Тайна царствия - Мика Валтари

– Послушайте, какой отсюда следует вывод, – произнес он, подняв руку. – Будьте внимательны, чтобы вы смогли его понять. Царь возвестил: «Каждому человеку, у которого уже есть, дадут еще больше, и он станет еще богаче, а у того, кто ничего не имеет, отнимут самое последнее». Затем он разыскал своих врагов, не пожелавших, чтобы он стал царем, и велел казнить их.

Мыс Симоном задумались о смысле этой загадочной притчи.

– Я не могу ее понять, – признался я в своем бессилии, – но мне это кажется несправедливым.

– Я тоже ничего не могу понять, но с тех пор как я узнал о его смерти, эта история все больше не дает мне покоя. Я не могу отделаться от мысли, что с человеком знатного происхождения, которого ненавидели его подданные, он сравнивал самого себя и желание приумножить свое неземное царствие. Он, конечно же, собирается еще вернуться и потребовать отчета от тех, кому он доверил свою мину, чтобы узнать, кто и как ею распорядился.

– Ты точно запомнил притчу? – спросит я.

– По крайней мере, основную идею, думаю, я запомнил хорошо, – ответил он. – Во всяком случае, я слушал ее не один, и остальные смогут это подтвердить. Одни могут утверждать, что в ней речь шла о талантах, другие скажут, что слуг было всего трое, однако концовка, показавшаяся нам странной, неожиданной и несправедливой, запомнилась всем одинаково.

После минутного раздумья он продолжал:

– Не думаю, что в этой притче деньги – основное. В ней заложен более глубокий смысл. Он говорил, что не стоит стяжать сокровища на земле, где их пожрут моль и черви, а следует их собирать в его царстве.

Симон вздрогнул, словно ему в голову пришла неожиданная мысль.

– Элиазар, – приказал он, – быстро сбегай к шкафам, возьми там всю шерстяную и льняную одежду и раздай ее нищим во дворе!

Затем он снова погрузился в свои мысли, уставившись в одну точку.

Тем времен Элиазар не торопился выполнять приказ хозяина и, водя ногой по земле, тихим голосом произнес:

– Ты, конечно, можешь распоряжаться своими вещами, как тебе угодно, но позволь мне, о хозяин, отложить для себя, жены м детей по одному плащу и по одной новой тунике.

Упершись руками в колени, Симон пошевелился на своем стуле.

– Делай все, что хочешь, – произнес он, – и вы, друзья, не стесняйтесь, берите все что у меня есть, и уносите все, что мне удалось собрать за всю свою жизнь. Берите еще этот старый плащ, если он может кому-то послужить! Держите!

– Знай меру! – смущенно сказал Закхей – Сдержанность нужна и когда берешь, и когда даешь. Во всем остальном ты поступаешь верно, поскольку он сам говорил: «То, что вы делаете для одного из этих обездоленных, вы делаете для меня самого. Это и есть путь».

Неожиданно он о чем-то вспомнил и вскочил на ноги.

– Я привязал своего осла к кольцу у ворот, и с ним могло случиться неизвестно что! На улице было полно нищих, и воспользовавшись неразберихой, они могли отвязать его и увести куда-нибудь.

Подумав чуть-чуть, он снова обрел спокойствие.

– Не имеет значения! Когда речь идет о царстве, я не хочу казаться хуже, чем ты, о Симон! Если у меня кто-то украл осла, то он, безусловно, нуждается в нем больше, и я не собираюсь заявлять об этом властям! Пусть мой осел принесет ему целое состояние!

Симон тяжело дышал, ворочаясь на стуле. И вдруг заулыбался:

– Я больше не могу это терпеть – произнес он. – Когда я слышу как эти несчастные чавкают, натаптывая себе брюхо, и ссорятся из-за лучших кусков, то испытываю такое же чувство, как если бы щипцами кусок за куском рвали мою плоть! Я вижу, как, наевшись, они ступают по хлебу и бросают под ноги соленую рыбу! Однако, если такова его воля, то, возможно, я еще к этому привыкну!

– Ты действительно уверовал в него? – удивился я. – Неужели ты думаешь, что выйдя отсюда, он явился кому-то из нищих и сказал, что ты устраиваешь трапезу в своем доме?

– Мои мысли – это мои мысли! – гневно ответил Симон – Однако, если он задумал сыграть со мной шутку, я сумею ответить ему тем же, и тогда мы посмотрим, кто из нас посмеется последним!

Вслед за Симоном мы вышли во двор, где на корточках сидели нищие и, вовсе не ссорясь, предлагали друг другу лучшие куски, словно были гостями на торжественном приеме; слепым они вкладывали пищу прямо в руки, а тех, кто не мог дотянуться до еды, обслуживали более удобно устроившиеся сотоварищи.

