Финно-угры и балты в эпоху средневековья - Валентин Васильевич Седов

раннего железа, когда на широких пространствах лесной зоны Восточной Европы получают распространение культуры текстильной и рогожной керамики. По-видимому, на базе племен — носителей сетчатой и рогожной керамики формируется этническая основа еще не распавшейся в начале железного века западной финноязычной общности. Постепенно от нее отъединяется прибалтийско-финская группировка, об условиях формирования которой уже говорилось. Племена дьяковской и городецкой культур Верхнего и Среднего Поволжья, очевидно, и составили основу поволжско-финской языковой общности (Третьяков П.Н., 1966, с. 145–156). Интересно, что А.А. Спицын и В.А. Городцов первоначально объединяли дьяковские и городецкие городища в единую культурную общность. К ним присоединялся и А.М. Тальгрен. Теперь установлено, что дьяковские и городецкие памятники составляют две весьма близкие, но все же различные археологические культуры. По-видимому, поволжские финны, образуя племенную общность, подразделялись на две диалектные группы.

В последующее время в результате различных исторических процессов, включающих дифференциацию племен, их взаимодействие, а также диффузию населения соседних территорий, произошло формирование раннесредневековых племенных группировок.

Историография археологии средневековых поволжских финнов коротка. Здесь речь может идти о монографических изысканиях, целостно посвященных поволжско-финским племенам, поскольку историография каждого из них рассмотрена в соответствующих разделах весьма основательно. Среди работ обобщающего характера в первую очередь следует назвать труд А.П. Смирнова (Смирнов А.П., 1952), являющийся самым серьезным вкладом в изучение поволжско-финских племен. Археологии верхневолжской части поволжских финнов посвящена монография Е.И. Горюновой (Горюнова Е.И., 1961).

Меря. (Л.А. Голубева)

Впервые меря упоминается в труде историка VI в. Иордана под именем merens. Сведения о мере содержатся главным образом в Начальной русской летописи, которая указывает ее географическое положение: «…а на Ростовьскомъ озере меря, а на Клещине озере меря же» (ПВЛ, I, 1950, с. 13).

Летопись упоминает мерю в числе северной группы племен, плативших варягам дань, а потом изгнавших их за море. Под 862 г. сообщается о Ростове, в котором Рюрик посадил одного из своих военачальников. «И прия власть Рюрикъ и раздан мужемъ своимъ грады, овому Полотескъ, овому Ростовъ, другому Белоозеро» (ПВЛ, I, 1950, с. 18). Меря упоминается и под 882 г., когда Олег, совершая поход на Киев, «поимъвоя многи, варяги, чюдь, словене, мерю, весь, кривичи». Захватив Киев, Олег «нача городы ставить и устави дани словеномъ, кривичемъ и мери» (ПВЛ, I, 1950, с. 20). В войске Олега, совершившем в 907 г. поход на Константинополь, упоминается меря, а в числе городов, которые должны были получить «уклады» после удачного похода, назван Ростов. После 907 г. меря исчезает со страниц русских летописей.

Меря была полностью ассимилирована славянами и утратила свой язык. Следы его сохранились в многочисленных топонимических и гидрографических названиях восточной части Волго-Окского междуречья, являвшегося основной племенной территорией мери (Vasmer М., 1935, s. 507–580). Истории и реконструкции языка мери посвящена работа О.Б. Ткаченко (Ткаченко О.Б., 1985). Этноним меря сохранился в названии города Галич Мерский, в «мерских станах», упоминавшихся в документах XVI–XVII вв. Под собирательным именем чудь потомки мери известны очень долго (например, Чудской конец в Ростове Великом).

В 1851 и 1852 гг. А.С. Уваров, а в 1853 и 1854 гг. П.С. Савельев и К.Н. Тихонравов раскопали 7729 курганов на территории Владимирской, Ярославской и частично Ивановской обл. Несовершенная методика работ, плохая документация затрудняют и делают подчас невозможным восстановление деталей погребального обряда раскопанных курганов, особенно погребений с трупосожжениями. Огромный вещевой материал в подавляющем большинстве своем оказался к настоящему времени депаспортизованным. Как писал А.А. Спицын, «грандиозные раскопки 1851–1854 гг. в Суздальской области будут долго оплакиваться наукой…» (Спицын А.А., 1905, с. 90). А.С. Уваров был уверен, что раскопал курганы мери, о чем свидетельствует и название его труда «Меряне и их быт по курганным раскопкам» (Уваров А.С., 1872). Он правильно отнес к мерянским такие женские украшения, как бронзовые подвески-коньки и треугольные шумящие подвески. Однако раскопанные А.С. Уваровым и его помощниками курганы X–XII вв. были оставлены, как позднее установлено, славянами, ассимилировавшими мерю.

Во время работ экспедиции А.С. Уварова обследован ряд городищ, причем к мерянским были, отнесены как городища дьяковской культуры, так и славянские. П.С. Савельевым в 1854 г. начаты раскопки Городца на р. Саре. Он пришел к выводу, что на этом поселении жили «меряне и норманны». Выделить специфические мерянские черты в материальной культуре городища не удалось.

Курганы продолжали привлекать к себе внимание археологов и во второй половине XIX в. Так, в 1863 г. К.Н. Тихонравовым раскопаны 172 кургана в районе современного г. Иванова. В 70-90-х годах XIX в. было вскрыто свыше 730 курганов в нескольких десятках могильников в Костромском Поволжье и окрестностях г. Иванова.

В 1883 и 1894 гг. в печати появились первые известия о грунтовых могильниках на территории мери, открытых при земляных работах. Они привлекли к себе внимание А.А. Спицына. В 1895 г. он произвел первые раскопки такого могильника напротив слободы Холуй на р. Тезе. Впоследствии Спицын отнес этот могильник к муроме (Спицын А.А., 1924, с. 11). Он обратил также внимание на погребение с трупосожжением у с. Подольское на Волге, ниже Костромы, в котором были найдены копье, топор-кельт и орудие, напоминающее лопаточку, и предположил, что там может быть мерянский могильник (Спицын А.А., 1924, с. 11).

В 1905 г. А.А. Спицын обратился к материалам владимирских курганов, раскопанных А.С. Уваровым. Полемизируя с последним, он отнес эти курганы к славянским, указав на славянские черты погребального обряда и инвентаря. «Чудскими» он признал только женские зооморфные украшения (Спицын А.А., 1905). Впоследствии он отнес к мерянским также треугольные подвески и перстни с привесками (Спицын А.А., 1924, с. 13). А.А. Спицын полагал, что меря ушла с места первоначального обитания, отступив перед русскими переселенцами, «задерживаясь на пути отступления лишь небольшими клочками» (Спицын А.А., 1905, с. 166).

После работ А.А. Спицына интерес к древностям мери упал и поиск ее археологических памятников по существу прекратился. В одной из работ А.А. Спицын писал (Спицын А.А., 1924), что меря остается совершенной загадкой. Поиск древностей ее исследователь рекомендовал вести среди поздних дьяковских городищ и грунтовых могильников.

Советские археологи начали исследование памятников мери с раскопок поселений. В 1924 и 1925 гг. Д.Н. Эдинг (Эдинг Д.Н., 1928), а в 1929 и 1930 гг. Д.А. Ушаков и Д.А. Крайнов вели раскопки Сарского городища и открытого рядом могильника.

В 30-х годах П.Н. Третьяков осуществил рекогносцировочные раскопки ряда позднедьяковских селищ V–VII вв. Верхнего Поволжья, а в