Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник) - Пелам Вудхаус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как?
— Ну, крутись вокруг него. Взбивай подушки. Лелей, ласкай. Да, непременно скажи, что ты — хорошего рода, если это так называется. А когда он полюбит тебя как родную дочь, пошли мне телеграмму. Поверь, план — лучше некуда. Сработает.
Словом Аннабелла отправилась в Дройтгейт, а через три недели Фредди получил телеграмму:
«Сработало. Жду. Целую. Аннабелла».
Приехав на воды, Фредди направился туда, где селились подагрики, в том числе — сэр Эйлмер. Тот был у себя и слушал, как Аннабелла читает ему новую монографию о болезнях спинного мозга. Сам он ими не страдал, но стремился к высшему. На столике стояло прохладительное питье, и, когда Фредди вошел, сестра прервала чтение, чтобы взбить подушки.
— Ф-фу! — сказал сэр Эйлмер. — Опять ты?
— Да, — признал Фредди.
— Ну, тебе повезло. Я скорее рад. Оставьте нас, пожалуйста, на минуточку. Хочу поговорить с племянником на очень важную тему.
И прибавил, когда она вышла:
— Заметил ее, а?
— Конечно.
— Хороша, э?
— Прелестна.
— И добра, — сообщил сэр Эйлмер. — Ты бы видел, как она взбивает подушки! А какое питье! Кстати, очень хорошего рода. Отец — полковник. То есть был полковником, он умер.
— Всякая плоть — трава.
— Ничего подобного. Я, слава Богу, видел и плоть, и траву. Ни малейшего сходства. Но не в этом суть. Я хотел сказать другое. Был бы ты поумней, вот в кого бы влюбился.
— Уже.
— В каком смысле?
— Я влюбился.
— Что! В мисс Первис? Сразу?
— Да.
— Однако! А как же эта фокусница?
— О, там все кончено. Мальчишеская причуда!
Сэр Эйлмер отхлебнул питья и молча посмотрел на племянника.
— Та-ак, — сказал он наконец, отдуваясь. — Если ты с такой легкостью относишься к священнейшим чувствам, чем раньше ты женишься, тем лучше, а то эти мальчишеские причуды доведут тебя до суда. Что же, я рад. Да, рад. Наверное, она была в трико?
— В розовом.
— Какая пакость! Слава Богу, все позади. Прекрасно. Ты свободен и можешь заняться мисс Первис. А хочешь ли?
— О да!
— Превосходно. Значит, ты женишься на милой, изысканной, превосходнейшей девушке, а я отдаю тебе деньги до последнего пенса.
— Сейчас приступлю к делу.
— Бог в помощь.
* * *Через десять минут Фредди сообщил сэру Эйлмеру, что его ураганные ухаживания увенчались успехом, а сэр Эйлмер признался, что не ждал такого быстрого исполнения молитвы. Горячо поздравив племянника, он понадеялся, что тот понимает, как ему повезло, и тот заверил, что понимает и вообще его любовь — как роза, роза красная, на что дядя заметил: «Ни малейшего сходства», — а сам он витает в небесах, на что дядя отвечал, что это физически невозможно.
Однако деньги дать он обещал, как только будут выполнены все формальности, и Фредди отправился в Лондон, к поверенному.
Пока поезд бежал по мирной сельской местности, он был совершенно счастлив. Невзгоды, думал он, позади, впереди же — одна радость. Если бы кто-нибудь сказал ему, что температура резко понижается, он бы не поверил.
Не было у него предчувствий и тогда, когда через два дня, в клубе, ему сообщили, что в малой курительной его ждет некий мистер Рэкстроу. С легким сердцем шел он по коридору, гадая, кто же это может быть. На поверку гость оказался высоким худым человеком с нафабренными усами. Он нервно ходил по комнате, вынимая между делом кроликов из шляпы.
— Мистер Рэкстроу? — спросил Фредди.
Гость резко повернулся, выронив кролика, и зорко взглянул на вошедшего. Взор у него был яркий, что там — сверкающий и зловещий.
— Он самый, — ответил он. — Мортимер Рэкстроу.
Фредди вспомнил благотворительный концерт и вскричал:
— Великий Болони!
— Сценический псевдоним. А вы — мистер Фитч? Я бы сказал «мистер Гад», ха-ха!
— Простите?
— Я не ошибся? Вы — Фредерик Фитч?
— Точнее, Фитч-Фитч.
— Что же, тогда «Гад-Гад».
Гость извлек откуда-то колоду карт и сурово велел вынуть одну. Фредди рассеянно вынул, запомнил и сунул обратно, ничего не соображая.
— Почему я Гад-Гад? — поинтересовался он.
Гость неприятно ухмыльнулся:
— Если хотите, подлец.
— Подлец? — удивился Фредди.
— Да, сэр. Мерзавец. Увели мою девушку.
