Конгломерат - Поль-Лу Сулицер

— Я чувствую себя здесь, среди каталонцев, какдома, — произнес он. — Это не кастильцы, гордые и высокомерные. Андорра — крестьянское государство. Да, я вам это гарантирую, и не надо улыбаться, — добавил он, обращаясь к Грегуару, на лице которого возникла улыбка. — Закон в Андорре основывается на древних обычаях, которые, в свою очередь, сложились из сельских традиций. В качестве соправителей здесь выступают и Уржельский епископ, и президент Французской Республики. Но на самом деле вы находитесь в стране крестьян, которые твердо стоят на земле и каждый день проводят в борьбе, стараясь вырастить табак и картофель.

— Тем не менее здесь полно банков, — заметил Грегуар.

— Согласен. Банки вне всякой конкуренции. И экономический строй, близкий к абсолютному либерализму. Можно сказать, что здесь идеальное общество, практически утопическое. Знаете ли вы, какая часть принадлежит государственному сектору в национальном богатстве Андорры? Назовите цифру!

Было видно, что к дону Мельчиорре вернулось хорошее настроение.

— Тридцать процентов, — рискнул Грегуар.

— Меньше, — сказала Орнелла.

— Моя дочь права, — произнес патрон. — Но на самом деле не представляешь насколько, моя красавица. По последним оценкам, государственному сектору принадлежит лишь около восьми процентов. Смешно. Средневековое государство. Все остальное — это частная инициатива, триумф частного предпринимательства и успеха… Настоящий Эдем.

— А налоги? — поинтересовался Грегуар, который не был знаком с налоговым раем.

— Ничто не обязывает вас их декларировать. Даже местные банки не сообщают о состоянии своих дел. Естественно, у этой свободы есть и минусы. Нет профсоюзов, нет политических партий, нет трудового права, которое запрещало бы забастовки… Это может показаться жестоким, но в реальности жители Андорры находят в этом свою выгоду. Ведь не бывает больших роялистов, чем короли и принцы!

— Может, мы немного прогуляемся, раз ты лишил нас сегодня ванны с грейпфрутами? — предложила Орнелла.

— Идите, а у меня есть дела. Встретимся за ужином.

Они снова расстались. Орнелла и Грегуар отправились гулять по городу, как влюбленная парочка, и возле церкви они обменялись страстным поцелуем, несмотря на крики банды мальчишек, которые пытались произнести слово «любовь» на всех языках, которые только знали, — от французского до немецкого, не забывая итальянский и, конечно же, кастильский.

А дон Мельчиорре устроился у себя в комнате перед экраном телевизора и включил передачу про корриду. Он был доволен. Он чувствовал себя словно на севильской арене. Пока еще в тени.

34

А в это время на ферме семьи Батай стали жить по американскому расписанию. Или, скорее, по расписанию «Mosampino», которое изложил Билл Дженкинс со своим обычным красноречием. Он представил мировую стратегию по достижению всеобщего блага. Дану оказался наименее чувствительным к аргументам этого блестящего зазывалы, тогда как его братья и отец (особенно отец) с жадностью впитывали каждое слово гостя. К тому же Дженкинс оперировал сильными и впечатляющими аргументами. Он предлагал использовать земли семьи Батай, самые плодородные, но и самые скрытые, к которым невозможно проникнуть, не пройдя через все владения. Старик Батай множество раз просил повторить предлагаемые условия. Он собирался их принять.

— Вы перечислите сумму, эквивалентную нашим ежемесячным выплатам по кредиту, дополнив ее премией в 150 тысяч евро каждому из нас в качестве платы за риск, — сказал он Дженкинсу в конце этого знаменательного дня.

— Отлично. Но если вы согласитесь, то эти деньги придут к вам наличными, чтобы мы не были обнаружены. Я советую вам оплатить долги собственными средствами, находящимися в банке, и положить мои три миллиона евро на ваши текущие счета. Как говорится, не пойман — не вор!

— Вы знаете это выражение «не пойман — не вор»? — весело спросил старик Батай.

— Да, вас это удивляет? — отреагировал американец.

— Конечно! У нас есть фильм пятидесятых годов, который так назывался. Наш великий комик, Луи де Фюнес, играет в нем милого браконьера. Он там изводил бедного деревенского полицейского. Но я говорю вам о Франции, которой больше нет… Когда нужно начинать этот эксперимент?

— Как можно скорее, — объявил Дженкинс.

