Кто оставил «варяжский след» в истории Руси? Разгадки вековых тайн - Николай Крюков

Итак, митрополит Киевский и всея Руси Киприан, направленный со своей миссией в Москву еще в 1375 г., и епископ Суздальский и Нижегородский Дионисий, о котором упоминается в Лаврентьевской летописи под 1377 г., являются фигурами, требующими к себе особо пристального внимания. Нельзя забывать, что именно на период конца XIV – начала XV в. приходится возрождение русского летописания. Мы узнаем не только о Лаврентьевской летописи, но и о еще нескольких списках с этой летописи – Ипатьевской, Радзивилловской. К этому времени обычно относят создание утраченной в московском пожаре 1812 г. Троицкой летописи, воссоздание летописей Новгородского цикла, так называемых Софийских, Литовских летописей и многих других. Позднее в них дописываются погодные статьи, за которыми трудно уловить окончательный год их создания, но это уже и не важно: важно то, что переписывать их начнут в то время. В этих летописях видны следы правок тех же слов, что и в Лаврентьевской летописи: из слов выпадают буквы «с» в словах «крест», «д» в словах «град», «род». «И вста ро на ро», – записано в Радзивилловской летописи. Слово «лето» пишется как «лье», повторяя ошибку из Лаврентьевской летописи.

Если известно, что Киприан поселяется в Киеве в 1375 г., то не совсем понятно, где в это время был Дионисий. То есть можно задаться вопросом: встречались ли они до момента переписи Лаврентием в 1377 г. летописи и не мог ли Киприан иметь к ее созданию какое-либо отношение? Известно, что Дионисий путешествовал в Константинополь через Киев. В это же время в Киеве был и Киприан. Известно также, что в

год, когда Дионисий умер (1385), Киприан оказался по вызову патрарха Никона в Константинополе. Там он посетил Студийский монастырь, славившийся собранием редких книг. При монастыре тогда работала школа каллиграфии, монахи занимались переписыванием церковной литературы и рассылкой ее по другим монастырям и приходам, переписывали рукописи летописей и хронографов. Они же занимались переводами и иллюстрированием книг. Сам Киприан специально поселился в монастыре и занялся изучением греческих рукописей, переводом на древнерусский язык богослужебных книг. Вернулся на Русь Киприан только через пять лет, после смерти Пимена в 1390 г.

Наконец, известно, что Киприан лично написал многия жития русских святых, определения русских Соборов. Его перу принадлежат переводы Кормчей, Псалтыри, Требника, Служебника. Особенно подчеркивается его интерес к русскому летописанию. Якобы Троицкая летопись составлена при его личном участии. Но в то же время мы знаем, что и Лаврентьевская летопись переписывалась в те же годы. Да и сам монах Лаврентий при переписи летописного свода, оригинал которого уже почему-то не сохранился, испытывал определенные трудности. Об этом искренне поведал читателям на последнем листе: «И ныне, господа отци и братья, оже ся где буду описалъ, или переписалъ, или не дописалъ, чтите, исправливая Бога деля, а не клените, занеже книгы ветшаны, а умъ молодъ не дошелъ» («Не вините меня, отцы и братья, если что где не так описал, или переписал, или не дописал, уважьте (чтите) исправления, Бога ради (Бога для), ибо книги те были ветхие, а умом молодым не до всего дошел»). Кроме того, ко времени Киприана относятся известия о списке Новгородской первой летописи старшего извода. Эти летописи, Новгородская и Лаврентьевская, являются, по сути, единственными дошедшими до наших дней документами той эпохи. Можно сколько угодно гадать, с какого свода они были переписаны, в какое время составлялись первые списки, кем и т. д., но факт остается фактом: и в той и в другой первые тетради были утрачены. В Новгородской летописи – полностью. Летописание в ней ведется с 1016 г. В Лаврентьевской летописи утраченными считаются тетради 3–8. Но нет никаких оснований полагать, что именно Лаврентий переписал с «ветхих книг» две первые недостающие тетради, что они вообще до него сохранились. И наоборот, с полным основанием можно предположить, что «утрачены» первые листы в обеих летописях были специально, преднамеренно. Если уж признавать за митрополитом Киприаном его «исправления» богослужебных книг, меры по наведению порядка в богослужебной практике, составлению списков читаемой литературы в церквях и проч., то следует признать и другой факт: вряд ли он мог пройти мимо сохранившихся в монастырских библиотеках древних летописных рукописей, не обратив на них внимания. А их он мог просматривать во время поездок по городам особенно Западной Руси по линии Киев-Новгород.