— Я не совсем понимаю…
— Значит, еще и полный дурак. Что тут сложного? У-ве-ли. Вот взгляните. Эта шляпа — я. Этот кролик — моя девушка. Появляетесь вы, и — фьють! — кролика нету.
— Он у вас в рукаве.
— Его там нет. А если бы и был хоть в тысяче рукавов, все равно вы увели Аннабеллу!
Фредди все понял и даже посочувствовал:
— Вы ее тоже любите?
— Да.
— Прекрасно вас понимаю. Да, ясно, ясно… Вы молча поклонялись ей…
— Почему «молча»?! Мы обручены.
— Вы?
— А то кто же? Но вот она пишет, что выходит за вас.
— Да?.. Вы уж простите, Бога ради! Сочувствую всей душой, но что поделаешь?
— Как это что? Я буду мстить.
— Ну, не сердитесь!
— Почему? Сейчас победили вы, но это еще не все. Нет, не все. Я на вас найду управу!
— Какую?
— Не важно. Скоро узнаете. Да уж, попляшете вы у меня! Всего хорошего.
Он вынул яйцо у Фредди из волос, поднял свою шляпу, которую уронил от избытка чувств, почистил ее рукавом, извлек из нее клетку с птичками и ушел. Однако сразу вернулся, раскланялся — направо, налево — и удалился совсем.
* * *Нельзя сказать, что Фредди не расстроился. Ему не очень понравилась та уверенность, с которой соперник говорил о мести. Что-то в ней было зловещее, и весь оставшийся день он гадал, какой же фокус приготовит этот опытный фокусник. Он думал за обедом, думал за ужином и отошел только к завтраку.
Выспавшись, он увидел все в должной перспективе и решил, что побежденный соперник берет его на пушку. Что, собственно, он может сделать? Не заколдовать же, как в Средние века, и не превратить в кролика.
Да, окончательно сказал он себе, берет на пушку; но только он закурил и начал мечтать об Аннабелле, принесли телеграмму:
«Приезжай немедленно. Все пропало. Целую».
Через полчаса он сидел в поезде, поспешающем в Дройтгейт. Входя в вагон, он собирался подумать, но, как всегда бывает, к нему привязался попутчик.
Попутчик этот был вульгарным до крайности (красный жилет, бурые ботинки, черный котелок), и, казалось бы, у них мало общего. Фредди все время молчал, коротышка болтал без умолку. Только через час без малого он стал кивать, потом захрапел, предоставив страдальцу возможность подумать.
Мысли, надо сказать, становились все неприятней. Какая-то странная телеграмма, ничего не поймешь! Можно представить себе что угодно.
Вот к примеру: «Все пропало». Что это значит? Сокрушаясь о скаредности, побудившей Аннабеллу загнать сообщение в пять слов, он жалел, что она не решилась потратить хоть на два пенса больше.
Одно было ясно: это связано с недавним посетителем. Сквозь загадочные слова виднелась рука фокусника, и Фредди сокрушался о том, что недооценил противника.
Когда он добрался до обиталища подагриков, нервы его были на пределе. Нажимая на звонок, он трепетал, как желе перед сидящим на диете, и даже вид Аннабеллы, открывшей дверь, его не утешил. Она и сама трепетала.
— О, Фредди! — вскричала она. — Какой ужас!
— Рэкстроу? — догадался Фредди.
— Да, — отвечала она. — Откуда ты его знаешь?
— Он у меня был и грозился, — объяснил Фредди. — Почему ты мне не сказала, что обручена с этим субъектом?
— Я не думала, что тебе интересно. Так, девичья причуда.
— Да? Ты его не любила?
— Ну что ты! Знаешь, когда тебя пилят пополам, не захочешь, а увлечешься, но когда я встретила тебя…
— Молодец, — сказал Фредди, поцеловал ее и услышал какой-то стук. — Что это? — спросил он.
Аннабелла стиснула руки.
— Это он! Мортимер.
— Значит, он здесь?
— Да. Приехал в четверть второго. Я заперла его в кладовке.
— Зачем?
— Чтобы он не пошел в этот зал.
— А почему ему туда не пойти?
— Потому что сэр Эйлмер слушает там музыку. Если они встретятся, мы пропали. У Мортимера страшный план.
Фредди так и знал. Он бодрился как мог, но знал, что у Рэкстроу — страшный план. А чего еще ждать от такого типа?
— Что он собирается сделать?
Она заломила руки.
— Познакомить сэра Эйлмера с моим дядей Джо. Представляешь, послал телеграмму, чтобы ехал сюда!
Фредди не видел, что тут страшного.
— Ну, понимаешь, — сказала Аннабелла, — он хочет нас разлучить. Он знает, что твой дядя не разрешит тебе на мне жениться, когда увидит моего.
Фредди все понял. Да, план достоин субъекта, который кладет туза в колоду, тасует ее три раза и вынимает его из лимона.
— А что, твой дядя так ужасен? — спросил он.