они обнаружили метров через двадцать, за невысокой кустовой порослью.

Здесь сомневаться не приходилось — голова человека была свернута набок самым неестественным образом. Оружия ни на трупе, ни рядом не нашлось.

— На обратном пути раздену его, — пообещал Леха. — Топаем дальше.

— Смотри, еще один. — Борисыч вытянул указательный палец. Этот «еще один» полз по траве, оставляя за собой кровавый след. Он не заметил подошедших к нему, не повернул к ним голову — продолжал скрюченными пальцами впиваться в почву, подтягивать себя на сантиметры, помогая судорожным движением туловища. Ноги ползущего тянулись за ним, как два каната.

— Иди, Борисыч, к грузовику, я догоню.

Старик кивнул и отошел. Грохотнул выстрел. Вскоре после этого Алексей нагнал старика.

Они дошли до грузовика, догорающего, выжегшего вокруг себя траву, превратившего деревья в отвратительные обугленные коряги. Походили кругами, отыскали еще семь несомненно мертвых тел, облегчили их на автоматные магазины, обувку, защитного цвета куртки и повернули обратно.

Люба еще даже не выбралась на дорогу, когда передумала беспрекословно подчиняться приказам возлюбленного и вернулась к Вовику. Тот щупал и вслушивался в связанного колумбийца.

— Живой?

— Дышит солдатик. Будем его лечить, да?

— Кончай ты придуриваться! — Опершись на плечи Вовика, Любовь наклонилась к пленнику. — Симпатичный мужчина. Узнаешь? Это тот, из лодки, который капитана нашего пристрелил. Вот и свиделись, гнида латинская… Ну что, дотащим мы с тобой его до машины?

— Зачем он нам? На развод? — Вовин голос чуть дрогнул. Может быть, и от того, что Любина грудь касалась его затылка.

— Допрашивать будем, — ответила Любовь.

— Ладно, сначала погляжу, нет ли у него курева… А вон и Мишка спускается, поможет тащить.

Летисия, понаблюдав некоторое время за осмотром места крушения, выбралась из кузова, подошла к кабине, где, как и велел ей Миша, сидела Татьяна, и с нескрываемым любопытством, без всякого страха спросила:

— Вы кто такие? Бандиты, да?

— Нет, — устало ответила Таня. — Туристы, понимаешь ли. Русские.

— О! Россия! Это рядом с Китаем, да? Водка, перестройка, ракеты… Мы в школе проходили.

— Ну, примерно.

— О! — Девчушка помолчала, о чем-то сосредоточенно раздумывая, а потом поинтересовалась: — И что, там у вас, в России, все такие крутые, да?

— Поголовно, — одними уголками губ улыбнулась Таня.

— А этот ваш главный… Он сказал, что он моряк… Он кто?

— Моряк. — Татьяна пожала плечами.

Поняв, что единственная из русской ла квадрильи де лос коммандос, кто понимает по-испански, разговаривать в данный момент не настроена, Летисия вернулась на свое место в кузове, оперлась кулачками о борт и занялась прежним делом: наблюдением за загадочными русскими.

— А что, ведь русо туристо облико морале… — сказала в пространство Татьяна.

Выбираться из кабины ей не хотелось. Даже к мешанине ароматов рыбы и бензина она как-то притерпелась — после того как чуть-чуть погуляла и продышалась. Марши по приемнику сменили вальсы. Под них Татьяна смотрела в зеркало заднего вида. Свесив руки между колен. В зеркале, с грязными потеками, в прожилках трещин, худо-бедно, но отражался участок пустынной дороги. Серая полоса на фоне темно-зеленой растительности вдоль обочины. Татьяна до сих пор не могла до конца поверить в реальность того, что с ней происходит в последние дни, а уж в реальность, искаженную дрянным зеркалом, и подавно. Когда темное пятно чужой машины исчезло с серой полосы и из зеркального обзора, это не вызвало у Татьяны никаких эмоций. В отличие от Михаила, восторженные крики и комментарии которого девушка не могла не услышать. В зеркало смотреть теперь было незачем, и Татьяна стала глядеть на колумбийские дали. Красиво тут.