Глава 3

Иван Грозный – потомок Рюриковичей или римских августов?

(О тотальной ревизии летописных сводов)

Австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн (о нем уже упоминалось в первой части) при Василии Ивановиче (Василии III) посещал Московию дважды. С его слов, издревле сложилась традиция давать послам поручение помимо прочего «тщательно записывать обычаи, учреждения и весь склад жизни того народа, у которого они пребывали послами». Сам он много выполнял государевых обязанностей в разных европейских странах. Но писать о них чего-либо не хотелось, отчасти потому, что они «находятся ежедневно на глазах и на виду Европы». Поэтому предпочел описать дела московские, скрытые и не столь доступные для ознакомления с ними современников. «Правда, о Московии писали весьма многие, но большинство делало это с чужих слов. Помогли мне кропотливость изыскания и знание славянского языка», – добавляет Герберштейн.

Начал он описание Московии с этимологии слова «Руссия». «“Руссия”, – ссылается он на западных историков того времени, – это измененное имя “Роксолания”. Сами же московиты, отвергая подобные мнения, как не соответствующие истине, уверяют, будто их страна изначально называлась “Россея”, а имя это указывает на разбросанность и рассеянность ее народа, ведь “Россея” на русском языке и значит “разбросанность” или “рассеяние”»114.

«О своем же происхождении им известно только то, что сообщают их летописи. Кто вначале правил Руссией, неизвестно, так как память о них не дошла до потомства из-за отсутствия у них письменности». Летописи стали вестись тогда, когда константинопольский царь Михаил дал болгарам славянские буквы. В них записывались как современные события, так и то, что узнавали от предков и долго хранили в памяти. Согласно этим летописям, с некоторых русских племен взимали дань хазары и варяги. Слово «варяги» у русских – «Варяжское море», «море варягов» – сохранилось от вандалов вместе с их знаменитым городом Вагрией, граничившим с Голштинским герцогством. Вандалы имели с русскими общий язык, обычаи и веру. «Потому, по моему мнению, – пишет Герберштейн, – русским естественно было призвать себе государями вагров, иначе говоря, варягов, а не уступать власть чужеземцам, отличавшимся от них и верой, и обычаями, и языком… Однако ни про хазар: кто они и откуда, ни про варягов никто не мог сообщить мне ничего определенного, помимо их имени».

Раскрывая тему призвания варягов, Герберштейн далее пишет: «Однажды между русскими возник спор о верховной власти, из-за которой начались у них, распаляемых взаимной ненавистью, великие распри. Тогда Гостомысл, муж благоразумный и уважаемый новгородцами, посоветовал отправить послов к варягам, чтобы просить трех братьев, бывших там в большом почете, принять власть. Последовав этому совету, послали просить в государи трех родных братьев – Рюрика, Синеуса и Трувора. Если верить бахвальству русских, эти три брата вели свой род от римлян, как и, по его собственным словам, нынешний московский государь».

Последнее замечание автора «Записок о Московии» затрагивает очень важный вопрос: отношение властей к варяжской легенде. «Московский государь» хвастается происхождением от римских августов, но не от варяга Рюрика. И действительно так. Рюриковичами ни Василий Иванович, ни его сын Иван Васильевич Грозный себя не называли. Отношение к Рюрику не было однозначным. Русской историей интересовался не один «заморский» дипломат. Ею занимались и в самой Московии. Там смотрели на варяжскую легенду о возрождении Русской земли под своим углом зрения. По смыслу она показывала несгибаемость русского духа, веры в неизбежность восстановления правды. Русь, как и тогда, освободилась из-под гнета внешних врагов, монголо-татар, и стала управлять и править народами, сама дань собирать. Единственное, чего нельзя было допустить, – так это распрей и раздоров. Но распри тогдашние случались по поводу претензий на власть по лествичному праву, сегодняшние – по отношению к христианству. Принять обрядность латинскую или сохранять православную – вот в чем вопрос столетия. Если в первом случае с обрядностью надо было признавать и унию от Римской церкви, то во втором самой становиться главным хранителем веры, наследницей ушедших империй.

Византия угасала постепенно: с момента разграбления Константинополя крестоносцами в 1204 г. и распада на ряд мелких государств до завоевания Константинополя турками-османами в 1453 г. Все понимали, что рано или поздно, но столица империи падет. Заступничество ищут и в Риме, и в Москве.