— А что с ним делать, с этим генетически модифицированным зерном?

— Сейчас достаточно его просто вырастить и собрать. Потом посмотрим, как сложатся обстоятельства, какие законы будут приняты. Вы можете стать первопроходцами, лидерами во Франции и во всей Европе. Первые крестьяне, которые осмелились сделать шаг навстречу модернизации, сохраняя твердые позиции на земле.

Эта речь находила реальный отклик в умах представителей семьи Батай. Несколько дней назад в Крезе произошло из ряда вон выходящее событие. Сотни избранных народом чиновников решили уйти в отставку; среди них было порядка тридцати мэров маленьких сельских общин, полностью задушенных отсутствием финансирования и брошенных властями на произвол судьбы. За этим последовала забастовка жителей региона, и со всей страны приехали люди, чтобы поддержать своих коллег, видевших, как вокруг Парижа образуется пустыня.

— Нужно, чтобы вы понимали, — объяснил Марсель Батай. — Мы живем во времена больших перемен. Здесь закрывают среднюю школу, потому что министерство образования считает, что содержать учебное заведение в очень маленькой деревне обходится слишком дорого. Там под угрозой исчезновения находится почтовое отделение. Бистро закрываются одно за другим. Огромные предприятия съедают мелкий бизнес. Чтобы получить необходимые для жизни товары, нужно преодолевать по сорок километров, а если тебе нужно купить радио или сдать анализ крови, то и того больше. Вот так мы и становимся последними из могикан, вросшими в землю посреди пустынь, поэтому все, что может нам помочь, принимается с радостью. Ваше генетически модифицированное зерно мне подходит, — заключил глава семьи Батай.

— Я понимаю, — подхватил Дженкинс. — Нужно, чтобы первое время это дело оставалось только между нами, в узком кругу вашей семьи. Если увидите, что другие фермеры будут сильно интересоваться вашими полями, вы мне просигнализируете, чтобы мы предприняли необходимые меры, как и всегда, в полной секретности. Но мне кажется, здесь мы в надежном убежище, не так ли?

— Лучше и не скажешь, — согласился Люсьен Батай, который молча и внимательно слушал американца, говорившего на великолепном французском. — Знаете, чего нам здесь не хватает?

— Нет, — ответил Дженкинс, — скажите.

Люсьен посмотрел на отца и братьев по очереди, словно решался сказать что-то важное.

— Нам очень не хватает соседей, — произнес он наконец. — Во времена моего отца и даже во времена нашей молодости мы дружили семьями, ценили взаимопомощь, и каждый, заботясь о себе, не забывал, что он принадлежит к некой общности. Сейчас тут образовалась пустыня.

— Он прав, — подытожил старик Батай. — Именно так и разыгрываются невероятные драмы. Из-за нехватки соседей. Еще не так давно каждый все знал друг о друге: на каком этапе работы находится, вернул ли затраты, отелились ли коровы. Сегодня отношения стали настолько слабыми, что даже не знаешь, кто живет здесь, а кто там и чем они занимаются. Если я вам скажу, что группа террористов «Прямое действие» была задержана на ферме в Луаре…

— Прямое действие?

— Это были террористы, выступающие против государства и его верной армии промышленников. Они хладнокровно расправлялись с людьми и в течение нескольких лет оставались безнаказанными. И вот они спокойно разместились на ферме, где разводили, так сказать, милых козочек. Правда в том, что эти злостные террористы предпочли не город, а временно превратились в фермеров, чтобы никто их не отыскал. Действительно, лучшего места не найти. В округе на несколько километров — никого.

— А какой площадью вы располагаете? Я имею в виду только землю, находящуюся вдали от дороги, — прервал их рассуждения Дженкинс.

— В общем, где-то треть всей собственности, — подсчитал Марсель Батай. — Это около семидесяти пяти гектаров.

— Очень хорошо, — произнес Дженкинс. — Если я знаю, что с гектара получается в среднем сто центнеров, то вы можете рассчитывать на семь или восемь тонн модифицированного зерна в сезон.

— Это так, — согласился старик Батай с блеском в глазах.

— Сколько в среднем стоит центнер зерна, принимая в расчет ваши затраты, необходимые на его выращивание, на защиту от насекомых, на использование пестицидов и стимуляторов роста, не говоря уже о прополке?

— Я назову вам в процентах, — ответил Марсель Батай. — Различные затраты представляют собой половину продажной цены. Вот откуда берется наше требование снижения ограничений и более низких налогов на топливо.