Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1 - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О Боже!
– Все три сочинения отвратительны. Я угощу ими сегодня короля, а также предложу его вниманию новый Pater noster12 который вы распространяете против него, помните:
«Отец наш Версальский, пусть позор падет на Ваше имя, как оно того заслуживает; Ваш трон расшатан. Вы больше не способны выражать на земле Божью волю; верните нам хлеб наш насущный, съеденный Вашими фаворитками; простите своему парламенту, как мы прощаем Вашим министрам, которые его продали. Не поддавайтесь искушениям графини Дю Барри и освободитесь от Вашего чертового канцлера.
Аминь!»
– Где вы это нашли? – спросил г-н де Сартин, – со вздохом складывая руки.
– О Господи! Да разве мне нужно искать? Мне любезно присылают каждый день лучшее из произведений такого рода. Я отдаю вам должное за эти регулярные посылки.
– Ваше сиятельство!..
– Итак, в ответ вы получите завтра упомянутые мной эпиграмму, куплет и водевиль.
– Почему бы вам не передать мне их сейчас?
– Потому что мне еще нужно время для того, чтобы их размножить. Уже стало привычным, что полиция узнает в последнюю очередь о происходящем, не так ли? Нет, правда, это вас развлечет! Утром я сама над ними смеялась чуть не целый час. А король смеялся до слез и даже заболел от смеха. Вот почему он запаздывает.
– Я пропал! – вскричал г-н де Сартин, обхватив руками голову в парике.
– Нет, еще не все потеряно, вас высмеяли – только и всего. Разве я погибла после «Прекрасной бурбонки», а? Нет, я в бешенстве, только и всего. Теперь я хочу заставить беситься других. Ах, до чего хороши стишки! Я была так довольна, что приказала подать моим графоманам белого вина: должно быть, сейчас они уже мертвецки пьяны.
– Ах, графиня, графиня!
– Я вам сейчас прочту эпиграмму.
– Помилуйте!..
О Франция! Ужель твоя судьба –
Служанкой быть у похотливой шлюхи?!
– А, нет, я ошиблась: эту эпиграмму вы пустили против меня. Их так много, что я путаюсь. Погодите-ка, вот она:
Чудную вывеску, друзья, вы б не забыли:
Воспитанник Луки по просьбе лекарей
Фигурки в полный рост смог поместить в бутыли –
Бонн, Мопу, Тере во всей красе своей.
При них Сартин. Слова на сигнатуре были:
«Смесь четырех воров» –
Тот, кто ворует, пей!
– О жестокое сердце, вы будите во мне тигра!
– Теперь перейдем к куплету, он написан от лица герцогини де Граммон;
Подойди поближе, страж порядка!
Хороша я и целую сладко.
Убедись-ка сам, чтобы украдкой
Рассказать об этом королю…
– Ваше сиятельство! Ваше сиятельство! – вскричал разгневанный г-н Сартин.
– Успокойтесь, – проговорила графиня, – отпечатано пока всего десять тысяч экземпляров. А теперь вас ждет водевиль.
– Так в вашем распоряжении печатный станок?
– Что за вопрос! Разве у господина де Шуазеля его нет?
– Пусть поостережется ваш печатник!
– Ну, ну, попытайтесь: свидетельство оформлено на мое имя.
– Это отвратительно! И король смеется над всеми этими гнусностями?
– Еще бы! Он сам находит рифмы, когда затрудняются мои пауки.
– Вам хорошо известно, что я ваш верный слуга, а вы так ко мне относитесь!
– Мне известно, что вы меня предаете, а графиня Шуазель жаждет моего падения.
– Ваше сиятельство! Она захватила меня врасплох, клянусь вам!
– Так вы признаете? – Вынужден признать.
– Почему же вы меня не предупредили?
– Я за этим как раз и пришел.
– Я вам не верю.
– Слово чести!
– Я тоже могу поклясться.
– Пощадите! – проговорил начальник полиции, опускаясь на колени.
– Мило!
– Именем Бога заклинаю вас пощадить меня, графиня!
– Как вы испугались сомнительных стишков, вы – такой человек, министр!
– Ах, если бы я только этого боялся!
