Наследник - Алексей Хапров

— Именно так. Матрос хлопнул дверью и укрылся за шкафом. Ты, думая, что он находится снаружи, выскочил на улицу. Катерина вышла из спальни, спрятала его в погребе, а после предстала вашим с Ширяевым глазам. Бедняга Матрос вынужден был просидеть там весь день. За это время винные запасы заметно поредели. Чрезмерное их потребление, видимо, его и погубило. Как мне сказали в морге, он умер от острой сердечной недостаточности. Не вовремя, очень не вовремя пришла за ним милая старушка Смерть!

"Знал бы ты, кем на самом деле была эта "милая старушка", — подумал я, и осторожно спросил:

— А призрак Карпычева, который несколько раз появлялся в доме по ночам, случайно, не ваших рук дело?

— Призрак Карпычева? — переспросил мой бывший шеф, и задумчиво поджал губы. — С этим призраком, действительно, какая-то неясность. Расскажи мне о нем кто другой — я бы ни за что не поверил. Но Катерина — баба разумная. Она никогда не относилась серьезно ко всякой чертовщине. Если она что-то видела — значит, это действительно было. Нет, к этому призраку мы с ней не причастны. Для нас для самих он большая загадка.

Я не удержался и злорадно хмыкнул, вспоминая слова Радика: "Души мертвых бывают на многое способны, если их сильно разозлить".

— Чего лыбишься? — бросил мне Баруздин.

— Да так, — ответил я. — Мне почему-то кажется, что эта "милая старушка Смерть" очень скоро придет и за вами.

— Насчет нас — не знаю. Но в том, что она смотрит сейчас на тебя, можешь даже не сомневаться. Как ты думаешь, стал бы я открываться, если бы собирался оставить тебя в живых? Ха-ха-ха!

Мой бывший шеф злобно рассмеялся и пристально посмотрел мне в глаза, видимо ожидая увидеть в них животный страх. Но, не заметив даже малого проблеска оного, он осекся.

— И что было дальше? — спросил я.

— Дальше? — Баруздин изучающе оглядел меня; наверное, он пытался понять, откуда я черпаю свою уверенность. — А дальше вы с пацаном неожиданно сбежали. Причем сделали это в тот самый день, когда мы с Катериной повторно решили с вами разделаться, только уже без Матроса. Я ведь не зря опять назначил тебе ночное дежурство. Катерина снова должна была тебя усыпить, а я сделать то, чего не сделал Матрос.

— И у тебя бы поднялась рука убить ребенка?

— Цель оправдывает средства.

— Представляю ваше состояние той ночью, когда мы с Радиком так и не появились дома.

— Да, состояние было не из лучших. Мы уж не знали, что и думать. О том, что вы уехали, нам стало известно только утром. Кузьменко на разводе сообщил мне, что видел вас у вокзала. Я тут же передал это Катерине. Она сразу почуяла неладное: "Это неспроста. Их нужно остановить. Звони Романчуку. Пусть срочно приезжает". Я позвонил Романчуку. Тот приехал. Катерина, обливаясь слезами, поведала ему о своих "подозрениях" насчет тебя. Твои вещи осмотрели. Нашли орудие убийства…

— Кстати, это, случайно, не тот самый нож, которым я разрезал торт? — вдруг осенило меня.

— Тот самый, — подтвердил мой бывший шеф. — Катерина специально тебе его дала, чтобы ты проставил на нем свои "пальчики". Экспертизу сделали быстро. После этого тебя объявили в розыск. Транспортная милиция стояла на ушах. Шмон проходил во всех поездах. Но тебе все же удалось уйти. Когда Романчук сообщил нам, что вы на ходу выпрыгнули из вагона, мы оторопели. Мы не ожидали от вас такой прыти. Ваш побег утвердил нас в подозрении, что вы скрылись не просто так, и что пацану известно гораздо больше, чем ему следовало знать. Иначе как еще объяснить, что он последовал за тобой. По идее, он, наоборот, должен был тебя сдать. Ведь ты — "убийца" его приемного отца. Но он тебя не сдал. Значит, он был уверен, что ты невиновен. А если он каким-то образом знал всю подноготную? Тогда он был опасен. Так что, поймать вас раньше милиции стало для нас вопросом жизни и смерти. "Едь в Сочи", — скомандовала Катерина.

— А как вы узнали, что мы направляемся в Сочи? — полюбопытствовал я.

— Это было несложно установить. Ведь у проводницы вагона остались ваши билеты. Не хватило вам навыков конспирации. В пути я вас однажды чуть не сцапал. Вы ушли буквально из-под самого моего носа.

— Кафе "У дяди Миши"?

— Оно самое. Водитель грузовика сразу тебя опознал. Он так удивился: "О, — говорит, — да он же сейчас у меня в кузове сидит, вместе с сыном". Мы выскочили на улицу, но вас уже и след простыл. Но, тем не менее, я вас все равно разыскал. Правда, не там, где ожидал. Ведь мы караулили вас у дома старухи. По всем прикидкам, вы должны были направиться именно туда. Больше деваться вам было некуда. А тут едем по проспекту, и вдруг глядь — пацан! Стоит у самой обочины. Ну, мы, не долго думая, его и сцапали. Что ты его найдешь, да еще и пожертвуешь собой ради его спасения, я, конечно, не ожидал. По логике вещей ты должен был прятаться, как таракан. Но ты точно какой-то ненормальный. Рисковать собой ради чужого ребенка, не имея от этого никакой выгоды? Это же идиотизм! Я этого не понимаю.

— Ты много чего не понимаешь, — заметил я. — У нас с тобой разные ценности.

— Вот в этом я с тобой согласен, — нравоучительно заключил Баруздин.

— Не торопись торжествовать, — усмехнулся я. — Ты еще не победил.

— Победил. Зачем отрицать очевидное?

— Очевидное может оказаться невероятным!…

Глава восемнадцатая

Стрелки часов продолжали отмерять круг за кругом. Филиппов и Долгих по-прежнему не появлялись. Мой бывший шеф нервничал все больше и больше. Он практически не отходил от окна, и раз за разом выбегал во двор, чтобы выглянуть за калитку. Переполнявшее его напряжение словно витало в воздухе, — тот был как наэлектризован. Но чем больше оно росло, тем спокойнее становилось у меня на душе.

После очередного визита на улицу, Баруздин немного походил по дому, затем плюхнулся на диван и, видимо, решив отвлечься от не дававших ему покоя дум, включил телевизор. Из динамиков донеслась чья-то сбивчивая, взволнованная речь. Голос говорившего показался мне очень знакомым. Я прислушался.

— …Чтобы завладеть наследством, которое оставил мне мой папа, они решили меня убить. Но сделать это так, чтобы все думали, что меня убил дядя Женя. Они и дядю Женю хотели потом убить…

Меня словно шарахнуло током. Радик! Это был Радик! Но как ему удалось пробраться в телевизионный эфир?

Я приподнялся и стал жадно впитывать все, что доносилось до моих ушей.

— … Дядя Женя никого не убивал. Моего папу и мою бабушку убили мачеха и ее брат. А дядя Женя, наоборот, меня спас…

Голос мальчика задрожал.

— Я даже не знаю, жив он еще, или нет. Он в одиночку удерживал в доме троих бандитов, чтобы я смог убежать. Но они здоровее его, и вооружены. А у него нет оружия… Дядя Женя очень хороший и добрый. И все, что про него говорят — это неправда. Он не преступник…

Радик зашморгал носом, немного помолчал, после чего продолжил, с трудом сдерживая слезы:

— Баруздин, имей в виду. Если с дядей Женей что-нибудь случится, я тебя убью.

Мальчик смолк. Зазвучал голос дикторши.

— Это обращение Радислава Карпычева, сына трагически погибшего недавно актера Геннадия Карпычева, мы записали полчаса назад. Мальчик пришел в нашу Сочинскую студию с просьбой о помощи. Учитывая серьезность ситуации, мы тут же связались с Министерством Внутренних Дел. Как нам только что сообщили, представители Сочинского УВД уже прибыли в телецентр, и в настоящее время беседуют с Радиславом. Мы следим за дальнейшим развитием событий.

Мне трудно подобрать слова, чтобы описать тот восторг, и то воодушевление, что овладели мною в ту минуту. Я словно воспарил в воздух.

— Ну, что? — выкрикнул я, обращаясь к своему бывшему шефу, вложив в свое восклицание все накопившееся во мне презрение. — Съел? Хрен тебе, а не Радика!

У меня защемило сердце. Я был растроган до глубины души. Меня наполнила необыкновенная теплота. Я испытывал чувство огромной благодарности к этому ребенку, который не бросил меня на произвол судьбы, и сделал все, что было в его силах, чтобы меня спасти.

Было время, когда я его ненавидел. Было время, когда я его буквально не переносил. В начале нашего знакомства он казался мне эгоистичным и избалованным, капризным и высокомерным. Как же я ошибался, относя весь этот негатив на истинные черты его личности! Мне потребовалось немало времени, чтобы понять, что вся его агрессия — это не более, как маска, надетая им для защиты от окружавшей его со всех сторон зависти. Я не сразу разглядел, что под этой маской скрывается хрупкая, ранимая, остро переживающая любую несправедливость, благородная душа.

Баруздин поднялся с дивана, и, подчеркнуто кряхтя, сделал несколько шагов. Телевизор умолк. После этого мой бывший шеф снова зашел ко мне. Его лицо было бледным, как полотно. Губы крепко сжаты. Скулы сведены от напряжения. Кожа на них натянулась так, что, казалось, вот-вот лопнет.