Нежность по принуждению - Джулс Пленти

о том, что я всего лишь выполняю роль его временной игрушки. С трудом пересиливаю себя, чтобы прямо сейчас не начать умолять Господина не бросать меня.

Отрывается от меня и пару минут просто рассматривает. Конечно, аксессуар должен соответствовать хозяину.

— Я нравлюсь вам сегодня, мой Господин?

— Ты прекрасно выглядишь, Арина, — отвечает, галантно подставив мне локоть.

Фильм, в котором я девушка Бонда, хоть и не дотягиваю до нее, продолжается. Мы спускаемся по лестнице, а потом он сажает меня в «Ламбу» темную как сама ночь. Она прекрасно дополняет его дорогой, вкусный образ.

Мы летим по ночному городу. Скользим по нему полосочкой темного шелка. Я пытаюсь понять, что люблю больше всего. Красивую, дорогую жизнь, самого Руслана или то, что он делает со мной в рамках Темы? Ответ прост. Я люблю всю эту комбинацию. Я бы хотела стать для него всем и в жизни, и в постели, и на светских раутах.

У него есть одна привычка: Руслан всегда устанавливает свой айфон на магнитный держатель. Я же поглядываю на него украдкой, ожидая звонка, который меня уничтожит. Это может быть звонок Крис или любой его Сабмиссив.

Вот и сейчас экран загорается в тот момент, когда я на него смотрю. На дисплее красноречивое: «Кристинка».

Он бросает на меня краткий взгляд и принимает звонок. Нисколько не смущаясь, включает громкую связь. Я сглатываю, с трудом отклеив от сухого неба шершавый язык.

— Да, — бодро отзывается Данилевский.

— Привет, Русик, как ты там? — льется из динамика ее приторно-сладкий голос.

— Хорошо, устал немного, — получаю очередной взгляд, который простреливает меня пулей. Он так спокойно врет ей о работе, когда в действительности едет со мной на вечеринку. — Мотаюсь по делам. Недавно закончились переговоры. Еду домой. Приму душ и лягу спать.

— Ты слишком много работаешь, — отвечает Крис странным и неуместным тоном. Голос холодный и безучастный, словно она совсем не верит в правдоподобную ложь своего статусного жениха.

Мне так хочется обнаружить себя. Хотя бы громко вздохнуть, чтобы она поняла, что сейчас с ним я. Да что толку? Она важнее. Крис останется с ним, когда я уйду. Она будет всегда, и не имеет особого значения, скольких еще временных Саб сменит Данилевский.

— Так было всегда, ты же знаешь, — в его голосе звучит ледяное недовольство. Вот только её наказать едва ли получится. — Работа всегда будет играть в моей жизни колоссальную роль.

Словно в знак молчаливого протеста Руслан касается моего колена. У меня мурашки по всему телу от их разговора. Крис что, знает о его параллельной жизни? Точнее, жизнях. С каждой Сабмиссив он живет месяц или около того. И это крошечная жизнь, и такая же смерть. Для Сабы. Для него — нет.

— Знаю, — отвечает она, и я готова поспорить, что невидимая Крис всеми силами пытается не разреветься. — Не забудь, что на следующей неделе у нас репетиция свадьбы.

— Секретарь напомнит, — отмахивается он, все больше раздражаясь. — Въезжаю в тоннель. Связь пропадет. Доброй ночи, Кристюш.

— Доб… — слышу я, когда он сбрасывает вызов.

Данилевский — мой наркотик. Гораздо круче, чем тот самый «личный сорт героина». Он кропотливо создает для меня сказку. Вот только сказка эта — как клетка Энди. Рус — мой хозяин и не чурается иной раз сделать питомцу больно, как этим звонком, например.

Он мог бы хоть как-то завуалировать свою циничность. Но зачем, если Данилевский знает, что я промолчу и сделаю вид, что ничего не произошло. Создавая сказку, он не забывает напоминать, что есть реальность, в которой мы не вместе. В которой у него есть привычная и постоянная Крис. И, кажется, она для него тоже аксессуар.

Этот разговор не предназначался для моих ушей, и зародил в душе противоречивые эмоции. В самом начале меня чуть не разорвало от ревности, а теперь мне Крис даже жаль. А на него я просто злюсь. Нельзя же так.

— Можно вопрос, мой Господин? — само вылетает из моего рта.

Смотрит на меня, прощупывая взглядом. В глазах недовольство, смешанное с любопытством.

— Давай, малышка.

— Вы любите ее? Любите вашу невесту?

— Ты все еще не понимаешь смысла происходящего, — чеканит он, на миг оторвав взгляд от дороги и пригвоздив меня им к сиденью. — Мне следовало заставить тебя прочитать контракт вслух. Ты моя игрушка, и мы просто приятно проводим время, пока действует соглашение. Никаких влюбленностей, сцен ревности и игр в отношения я не потерплю. Ты поняла меня, девочка?

Сердце колотится так сильно, что мне кажется, что я сейчас умру — просто захлебнусь собственной кровью, и все. Я поняла смысл его слов, хоть после первой фразы и слышала их фрагментарно. В ушах звенит битым стеклом его холодное «девочка». Даже неважно, что именно Данилевский сказал, все дело в этом ледяном отчужденном тоне, который ясно дает понять, что все его нежности — это только игра. А я — кукла, которая ничего для него не значит.

— Не молчи, — продолжает сминать меня прессом прошитого сталью голоса. — Отвечай.

— Я все поняла, мой Господин, — бормочу, едва сдерживая слезы, которые распирают грудь.

Данилевский бросает взгляд на навигатор — до места назначения осталось минут пять, не больше.

— Сейчас мы пойдем туда и насладимся вечером, а потом я накажу тебя. Жестоко накажу, чтобы ты уже четко поняла, как должна вести себя хорошая девочка.

Я сухо сглатываю, вспомнив о наказании с вибратором, которое Данилевский исполнил в общественном месте. Лоб покрывается испариной, когда до меня доходит, что наказать он меня может где угодно.

— Дома? — спрашиваю настолько дрожащим голосом, что вопрос получается почти неразличимым.

— Где сочту нужным, — бросает он и паркуется у особняка, больше смахивающего на средневековый замок из заставок «Диснея».

Никогда раньше я не испытывала такой дикой, болезненной и взрывоопасной смеси чувств и эмоций. Я люблю его и мучусь