Стерегущие золото грифы - Анастасия Перкова

шепот неминуемой и мгновенной смерти. Стоящее в пятне света существо подняло руку, и стрела, метившая точно в горло, безжизненно упала на землю. По рядам местных прокатился ропот ужаса.

– Не стреляйте, – тихо попросила Шаманка и вышла вперед.

Зайсан попытался удержать ее, но та покачала головой.

Существа одно за другим выходили из зева диковинной колесницы, легко спрыгивая на землю. Это оказались люди, обычные люди. Высокие, белокожие, темноволосые, черноглазые, с прямыми чертами лица. Одетые в облегающие белые костюмы с множеством блестящих застежек. Среди них были дети. Прибывшие носили короткие стрижки, но по фигурам некоторых из них узнавались женщины, и всадники Укока пораженно разглядывали их слишком облегающую, не скрывающую ноги одежду. Пол коротковолосых детей определить было сложно.

Тот из прибывших, что вышел первым и остановил стрелу, вероятно, был главным. Он сделал своим людям знак ждать, а сам пошел навстречу Шаманке. Когда они сошлись, чужак коснулся ее лица и пристально посмотрел в глаза. Зайсан нервно дернулся, но не сделал ни шага. Их Шаманка была очень искусна в своем деле. Если она что-то затеяла – нужно подчиняться.

Странный человек шумно втянул носом воздух и улыбнулся. Он выглядел довольным и удовлетворенным.

– Приветствую ваш народ! – сказал он медленно, подбирая слова. – Прошу простить, если мы вас испугали. Мы пришли не со злом. Кто из вас здесь решает все? Мне нужно с ним говорить.

Зайсан опустил лук. Подумав, он отбросил его в сторону, чтобы поразить чужеземца не стрелой, а храбростью, и решительно двинулся навстречу незнакомцу, говорящему на их языке. Тот, верно истолковав удивление на лицах людей, объявил:

– Эта достойная женщина обучила меня вашему языку. Мы легко учимся. Это сила мысли, как и то, что я проделал со смертельным снарядом, пущенным в меня. Я передал знание и своим людям.

О чем говорили и о чем уговорились незнакомец (спутники звали его капитаном) и Зайсан – не столь важно, как то, что Старая Шаманка тем временем приблизилась к остальным людям в белом. Они дружелюбно улыбались, в глазах сверкало детское любопытство. Шаманка грузно опустилась на землю перед двумя держащимися за руки детьми приблизительно девяти зим от роду и спросила одного из них:

– Как тебя, девочка, зовут?

– Я не девочка, я мальчик! – вскинулся ребенок, задрав широкий подбородок.

– Нет уж – девчонка. Девчонка как есть. – В добрых глазах Шаманки плясали смешинки. – Волосы и одежда меня не обманут. А поглядишь, какие у наших девчат косы, какие юбки из тончайшей шерсти да бусики из дерева, – захочешь себе такие же.

– Еще чего, – огрызнулась девочка. – Лучше вон ту штуку, которая пускает снаряды.

– Это лук – так они называют, – поправил приятель, чуть сжимая ее пальцы. – Веди себя, пожалуйста, хорошо. Отец не велел пугать или огорчать наших новых друзей.

– Так как вас, детки, звать? – повторила Шаманка.

– Я – Ан, а ее зовут Ак, – ответил мальчик за обоих. – Я – сын капитана, а она – моя жена.

– Жена? – смех Шаманки звучал сухо и надтреснуто. – Поди ж ты! А не маловаты?

– Нет, – терпеливо пояснил Ан. – Мы женаты с самого рождения. Так у нас положено. Конечно, не по-настоящему, не до конца еще. Ты права – мы просто дети.

Ак вырвала у него свою ладошку, скрестила руки на груди и засопела, сдвинув густые брови и надув губы большого рта.

– Какая своенравная, – усмехнулась Шаманка.

Ан тоже улыбнулся, бросив на «жену» ласковый и по-взрослому снисходительный взгляд.

– А ты знаешь, что твое имя значит на нашем языке? – спросила Шаманка, снова обращаясь к Ак.

– Знаю – «белая», – буркнула та.

– Да, «белая». Как твоя кожа. Как твое сердце, маленькая Очы-Бала[42]. Если хочешь стрелять из лука, тебя научат. Скакать на лошади, пасти скот, охотиться – всему научат.

В черных глазах Ак блеснули и погасли звезды.

