Кто оставил «варяжский след» в истории Руси? Разгадки вековых тайн - Николай Крюков

Самые тяжелые последствия от мора пришлось пережить жителям Северо-Западной Руси в первое пришествие чумы. Тогда умерло людей «бесчисленное множество». И не в одном только Новгороде и Пскове. Слухи о страшной заразе распространялись быстрее самого поветрия, возвращаясь приглушенным эхом сплетен и пересказов. «Мню», то есть «предполагаю», пишет летописец, «яко по лицю всея земля походя». Общую картину масштабов трагедии и хронологию предшествующих и последующих событий можно восстановить по отрывочным сведениям той же Новгородской летописи.

В ней сообщается о засушливых годах с пожарами в Москве (1337 г.) и Новгороде (1340 г.). Они перемежаются с высокой водой в весенний паводок и усилением ветров «с бурями и вихрами». Здесь же коротко записано, что в Новгороде в 1341 г. хлеб был дешев, а скот рогатый весь помер. Явления взаимосвязанные: зерно, выращенное на прокорм скоту, оказалось невостребованным и потому его отдавали почти даром. Зато голодными оказались годы последующие.

В 1340 г. великим князем Московским и всея Руси становится Симеон Иванович, получивший впоследствии прозвище Гордый. За ярлыком на княжение он лично ездил в Орду к хану Узбеку, обещав большие подношения. По возвращении он надеялся собрать дань с богатого Новгорода, а заодно приструнить непокорных новгородских бояр, давно косившихся в сторону

Литвы. И ему это удалось. Мир был восстановлен по старым грамотам с сохранением вечевого права.

В это же время на западных границах Новгородской земли происходят довольно-таки странные события. Немцы выходят к Изборску, к Чудскому озеру и строят там свои города. Литовцы также замечены в перемещении на свободные территории, но не предпринимают никаких военных действий. Литовский князь Ольгерд подошел к Новгороду и через городскую стену обратился к жителям: «Меня облаял ваш посадник Остафей Дворянец назвал мя псом»111. В тот же день на вече посадника убили с криками: «Из-за тебя волость нашу могут взять». Конфликт не имел продолжения.

Тут же читаем о мятеже за Нарвою, где чудь перебила всех своих бояр. В Литве начинается «Великая замятия». О том, что это такое, на Руси узнают чуть позже.

В 1348 г. король шведский, по летописи, Магнуш (Магнус) присылает своих послов уведомить о своем походе на Новгород. Поводом для него являлось нежелание новгородцев принимать латинскую веру. Либо вы нашу веру берете, либо мы вашу, если докажете, что она лучше. Но, докажете – не докажете, я все равно на вас иду. Примерно такая логика. Новгородцы послали за помощью к великому князю Московскому Симеону. Тот находился в Торжке и было пошел со своим отрядом на помощь, но неожиданно оставил командование своему брату Ивану, а сам поспешил в Москву. Иван до Новгорода дошел, но в Ореховец на Ладогу идти отказался. Осаду крепости Ореховец шведы держали недолго. Неожиданно король Магнуш «поехал от городка прочь, а рать оставил». Что стало потом с той ратью и вообще с жителями Ореховца – не сообщается. Столь стремительное и необъяснимое отступление противника для новгородцев не осталось без внимания. В их сознании оно отложится как паническое бегство. Возникнет легенда, будто бы, осознав свою неправоту в отношении христианской веры, он зарекается когда-либо нападать на русичей и завещает этого не делать впредь своим потомкам. На самом деле все оказалось прозаичнее и трагичнее для шведов. Стоит посмотреть на даты. Эти события происходят между весной 1348 и осенью 1349 г. Но как раз в 1349 г. на Скандинавию приходит чума. Местных жителей сгубила обыкновенная жадность. О том, что в мире распространилась страшная болезнь, они скорее всего все-таки знали. Но надеялись, что обособленное географическое положение как-нибудь убережет их от напасти. Когда к норвежскому берегу прибило корабль с вымершей командой, норвежцы не побоялись зайти на корабль и не постеснялись обследовать трюмы. В них оказались тюки с шерстью. Не пропадать же добру! После этого чума поразила жителей густозаселенных прибрежных районов юга Скандинавии и стремительно распространялась на восток в сторону Финляндии. Остановилась только в районах далеко отстоящих друг от друга населенных пунктов. Известие о чуме, можно с уверенностью сказать, и стало для короля Магнуса Эриксона причиной бегства.

Чума перекидывается на новгородские земли, возможно от тех же шведов. Народ еще верит в силу молитвы. Владыка Василий откликается на просьбу псковичей, дабы своим благословением и мольбами отвести грозную болезнь. После крестного хода с хоругвями и иконами он отправляется в обратный путь и по дороге умирает от той самой болезни. Но, как служитель церкви, летописец продолжает убеждать читателей, что вера и благословение могут остановить чуму.