В это время Элиазар вынес целую гору плащей и другого белья, разложив все это между колоннами. От огня исходил аппетитный запах жареного мяса, а слуги беспрестанно выпекали ржаной и пшеничный хлеб и еще пирожки с тмином. Одна лишь привратница плакала горькими слезами, да еще греческий воспитатель детей Симона взобрался на крышу и никак не хотел оттуда слазить.

Образцовый порядок и радостное настроение нищих привели Симона в ярость.

– Неужели нужно есть и пить, пока не лопнешь, да еще забрать с собой все, что осталось! – выкрикнул он. – Только знайте, что пригласил вас не я, Симон. Вашим радушным хозяином стал Иисус из Назарета, который был распят нашим синедрионом. Да благословит он эту трапезу, чтобы она не стала для вас предсмертной и послужила продолжению вашей жизни! Сам я не могу ее благословить, потому что желчь подкатывает у меня к горлу.

Нищие, подумав, что он шутит, с благодарностью поглядывали на него, а кое-кто даже улыбнулся, что привело Симона в еще большую ярость.

– Все это – подарок вам от Иисуса из Назарета, Сына Божьего, который воскрес из мертвых и царство которого пришло на землю, а сам он по-прежнему пребывает среди нас и проникает туда, куда пожелает, несмотря на двери и замки.

Некоторых охватил страх, они принялись обеспокоенно поглядывать друг на друга, а наиболее смелые закатывались хохотом.

– Да будешь ты благословен, Симон Киринейский, сын Израиля! – восклицали они – Но почему мы пьем у тебя только терпкое вино, если, судя по твоим словам, ты вместе со своими благородными гостями наслаждаешься сладкими винами?

Ослепленный яростью, Симон приказал слугам:

– Откупорьте малые амфоры и смешайте все вино в большой чаше, дабы они пили и уверовали в то, что Иисус из Назарета продолжает творить чудеса даже после собственной смерти!

Слуги исполнили приказ своего хозяина, они принялись с удовольствием пить вместе с нищими, и даже Элиазар испробовал вина, пока Симон ходил за сосудом с дорогими благовониями.

– Мне не дают покоя эта грязь, отвратительный запах и мухи, облепившие ваши глаза! Я хорошо знаю этот запах затхлости, и мне кажется, что я опять нахожусь в хижине раба с кандалами на ногах. Возьмите эту мазь и смажьте себе лица и головы! Держите! Сами князья будут завидовать вам!

Действительно, как только он открыл сосуд, приятный запах распространился по всему двору. Тогда Симон принялся, словно полоумный, возливать благовония на головы нищих, то громко смеясь, то столь же громко ругаясь. Он приблизился к ребенку, который жадно поглощал пищу. Осторожно поставив сосуд на землю, он стал перед ним на колени.

– Принеси мне мой густой гребень! – приказал он – Нужно вычесать вшей из волос этого малыша.

Взяв в руки гребень, он принялся распутывать всклокоченную шевелюру мальчика, доставая при этом оттуда вшей с такой ловкостью, что можно было подумать, будто он всю свою жизнь занимался этим неприятным делом. Когда Симон прошелся по его волосам гребнем, ребенок, голова которого была покрыта коркой от укусов насекомых, издал несколько громких воплей, однако он был настолько голоден, что не стал вырываться.

Страх охватил нищих.

– Из-за казненного Симон Киринейский сошел с ума, – стали шептаться они, – это случилось, потому что римляне обесчестили его, заставив нести крест. Давайте поскорее закончим трапезу, возьмем то, что он пожелает нам дать, и уйдем отсюда, пока он не потребовал от нас возмещения убытков.

– Такое уже когда-то было! – сказал старик – Однажды один богатый человек, напившись вина, пригласил нищих на трапезу к себе в дом, а затем, разозлившись на них, принялся прыгать по их животам, заставляя вернуть то, что они успели съесть. Давайте же поторопимся!

Они опасливо поглядывали в сторону Симона, но тот, целиком погрузившись в свое занятие по очистке головы малыша от паразитов, не обращал внимание на их слова. Закончив эту работу, он силой подтащил ребенка к большому тазу, сорвал с него лохмотья и выкупал, не замечая криков мальчишки. Остатком мази он смазал ребенку голову, ноги и грудь, а затем выбрал из одежды своих детей тунику, плащ и сандалии и надел на оборванца.

– Вот теперь ты одет и пахнешь, словно княжеский сын! – воскликнул он – Пусть меня повесят, если ты не достоин войти в его царство!

Нищие, взяв одежду, розданную им Элиазаром, стали осторожно пробираться к выходу, дожидаясь благоприятного момента, когда можно было бы освободить ребенка из рук хозяина дома. Однако Симон заметил их маневр и крикнул: