Стерегущие золото грифы - Анастасия Перкова

верны. Это особое место. И могилы наших мертвых там с особой целью. Они образуют рисунок, печать, которая однажды… Ах, я слишком много болтаю лишнего!

– Сказки это, Ак, а на плато тебе не нравится, потому что мы там живем зимой. Здесь тоже нет ничего красивого в эту пору, я уверен. А главное, зимой холодно и еды мало, от этого и тоскливо.

Он лег на бок рядом с Ак, опираясь на согнутую руку, и щипнул ее пониже локтя. Ак дернулась и ойкнула. Лицо Ана помрачнело.

– Опять? – спросил он гневно. – Там раньше не было.

– Заживет, – миролюбиво сказала Ак, сжав тонкими пальчиками длинный рукав и натягивая его ниже.

Даже в палящий зной пазырыкские женщины носили сорочки с длинными рукавами – такими длинными, что почти скрывали пальцы. Ан знал, какую тайну она прячет под одеждой, но своими глазами видел лишь то, что высвобождала иногда ткань, когда Ак теряла бдительность. Об остальном оставалось только догадываться.

Агнец с перекрученным туловищем на большом пальце правой руки. Головка оленя, чьи ветвистые рога подобно браслету обвивали левое запястье. Мелкие знаки на двух пальцах этой же руки – Ану не удавалось их рассмотреть, потому что Ак всякий раз отнимала руку, стоило ему попытаться удержать ее в своих. Изображения, оставленные краской под кожей. Они шли и выше, теперь до самого локтя, как только что случайно обнаружил Ан. Пазырыкцы обожали украшать тела рисунками, и Шаманка была мастерицей в этом ремесле. Это единственное, что пока не переняли небесные люди от своего нового племени. Кроме Ак.

– Когда она остановится? – сквозь зубы спросил Ан.

Ак смотрела в ответ жалобным, извиняющимся взглядом.

– У меня еще свободны обе руки выше локтей… потом есть еще ноги… – пробормотала она.

– Скажи, что они значат! – раздраженно попросил Ан уже не в первый раз. – Хотя бы те, что я видел.

Он схватил ее за запястье и поднял руку на уровень глаз.

– Ничего не значат, – голос Ак стал еще тише.

– Не обманывай меня, – взмолился Ан. – Я прекрасно понимаю, что каждый символ, каждый рисунок, малейшая точка – у всего есть смысл.

– Не могу сказать, извини. Раз так все понимаешь, пойми и это.

– Не можешь? Мне? – Ан был поражен. – Даже мне?

– Даже тебе. – Она покачала головой. – Придет время, и все узнают. Тебе скажу первому, обещаю.

– Вот уж спасибо, выделила меня из всех, – съязвил Ан.

Он теперь сидел на земле, подтянув колени к груди и положив на них подбородок.

– Ну, не сердись, – начала было Ак, легонько касаясь его плеча.

Он двинул плечом, стряхивая ее руку. Со стоящей неподалеку горы сорвалось и с грохотом покатилось несколько крупных камней.

– Это ты сделал? – спросила Ак.

– Нет, – бросил Ан. – Ты же знаешь, я нашей силой не люблю пользоваться. Тем более в гневе швырять камни с гор.

– Значит, это Великий каан всех земель меряет землю гигантскими шагами. – Настроение Ак мгновенно вернулось к прежней легкости и мечтательности. – Он обут в мягкие сапоги из самых лучших шкур, в руке его посох из целой сосны, а от его шагов гнутся деревья и сыплются камни. Он за один шаг может перемахнуть через гору или даже две!

– И что он ищет? – спросил все еще обиженный Ан скорее из вежливости, чем из интереса.

– Ничего, просто осматривает владения. Шаманка говорит, я его невеста.

Поняв, что она сказала и кому, Ак тут же прикусила язык. Сердце забилось быстро и гулко, как шаманский бубен, перед глазами заплясали красные пятна. Она видела, как напряглась спина Ана. Он молчал. Потом медленно встал и пошел прочь.

– Ан! – в отчаянии окликнула его Ак.

Он обернулся. Бледное лицо, сжатые губы, лихорадочный огонь в глазах.

– Ты не можешь быть ничьей невестой, Ак, – с пугающим спокойствием заявил он. – Ты моя. Еще немного, и ты станешь моей до конца. Две-три зимы, и я всему этому положу конец.