Той же весной умирает митрополит всея Руси Феогност, «много поболив». Считается, что причина его смерти была связана с эпидемией, и точно можно установить, когда чума добирается до великокняжеских палат. Скоропостижно умирают великий князь Московский и всея Руси Симеон Гордый и оба его малолетних сына, а также младший брат Симеона Андрей Серпуховской. «И пребывали новгородцы полтора года с великим князем в мире», – сообщает летопись. Надо думать, как раз в эти полтора года и свирепствовала чума. Народ бежит из городов. Через десять лет экспансия новгородских бояр смещается в Заволочье, к карелам Заонежья и на Северную Двину, к уже освоившим те места новгородским беженцам. Князь Суздальский Константин переезжает со своей семьей в небольшое селение Нижний Новгород, и оно получает статус главного города в княжестве. Вместе с суздальцами спасались бегством муром ляне. Об этом мы узнаем из повести об обновлении града Мурома тех лет. В ней говорится, что князь Муромский Юрий Ярославич решает перенести город на новое, а точнее на старое место, туда, где он находился до Батыева нашествия.

После похорон великого князя в Орду отправляется новгородец Семен Судаков с посольством: просить ярлык на великое княжение для князя Суздальского Константина. Такое решение исходило от совета бояр. Но его в Орде не послушали и ярлык отдали последнему оставшемуся в живых брату Симеона Гордого Ивану. Ему на тот момент было 27 лет. Так начинается противостояние московских и суздальских князей за право наследования великокняжеского престола. Особая роль здесь принадлежит Дмитрию Константиновичу (1322–1383), сыну суздальского князя.

Тогда на великокняжеский престол претендовали три князя – все потомки Ярослава Всеволодовича Большое Гнездо (1191–1246): суздальско-нижегородский князь Дмитрий Константинович, как правнук от четвертого сына Ярослава Всеволодовича – Андрея Ярославина; тверской князь Михаил Александрович – как правнук от седьмого сына Ярослава Всеволодовича – Ярослава Ярославина и брат Симеона Ивановича Гордого – Иван. Симеон Гордый был правнуком второго сына Ярослава Всеволодовича – Александра Ярославина (Невского), внуком младшего сына Александра Невского Даниила. Его родство определяется по единственной записи в Лаврентьевской летописи на вставном 167-м листе. Возможно, именно это последнее обстоятельство родства и подвергалось больше всего сомнению. Согласно лествичному праву перехода престола от старшего брата к младшему, а после его смерти к старшему сыну по линии старшего брата, правами на престол больше всех владел Дмитрий Константинович Суздальский.

Дмитрий Константинович ярлык на Великое княжение Владимирское все-таки получит, но только после смерти Ивана Красного, да и то на время. Главная проблема для него заключалась в том, что город Владимир к тому времени фактически перестал быть резиденцией великих князей. Центр политической и хозяйственной жизни давно переместился в Москву. Поддержки московских бояр он не получил, а значит, и реальной власти не имел. В 1364 г. он добровольно откажется от своих прав в пользу сына Ивана Красного Дмитрия (впоследствии Донского).

Сложнее оказался конфликт между Москвой и Тверью. Михаил Александрович мог гордиться своим дедом Михаилом Ярославичем по двум причинам: во-первых, тот в свое время имел титул Великого князя всея Руси (1305–1318), во-вторых, был убит в Орде за открытое непризнание власти татар. Его претензии на престол подкреплялись военной поддержкой соседней Литвы. Великий князь Литовский Ольгерд был женат на дочери Михаила Ярославича Иулиане. Ольгерд дважды водил свои войска на Москву, желая посадить на Москву своего тверского родственника, но безуспешно. Михаил, осознавая зыбкость своего положения, то отказывался от своего права на великокняжеский престол, признавая себя младшим братом московского князя, то опять ехал добиваться ярлыка на княжение в Орду. Он так и умер, до конца своей жизни не смирившись с положением «младшего брата». Его годы жизни: 1333–1399.

Вопрос династической преемственности оказался крайне принципиальным с точки зрения легитимизации власти. Доказавший право первенства имел моральное основание на проведение политики присоединения к Московскому княжеству других славянских земель, удельных княжеств. Правопреемственность должна была в этом случае обеспечиваться непрерывностью смены поколений князей одного рода, вплоть до первого, родоначальника. Однако за столетие монголо-татарского владычества многие родственные связи княжеских родов были нарушены. Поэтому они оспаривались. Лишь отголосок этих распрей в продолжение всего этого времени и доносит до нас самая древняя летопись – Лаврентьевская. Окончание своей летописи Лаврентий датирует 1377 г. Следовательно, она была написана при жизни Дмитрия Константиновича (1322–1383) и Михаила Александровича (13331399). Возможно, тогда же в летописи появляется и вставной 167-й лист. Упоминая суздальского князя, Лаврентий называет и еще одно имя – епископа Суздальского Дионисия, по благословению, а точнее, по поручению которого, как сообщается в летописи, она составлялась. Личность этого человека, несомненно, привлекает к себе внимание, так как события, в которых он принимал участие, ясно показывают заинтересованность Константинопольского патриархата в утверждении действительно сильной и единой власти в Московии с сохранением православия. А начальным вопросом в летописи стоял как раз вопрос о том, кто первее всех на Руси стал княжить.