Револьвер для адвоката - Майкл Коннелли

Я отметил это его «нас», как будто он и судья разделяли ответственность за то, чтобы держать меня в узде.

– Ваша честь, – начал я, – мистер Форсайт хочет все остановить, потому что точно знает, куда я веду. А веду я туда, где все его доказательства полетят в тартарары. Ходатайство, из-за которого Глории Дейтон вручили повестку, чрезвычайно уместно в ходе данного дела и в ходе данного судебного процесса, на нем строится вся линия защиты. Я прошу разрешить мне продолжить, и вскоре вы поймете, почему обвинение хочет закрыть эту тему.

– «Чрезвычайно», мистер Холлер?

– Да, ваша честь, чрезвычайно.

Лего секунду обдумывала услышанное, потом кивнула:

– Отклоняется. Можете продолжать, мистер Холлер. Но побыстрее переходите к сути.

Мы вернулись на свои места, и я снова задал Валенсуэле тот же вопрос.

– Как я уже сказал, Мойа против Роллинса. Роллинс – начальник тюрьмы в Викторвилле, где Гектор Мойа отсидел уже лет семь или восемь. Мойа пытается доказать, что УБН подставило его, подбросив…

Форсайт снова запротестовал, чем, похоже, вызвал у судьи раздражение. Он снова запросил беседу между судьей и адвокатами, однако Лего отказала. И ему пришлось высказывать протест в открытую.

– Ваша честь, свидетель, не являясь адвокатом, дает юридическое толкование дела, связанного с «хабеас корпус», и сейчас станет излагать голословные утверждения, содержащиеся в иске, как факты. Всем известно, что в иске можно написать что угодно. И то…

– Довольно, мистер Форсайт, – сказала судья. – Думаю, вы ясно изложили суду свои возражения.

Теперь я пожалел, что он не добился разговора с судьей. Форсайт мастерски использовал протест, чтобы подорвать доверие к показаниям Валенсуэлы еще до того, как он их даст. Он оперативно напомнил присяжным, что Мойа против Роллинса – всего лишь гражданский иск, который содержит домыслы, а не доказанные факты.

– Я отклоняю протест и разрешаю свидетелю закончить ответ, – сказала Лего.

Я попросил Валенсуэлу ответить на вопрос, и он подвел итог основному обвинению в ходатайстве Мойи – что пистолет, из-за которого его в конце концов упекли пожизненно, подбросило УБН.

– Спасибо, – поблагодарил я, когда ответ наконец-то был дан и занесен в протокол. – А что вы сделали после того, как вручили повестку Жизель Деллинджер?

Этот вопрос смутил свидетеля.

– Я, ну… наверное, сообщил мистеру Фулгони, что дело сделано.

– Понятно. А вы когда-нибудь снова встречались с мисс Деллинджер? – спросил я.

– Нет, больше никогда. Только в тот раз.

– А после пятого ноября вы что-нибудь слышали о мисс Деллинджер?

– Наверное, неделю спустя услышал, что ее убили.

– И где вы об этом услышали?

– Мне сказал мистер Фулгони.

– Что еще вам стало известно про ее смерть?

– Еще я прочитал в газете, что арестовали какого-то парня.

– Вы сейчас говорите про Андре Лакосса, которого арестовали за убийство Жизель?

– Да, так было написано в газете.

– И какова была ваша реакция на такую новость?

– Ну, я почувствовал некоторое облегчение, потому что выходило, что мы тут ни при чем.

– А при чем тут…

Форсайт снова запротестовал, ссылаясь на существенность. А я парировал, что реакция Валенсуэлы на известия об убийстве и аресте существенны, потому что линия защиты строится на том факте, что повестка, которую вручили Глории Дейтон, и спровоцировала убийцу. Показания свидетеля прервали, однако Лего позволила мне возобновить эту тему и продемонстрировать ее значимость. Для меня это была победа со звездочкой. Даже если судья в дальнейшем удалит показания Валенсуэлы из протокола, она не сможет вычеркнуть их из памяти двенадцати присяжных.

– Продолжайте, мистер Валенсуэла, – попросил я. – Объясните присяжным, почему вы почувствовали облегчение, когда услышали, что по подозрению в убийстве арестовали мистера Лакосса.

– Ну, потому что, выходит, это не имело отношения к другому делу. К делу Мойи.

– А почему это вас вообще волновало?

– Потому что Гектор Мойа состоит в картеле, и, думаю, вы понимаете…

– Пожалуй, здесь мы остановимся, – сказала Лего. – Теперь мы вышли за рамки знаний и квалификации свидетеля. Пожалуйста, еще вопрос, мистер Холлер.