Ей вспомнились детские поездки с родителями на Кавказ, под Туапсе. Ей тогда казалось, что она попадает в сказочную страну, где все ненастоящее, игрушечное — потому что уж очень красивое, яркое. Стать бы снова маленькой девочкой, которую не заставляют стрелять, которую не травят, как дичь, по лесам, не заставляют без сна и еды идти, идти, идти…

Из воспоминаний и раздумий Татьяну вырвал бодрый Мишин голос:

— Я ему, гаду, к члену провода от аккумулятора приставлю. Все расскажет, падла. А Танька переведет…

Татьяна тряхнула головой: надо быть сильной, надо держаться, чтобы выжить, — вздохнула и выбралась из кабины. Миша, Вова и Люба притащили какого-то пятнистого мужика и прислонили его к заднему колесу. У Вовика в зубах торчала сигара, он пытался ее раскурить от бензиновой зажигалки. Миша шарил по карманам пленника.

Алексей и Борисыч поднимались по склону. Моряк нес под мышкой одежду, снятую с погибшего. С того, у кого была сломана шея. В руке Леха держал его ботинки.

— Однако спокойно ты его… добил. Раньше доводилось? — сказал вдруг старик, шедший чуть позади.

Алексей остановился и обернулся.

— Ты к чему это, батя?

— Да любопытно просто. — Борисыч подошел к нему вплотную и заглянул в глаза. — Я хоть и на войне бывал, а так бы вот… э-э… решительно не смог бы.

— А я решительный. Если что решил для себя — делаю, не сомневаюсь. Не из интеллигентов. Между прочим, поверишь ли, первого человека я убил сегодня. Удовольствия никакого. Но — надо, значит, надо.

— Да я заметил, что ты не из тех, кто любит колебаться. Ты и из камеры бежать сразу решил и не сомневался больше.

— Батя, — поморщился Алексей, — брось ты эти допросы, задолбало. Домой вернемся целыми, там и устроим следствие. Сейчас выползать надо из этой Колумбии и думать только об этом. Забиваешь черепушку глупостями. Ну, я это, допустим, за кем вся охота. Что с того? Сдаваться будем по этому случаю?

И Леха продолжил подъем по склону.

— Да, наверное, ты прав, — сказал, догоняя его, Борисыч.

И опять никто не заметил взгляда Летисии, направленного на Алексея. Теперь в нем, во взгляде, горела лишь решимость…

Когда Алексей и старик поднялись на дорогу, им открылась пасторальная картина: растаявшая рыба кучами под задним бортом и четверо их соотечественников, сидящих рядом на ящиках, склонившихся над чем-то. Было заметно, что их руки оживленно двигаются. Доносились возбужденные голоса. Что к чему, Леша с Борисычем поняли очень скоро.

Пожалуй, первый раз с начала злоключений беглецам повезло. Причем повезло крупно, по-настоящему. На обочине дороги, аккурат на том месте, где чья-то пуля унесла в страну Вечной Охоты водителя вражеского грузовика, Вовик нашел карту — вывалилась то ли из «бардачка», когда «мерседес» потерял управление, то ли из кармана связанного и прислоненного к заднему колесу пленника — не важно, но крупномасштабный план местности заставил их забыть обо всем. Карта, разумеется, была на испанском, однако Таня быстро разобралась, привязалась, так сказать, к местности и уверенно ткнула пальцем в малоприметный кружок.

— Вот, — сказала она. — Текесси. Город. Небольшой, но…

И вот тут Борисыч повел себя в высшей степени странно, неуместно и неожиданно: он издал приглушенный горловой звук, будто косточкой подавился, потом стремительно шагнул назад, прочь от грузовика, не отрывая взгляда от спутников, а руки его привычно перехватили автомат, беря оружие наизготовку.

Остальные смотрели на спятившего старика, открыв рты.

— Бать… — наконец выдавил из себя Миша. — Ты че, батя, охре…

— Молчать! — почти крикнул Борисыч. — Как город называется?!

— Т-текесси. — прошептала Татьяна. — А что…

Летисия из кузова опять прошептала что-то, явно обращенное к Богу.

А Борисыч вдруг спал с лица, ствол автомата бессильно опустился… а там и вовсе оружие выпало из его рук, брякнулось оземь.

— Извините, ребята… — опустошенно сказал он, закрывая глаза. — Просто… Нет, ну воистину чудны дела твои, Господи… — Борисыч перекрестился и без сил опустился на землю, будто стержень вынули из него.