Картина Сархана - Рагим Эльдар оглы Джафаров

– А что бы вам хотелось делать?

– Исчезнуть.

– Исчезните, – пожала плечами де Йонг. Она не отрывала взгляда от своей натурщицы.

Лиза пыталась понять, куда именно смотрит Абигейл, но не могла. У нее вообще возникло ощущение, что художница смотрит чуть левее нее. Де Йонг мягким движением поправила карандаш, и без того идеально ровно зафиксированный зажимом.

– Мне куда-то сесть или…

– Вы можете делать все, что хотите, в границах этой комнаты. Но не используйте книги или смартфон.

Лизу почему-то раздражал этот тон. Почему нельзя просто посадить ее в определенную позу и рисовать? Она осмотрелась, пытаясь понять, где бы ей стоило находиться. Диван на фоне панорамного окна – это интересно, но он повернут не в ту сторону. Не будет же де Йонг рисовать ее затылок? Тогда, пожалуй, кресло. И панораму видно, и стоит оно вполоборота. Лиза пошла к креслу и поймала себя на том, что идет на цыпочках. Как будто ее снимают на видео. Сам факт присутствия наблюдателя сковывал ее.

Она села в кресло, чуть повернулась вправо, одну ногу вытянула, другую красиво согнула в колене. Чуть прогнула спину, отметив мысленно, что в таком ракурсе ее грудь должна выглядеть невероятно соблазнительно. Она посидела в такой позе какое-то время и покосилась на де Йонг. Художница не двигалась. Даже карандаш из зажима на планшете не достала.

– Вы будете рисовать? – с некоторым раздражением поинтересовалась Лиза.

– Буду.

– А почему не рисуете?

Художница не ответила, просто сидела и смотрела. Чего она ждет? Лиза все больше жалела о том, что согласилась позировать для портрета. Она повела плечами и потянулась. Вытянула руки вверх, выгнула спину, потом прикрыла глаза и вздохнула, проведя руками по шее.

Ей почему-то вспомнился Саймон. Очередная вспышка воспоминаний из безумной ночи. Даже не что-то конкретное. Просто звук мотора, запах сигарет и его руки на руле. Воспоминание погасло так же, как и вспыхнуло. Совсем призрачное видение. Что на самом деле происходило ночью, а что она выдумала, чтобы как-то восстановить события? Лиза сглотнула и открыла глаза. Посмотрела на де Йонг.

Де Йонг не реагировала. Лиза злилась. Старуха раздражала ее все больше. Лиза закинула ноги на подлокотник кресла и стала рассматривать ногти от нечего делать. Мысленно сделала пометку обновить маникюр. Несчастный скол на указательном пальце буквально делал ей больно: ее ногти должны быть безупречны независимо от обстоятельств. Ей стало смешно. Подобную чушь мог сказать бы Парсли. От подобных слов веяло надменной холодностью и превосходством.

Интересно, подумала Лиза, о чем мог писать такой человек? Он же садист и моральный урод. Что хорошего могло прийти ему в голову? Если он такой же безумный, как все остальные на фотографии, значит, он посвятил творческому безумию всю свою жизнь. А потом сам же свою жизнь и оборвал. Хотя мог еще писать и писать. Вот вопрос: если ты создаешь то, что тебя переживет, останется на сотни лет, имеет ли значение то, как долго проживешь ты сам?

У него не было детей, вдруг подумала Лиза. Ни у кого из запечатленных на том фото нет детей… Она вынырнула из размышлений и посмотрела на де Йонг. Та по-прежнему сидела без движения. Ну и плевать, подумала Лиза. Мне-то какая разница. Если она платит, то может смотреть сколько душе угодно! Может, у бабки крыша едет! Лиза поджала одну ногу под себя и принялась болтать второй.

Лизе вдруг открылась разгадка странного расположения людей на фотографии. Это было буквально озарение. Фото всплыло перед глазами: чередующиеся мужчины и женщины, а потом сбой. Две женщины рядом. Де Йонг и Николь. Но на самом деле ошибки не было. Николь – мужчина. По крайней мере, был им. Или была? Лиза раздраженно хмыкнула. Ох уж эти терминологические сложности. В новую этику она еще не вникала!

Интересно, как Николь звали, когда она была мужчиной? Николас? Красивое получилось бы сочетание – Николас Кортез. Что-то вроде «побеждающего суды»? Лингвистических познаний Лизе не хватало, но даже такой вольный перевод ее вполне устраивал. Пожалуй, Николь это подходит. Эспен Хёст в вольном переводе превращался в «предугадывающего осень».

Лиза вспомнила импровизацию Николь в «Пятом круге», ее меняющийся голос… Возможно, он не менялся… физически, но – на уровне ощущений – он казался то мужским, то женским. Как можно было не заметить этого раньше? А выбор нарядов? Максимальное подчеркивание эдакой незрелой… девочковости. Николь отличается довольно буйным характером. Скорее редким среди женщин. Если ты на самом деле мужчина, то очень удобно быть буйной женщиной. Возможно, характер испортили гормоны? Лиза вспомнила слезы Николь на похоронах. Она принимает таблетки?

Лизе вдруг показалось, что женщиной Николь никогда не станет. Не в физическом смысле, а в психологическом, что ли. Она же ведет себя по-мужски. Как будто хочет стать женщиной, но при этом зачем-то держится за мужчину внутри себя. Мужчину довольно злого, резкого, прямолинейного. Она мысленно вернулась к разговору с Саймоном. Той ночью он сказал, что хотел бы на время потерять память, чтобы посмотреть на свою игру со стороны, а потом вернуть память обратно. Снова стать собой. Зачем? Он, как и Николь, держится за свою внутреннюю суть?

Если трактовка фотографии Сархана верна, то грех Николь – это гнев. Именно за гнев Николь и держится! Этот гнев защищает ее. Благодаря ему она не становится уязвимой. Но этот же гнев не дает ей получить желаемое – стать женщиной. Она может быть злой женщиной, но миновать соприкосновения с уязвимостью не выйдет. Лиза медленно покачала головой, почувствовав приступ жалости.

Что вообще толкнуло мужчину Николаса стать женщиной Николь? Очевидно, что это шаг к той самой уязвимости, которой он избегал. Безумие. Лиза усмехнулась. За последнюю неделю она употребила слово «безумие» больше, чем, пожалуй, за всю предыдущую жизнь. Лиза поняла, что сформулировала фразу как-то неправильно. А как правильно? Употребила чаще? Нет, хрень какая-то. Больше раз? Тоже ерунда. Большее количество раз? Да что это вообще за фраза? Она чиновник, что ли? Лиза зло ругнулась под нос, послала все эти формулировки подальше и гордо закрыла тему.

Парсли. Снова ее внимание переметнулось на другой объект. Гордыня. Принцип ведь должен быть тот же. Этот грех, с одной стороны, защищает его от чего-то, а с другой стороны, заставляет его страдать и платить определенную цену.

От чего можно защититься гордыней? Она вдруг вспомнила слова Парсли о том, что он когда-то видел ее на приеме, но не подошел, потому что не мог первым