Теперь настал черед Ак злиться. Она вскочила на ноги, широко расставив их, тряхнула косами и ответила:

– Я не твоя собственность. Перестань вести себя так, будто ты должен быть для меня всем.

– Но ты для меня все! – возразил Ан. – Ты забыла традиции нашего народа? Забыла, что мы связаны с самого твоего рождения?

– Это было не здесь. И будто не с нами. Теперь мы живем по-другому. И наш союз… он… – Она осеклась.

– Что? Договаривай. Ненастоящий? – Пальцы Ана сжались в кулаки. – Хочешь потом найти себе мужа среди других? Того, кто лучше всех стреляет из лука? Так это я. Или самого умелого наездника? И это я. А, наверное, самого удачливого охотника? Вот незадача – я уже не уступаю взрослым мужчинам и однажды превзойду их. Так что это опять я.

Он быстро зашагал прочь, раздраженно раскидывая носком сапога попадающиеся на тропе камешки.

– Просто хочу, чтобы тебе потом не стало так больно, как может быть, – прошептала Ак, но он, конечно, не слышал.

Солнце быстро катилось за горы, лишь ненадолго подсветив вершины красным, чтобы в следующий же миг погрузить мир в темноту и холод. День в горах не умирает медленно и красиво, он просто падает в пропасть, меняя до неузнаваемости все вокруг. Теперь горы, приветливые при свете дня, нависали над Ак, их темные силуэты выглядели угрожающе. Стало значительно холоднее, и сумерки стремительно наполнялись новыми звуками. Но это не пугало хрупкую Ак – песчинку среди исполинов.

Она подобрала с земли горит из войлока и кожи, где хранились меткий лук и легкие стрелы, проверила, прочно ли под юбкой, на бедре, закреплена перевязь с коротким бронзовым кинжалом и, ничуть не ускоряя шага, знакомым путем отправилась к аилу, который делила с Шаманкой. Ак не боялась ни зверя, ни человека, ни алмысов. Она – Очы-Бала, и эта земля принадлежит ей.

Три зимы миновало. Много небесных людей погибло – они не были так приспособлены к жизни здесь, как местные. Дети выросли. Ан и Ак превратились в юношу и девушку. Короткие их имена звучали непривычно для пазырыкцев, и со временем к ним добавились слова, которые, на их взгляд, соответствовали характерам. Юноша теперь звался Ан-Кей[44] за легкую руку на охоте, за свободу, с какой держался в седле. Резвую, как горная река, девушку называли Ак-Кадын[45], хотя Ан прекрасно знал, что это слово имеет еще и другое значение. Именно этот смысл люди и вкладывали в ее имя. Они смотрели на Ак с почтением и считали ее особенной. До Ана доходили разные слухи, но он, стискивая зубы, пытался их не замечать. Как много бы Ак ни значила для людей, для него она значила больше.

Разные, как воздух и вода, они по-прежнему были вместе, но проникнуть в секреты Ак и Шаманки Ан-Кей больше не пытался и даже приучил себя считать все это женскими глупостями.

Это случилось однажды поздней весной, когда племя в очередной раз снималось со стоянки на Укоке. Ан, зная, что Шаманки не будет дома, наведался в их с Ак деревянный зимник. Та была занята радостными для нее хлопотами – собирала небогатый скарб в тюки. Услышав шорох полога на входе, она подняла голову. Поздоровалась и продолжила скатывать одеяло. Ан молча подошел, опустился на колени и помог ей крепко обвязать одеяло веревками.

– Давай уйдем вдвоем, – внезапно предложил он.

Ак посмотрела на него в недоумении.

– Это шутка? – спросила она, пытаясь улыбнуться.

Улыбка пропала, когда Ак увидела, каким странным огнем горят глаза Ана. Он выглядел едва ли не безумным.

– Я не могу уехать, Ан. Ты же знаешь.

– Не знаю! – Он начинал злиться. – Я ничего не знаю, потому что ты не рассказываешь. Если бы мне было известно, в чем дело, я бы, может, понял или попытался бы это сделать. Я знаю только одно: я люблю тебя, ты – моя!

Он перегнулся через ворох тюков, схватил ее за плечо и притянул ближе к себе. Лицо его приняло страдальческое выражение.

– Ты выпил? – спокойно спросила Ак, почуяв едва уловимый запах.

От его усмешки и взгляда исподлобья ей стало не по