Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев

Сахаров и Старовойтова — в Челябинске на перезахоронении 300 000 жертв Гулага 30-х годов. Сахаров там о Горбачеве сказал так: я его не идеализирую, он не решителен и не эффективен. Он, в конце концов, должен определиться — лидер он перестройки или номенклатуры.

ЦРУ предсказывает: быть Горбачеву еще не более полугода.

Старовойтова поучала латышей: «Из империи не уходят, такого еще не бывало. Уходят из демократического государства. Его-то и надо сначала создать».

Словом, все смотрят в корень. Ибо на ленинизме нельзя строить нашу страну.

Начал читать «Русофобию» Шафаревича. То, что он громит (убедительно на академическом уровне), его собственная концепция России — все это старо, придумано, упражнения ума. Не нашли мы еще «выхода». И нет у нас настоящей концепции России.

М. С. на ПБ объявил, что ему, наверно, надо выступить в «Коммунисте» на тему: что такое социализм и его обновление. Идея прошлогодняя. Начато было еще со мной в Крыму. Теперь эту тему доводит Ванька (акад. Фролов) со своими адъютантами Лацисом и Колесниковым. Уверен, что ничего серьезного из этого не получится. Потому, что прав Ю. Афанасьев: надо отойти от дилеммы капитализм-социализм — это нафталин. Нельзя искать будущего на путях догматизированного марксизма-ленинизма, как его ни обновляй. Нужна совершенно свободная мысль и теория, основанная на реалиях современности. Марксизм-ленинизм — это XIX век, в XX-ом он дал катастрофические плоды.

Когда вчера вошел на Крымской в картинную галерею, увидел в вестибюле давно там поставленные скульптуры: красноармеец на посту со штыком и в дохе, Зоя Космодемьянская, пастух из Дагестана.

И ужаснулся я: ведь демонтируем все, что было идейной атмосферой нашей молодости. Все приобрело значение с обратным знаком. Все вокруг было ложью.

. Но, наверно, и всегда так. И хорошо, что я тогда, в 30-х годах, не увлекался политикой. И в комсомол-то вступил перед самой войной. И читал Нитцше и Шопенгаура, десятки книг, выпускавшихся горьковской «Всемирной литературой», Достоевского в довоенных — до 1914 года, изданиях, Оскара Уальда и Олдингтона, Келлермана и Цвейга, Роже Мартен дю Гара и Андрэ Жида, Ромен Роллана и Анатоля Франса, Гонкуров и Герцена. Может быть, сотни книг, причем выбирал те, которые другие не читали, — оригинальничал. А в результате не утратил того, о чем сейчас плачет наша «передовая» пресса, — моральных норм и совести. В результате никогда не был под обаянием Сталина, никогда не считал его великим, потому что он не был в моих глазах «благородным», «аристократом», интеллигентом, т. е. человеком культуры.

И безнадежные попытки матери удержать невозможное — воспитать меня в духе дворянской традиции, по канонам той, дореволюционной среды, в которой она сама выросла (фортепьяно, французский и немецкий языки с гувернанткой Ксенией Петровной) — все это не прошло даром., хотя и не дало мне умения играть по-настоящему, ни знания этих языков.

Я всегда был внутренне свободен. И единственный период в моей жизни, когда эта свобода оказалась под угрозой, — это моя работа в Отделе науки ЦК КПСС в конце 50-х годов. Здесь служба вынуждала меня делать гнусности, хотя я и сопротивлялся, старался как-то нейтрализовать удары этого Отдела по «детям XX съезда».

Размечтался, в общем.

А что сейчас-то с нами будет? Горбачев теряет рычаги воздействия на страну. И может быть прав Сахаров (заимствовавший от Афанасьева эту идею) — пора выбирать: кто он — лидер перестройки или лидер номенклатуры?! Уж очень робко он расстается с прошлым и с окружением. Хотя цену своему окружению знает и мне говорит об этих людях откровенно.

Вот позавчера отправил на пенсию Талызина (Госплан), Щербицкого, на очереди Никонов. Но Талызин и Никонов давно мертвые души в ПБ, а отставку Щербицкого теперь воспримут, как диктат оппозиции, т. е. опять же, как опаздывание и потерю инициативы.

И вообще. Что такое сейчас ПБ? Скорее всего это место, где Михаил Сергеевич может откровенно и много говорить.

Вчера была Тэтчер. Красива, умна, незаурядна, женственна. Это не правда, что она баба с яйцами, мужик в юбке. Она насквозь женщина и еще какая!

Хвалит Горбачева. Телевидение ей вчера дало чуть ли не целый час для этого занятия. М. С. ей благоволит. Наверно, потому что она правильно поняла его замыслы, что ему наплевать на идеологию коммунизма — он хочет сделать свою страну нормальным цивилизованным государством. И если бы не катастрофа с народным «благосостоянием», страна уже стала бы такой.

Обедал он с ней на ул. Алексея Толстого в шехтелевском особняке.

Позавчера был у Горбачева Жорж Марше. М. С. провел с ним около пяти часов, был в форме, весел, обаял, шутил, поражал французов живостью ума. На его фоне они выглядели провинциалами прошлого дня. Жора пыжился невероятно. Но при всем своем нахальстве, французской петушистости не мог спрятать смущения и чувства второстепенности рядом с Горбачевым.

М. С. подпускал в разговор «братской» доверительности, но идейно не отступал ни на йоту, не сунул французу даже мизинца, чтоб тот мог заключить, что М. С. играет игру, оставаясь по сути на классовых позициях.

М. С. выиграл Пленум… своим экспромтом=блестящим заключительным словом, и еще одной перетряской ПБ и Секретариата.

Начинаю готовить визит в Финляндию, но до этого еще будут Асад (президент Сирии), Брандт и папский нунций. И со всеми проблемы очень деликатные: как остановить Сирию в Ливане; как приструнить Брандта, который вдруг заговорил о «воссоединении»; как обойтись с Папой (с которым он скоро встретится в Ватикане) по вопросу об унии: наша православная церковь ни в какую! Сталинисты там еще те! Это очень сильно проявилось в выступлениях двух митрополитов на заседании международного комитета народных депутатов 27–29 сентября.

С Горбачевым был такой эпизод при проводах его в Киев в аэропорту. Провожающие сбились в кучку: Зайков, Язов, Лукьянов, Примаков, Медведев, помощники, Кручина. Зайков стал рассказывать, как московский горком начал «работать» с Ю. Афанасьевым. Тот незадолго перед тем выступил в Ленинграде на заседании межрегиональной группы народных депутатов, а потом в созданном в Верховном Совете комитете по 39 — ому году и окончательно вывел из себя Горбачева.

Поручил я, говорит Зайков, разговаривать с Афанасьевым двум своим заместителям. Вызвали они его к себе в горком, а тот им: А что? Да, я за отделение партии от государства, за отделение государства от экономики. Да, я за отмену демократического централизма и за свободу разных платформ в партии, за соревнование между ними и открытую дискуссию. Да, я ищу поддержки своим взглядам у рабочего класса. Да, о 1939 годе надо сказать всю правду. А Советский Союз надо возобновлять на основе нового, действительно, добровольного договора. Но за партбилет (показал на карман на левой половине груди) буду бороться.