Той же ночью небесных людей пригласили в аил Зайсана, отметили сажей от его котла[43], досыта накормили и напоили хмельной аракой. Их поселили в пустующих зимниках, коих на Укоке было предостаточно. Люди в тяжелых условиях умирали часто. Многие не выдерживали и оставались где-нибудь. Утварью и одеждой чужаков тоже обеспечили, пожертвовав кто что мог.

Когда стали распределять, кому где жить, Ак по привычке двинулась за мужем и его родителями, но тут ее руку сжали костлявые пальцы.

– Будешь жить со мной, – осторожно сказала Старая Шаманка.

Ак обернулась, открыв рот. Ан вмиг застыл на месте, спиной к ним.

– Она идет с нами, – сквозь зубы процедил он.

Сказал это будто и не ребенок вовсе, а зрелый мужчина со спокойной уверенностью в голосе. Ак беспомощно буравила его спину взглядом.

– Прости, уважаемая Шаманка, но Ак – член нашей семьи, – вмешался капитан, притягивая обоих детей к себе и обнимая их за плечи.

Внимательная Шаманка отметила, как дети тут же сцепили руки за его спиной.

– Позволь тебя на два слова.

Капитан кивнул и последовал за Шаманкой. Ан и Ак продолжали держаться за руки.

– Я тебя не оставлю, не бойся, – сказал Ан. – Когда взрослые о чем-то сговариваются – ничего хорошего не жди. Но я тебя не оставлю. Эта старуха может забрать тебя в свой дом, но у меня не отнимет.

– Да, – согласилась Ак, сдвигая черные брови.

Ан прижался губами к ее виску и закрыл глаза. Его терзало плохое предчувствие. Он предпочел бы и дальше болтаться меж звезд в пустой черноте, а не стоять ногами на твердой земле и рисковать половиной себя. Ак смутилась, услышав его мысли. Он очень редко бывал так открыт для нее. Спрятал Ан только одно: он слукавил, когда сказал, что Шаманка не сможет забрать у него Ак. На самом деле он не был так непоколебимо уверен в этом.

Что бы Шаманка ни сказала, какие бы слова ни подобрала, в конце разговора отец Ана принял решение не в пользу детей.

– Будь хорошей девочкой, Ак, – ласково наставлял он. – Эта женщина говорит, ты – достойнейшая из нас. Она обучит тебя традициям, обычаям и вере своих предков. Это великая честь.

– Иди, – велел Ан, превозмогая себя. – И помни, что я тебе сказал.

Он выпустил руку Ак, тут же повисшую, как увядшая трава. Шаманка протянула ладонь, но Ак гордо отвернулась и пошла вперед. Ей не надо показывать дорогу, сама без ошибки найдет жилье любого человека. По особому запаху, идущему от него. Видимо, эти люди ничего похожего не чуяли.

– Если хочешь стать одной из нас, – обронила Шаманка, – должна забыть о штучках, которые умеет делать твой народ.

– Кто сказал, что я этого хочу?

Чего Ак действительно желала, так это выплакаться. Она позволит себе это, когда Шаманка крепко уснет. Спит же она когда-нибудь? Отказаться от того, что для нее так же естественно, как дышать, – нет уж! Уподобиться людям, которые недалеко ушли в развитии от камня, валяющегося у тропы, – еще чего!

– Остановись! – велела Шаманка. – Ложись животом на землю.

– А? – Просьба была более чем необычна.

– Делай, что прошу, – мягко повторила Шаманка.

Ак неуклюже опустилась на колени, потом легла. Пальцы сжались и разжались, сминая траву, набирая земли под ногти. Твердь откликнулась на ласку, окутав Ак терпким влажным духом, шепча на ухо что-то, только им двоим ведомое. Она перекатилась на спину и зажмурилась от голубизны неба. Вдохнув полной грудью свежий, налитый грядущим дождем воздух, Ак закрыла грязными руками лицо.

– Вот так-то, а то напустила на себя важный вид. – Шаманка одобрительно кивнула. – А теперь вставай, идем дальше. И позволь показывать тебе дорогу.

Ак послушно поплелась вслед за ней, ошеломленная, разбитая на кусочки и слепленная заново. Она спотыкалась, не глядя под ноги. Взгляд ее стремился пересечь весеннее плато вдоль и поперек, добраться до горного обрамления и заглянуть за него. А как там, дальше? Так же красиво? В сердце прорастало что-то новое. Должно быть, семечко пристало, пока Ак каталась по траве.

Шаманка прятала улыбку, зная, какой крепкий цветок вырастет из того семечка – ни дождь, ни ветер, ни зима его не согнут. Только мальчишка беспокоил ее. О мальчишке камни