У меня вопросов больше не было.

Несмотря на некоторую шероховатость подачи, Валенсуэла оказался свидетелем высшего класса, и я чувствовал, что мы неплохо справились. Я передал слово Форсайту для перекрестного допроса, но у него хватило ума отказаться. Допрос Валенсуэлы ему ничего не дал бы, только лишний раз повторили бы вещи, которые подтверждали теорию защиты.

– Вопросов больше нет, ваша честь.

Судья отпустила Валенсуэлу, и он вышел из зала суда. Лего велела мне вызывать следующего свидетеля.

– Ваша честь, – сказал я, – сейчас самое время прерваться на обед.

– Правда, мистер Холлер? – удивилась Лего. – А что так? На часах двадцать минут двенадцатого.

– Понимаете, ваша честь, мой следующий свидетель еще не пришел, и если бы вы дали мне этот час, я уверен, что смог бы его отыскать к началу дневного заседания.

– Хорошо. Присяжные свободны до часу дня.

Пока присяжные гуськом покидали зал суда, я пошел к столу защиты. Когда я проходил мимо Форсайта, он бросил на меня взгляд и покачал головой.

– Ты не понимаешь, что сейчас натворил, да? – прошептал он.

– О чем ты?

Он не ответил, и я прошел мимо.

За столом я стал собирать свои блокноты и документы. Я не так глуп, чтобы оставлять что-то во время перерывов в судебном заседании на столе.

Когда дверь за последним присяжным закрылась, в зале прогремел голос судьи Лего:

– Мистер Холлер.

Я поднял глаза.

– Да, ваша честь.

– Мистер Холлер, не хотите ли присоединиться к своему клиенту и пообедать в камере?

Я растерянно улыбнулся.

– Ну, компания неплохая, но бутерброды с сыром не в списке моих кулинарных предпочтений, ваша…

– Тогда позвольте вас уведомить, мистер Холлер. Не смейте предлагать обеденный перерыв, да вообще любой перерыв, перед моими присяжными. Вам ясно?

– Теперь да, ваша честь.

– Это мой зал, мистер Холлер. Не ваш. И мне решать, когда делать перерыв, а когда нет.

– Да, ваша честь. Приношу извинения. Подобное больше не повторится.

– А если повторится, то будут последствия.

Затем судья в гневе вышла. На лице Форсайта блуждала подленькая улыбка. Он явно уже работал на процессах с Лего и знал ее личные правила этикета. По крайней мере она дождалась, пока выйдут присяжные, прежде чем разносить меня в пух и прах.

Сиско расхаживал по коридору рядом с лифтами с телефонной трубкой у уха.

– Где, черт возьми, этот Фулгони? – задал я вопрос.

– Понятия не имею. Говорил, что придет. Я пытаюсь связаться с его офисом.

– У него есть один час. И лучше бы ему объявиться.

31

Кендалл уехала еще до того, как объявили перерыв, и отправилась в Долину, в студию йоги «Гибкость», а мы с Лорной зашли в ресторанчик «У Пита». Всю дорогу я оглядывался, проверяя, на месте ли охрана. Ребята Мойи нас сопровождали.

Обслуживали здесь быстро и подавали отличные сандвичи с беконом, латуком и томатами. К сожалению, этот ресторан, расположенный всего в паре кварталов от здания полицейского управления, облюбовали сотрудники отдела по грабежам и убийствам. Пришлось обменяться кивками с несколькими парнями, которых я знал по предыдущим делам и судебным процессам. Наконец удалось найти столик, закрытый от взгляда большинства посетителей ресторана широкой колонной.

Мне стало казаться, что в поисках сандвича с беконом, латуком и томатами на тосте из непросеянной муки я забрел во вражеский стан. Лорна деликатно поинтересовалась, не помолчать ли ей, пока я планирую послеобеденное заседание. Но я сказал, что нет никакого смысла разрабатывать план на день, пока не станет ясно, придет ли в суд Слай-младший. Поэтому, сделав заказ, мы коротали время, пытаясь обнаружить в моем бизнес-календаре оплачиваемые часы. Наши финансовые ресурсы истекали. Пока не стало известно, что золотых слитков от Андре Лакосса мы больше не дождемся, я хорошо потратился на подготовку к суду и следствие. Расходов оказалось больше, чем прибыли.

Дженнифер Аронсон не присутствовала сегодня утром в суде по серьезной причине. Я не мог забросить другие дела: у нас оставалось не так много клиентов, которые платили. Утром она выступала на слушании по банкротству в отношении владельца здания, где мы проводили наши рабочие встречи.