– А вы не думали, что меня, женщину, такая песенка может лишить сна?
– Вы – королева.
– Да, королева, не представленная ко двору.
– Клянусь вам, ваше сиятельство, что я никогда не причинял вам зла.
– Нет, но вы не мешали делать его другим.
– Если я перед вами и виноват, то в очень малой степени.
– Хотелось бы в это верить.
– Так поверьте!
– Речь идет о том, чтобы не просто не делать зла, а совершать добро.
– Помогите мне, мне это никак не удается.
– Вы на моей стороне, да или нет?
– Да.
– Простирается ли ваша преданность до того, чтобы поддержать мое представление ко двору?
– Да вы сами ставите этому препоны.
– Подумайте хорошенько! Мой печатный станок наготове, он работает днем и ночью; через двадцать четыре часа мои писаки проголодаются, а когда они голодны, они имеют обыкновение больно кусаться.
– Я готов стать послушным. Чего вы желаете?
– Чтобы мои начинания не встречали препятствий.
– За себя я ручаюсь!
– Какая глупость! – топнув ножкой, вскричала графиня. – Попахивает Грецией и Карфагеном, а еще нечистой совестью.
– Графиня!.»
– Я этих слов не принимаю: это отговорка. Предполагается, что вы ничего не будете делать, в то время как господин де Шуазель будет действовать. Я не этого желаю, слышите? Все или ничего. Выдайте мне Шуазелей связанными по рукам и ногам, бессильными, разоренными. В противном случае я вас уничтожу, я свяжу по рукам и ногам вас, я разорю вас. Берегитесь: куплет будет не единственным моим оружием, предупреждаю вас.
– Не угрожайте мне, ваше сиятельство, – задумчиво проговорил г-н де Сартин, – представление ко двору стало с недавних пор очень трудным делом, вы даже не можете себе это вообразить.
– «С некоторых пор» – точно подмечено, потому что кто-то мне препятствует.
– Увы!
– Можете ли вы устранить эти препятствия?
– Один я ничего не могу сделать, необходимо около сотни человек.
– Они у вас будут.
– Еще понадобится миллион…
– Это дело Тере.
– Потом согласие короля…
– Я его добьюсь.
– Он вам его не даст.
– Я вырву его у короля.
– После того, как все это у вас будет, вам понадобится поручительница.
– Ее как раз ищут.
– Бесполезно Против вас существует заговор.
– В Версале?
– Да, все дамы отказали, желая угодить господину де Шуазелю, госпоже де Граммон и на всякий случай принцессе.
– Прежде всего на всякий случай придется сменить имя, если госпожа де Граммон будет здесь. Это уже поражение.
– Вы напрасно упрямитесь, поверьте мне.
– Я близка к цели.
– Именно поэтому вы послали свою сестру в Верден?
– Да, вы угадали. Так вам это известно? – недовольно спросила графиня.
– Еще бы! У меня налажена слежка, – со смехом отвечал г-н де Сартин.
– У вас есть шпионы?
– У меня есть шпионы.
– В моем доме?
– В вашем доме.
– На моей конюшне или на кухне?
– В вашей приемной, в гостиной, в будуаре, в спальне, под туалетным столиком.
– Прекрасно! В знак примирения и заключения нашего союза назовите имена этих шпионов.
– О, я не хочу, графиня, поссорить вас с вашими друзьями!
– В таком случае я объявляю войну!
– Войну? Как вы можете так говорить!
– Я говорю то, что думаю. Убирайтесь, я не желаю больше вас видеть.
– Готов на этот раз призвать вас в свидетели. Могу ли я выдать.., государственною тайну?
– Альковную тайну.
– Это как раз то, что я хотел сказать: государство теперь находится здесь.
– Я хочу знать имя шпиона.
– Что вы с ним сделаете?
– Я его прогоню.
– Тогда вам придется очистить весь дом.
– Надеюсь, вы понимаете, что говорите мне ужасные вещи?
– Но это правда. Боже мой! Да как же без этого править? Вы же это прекрасно понимаете, ведь вы – опытный политик.
Графиня Дю Барри оперлась локтем о лаковый столик.
– Вы правы, – проговорила она, – оставим этот разговор. Каковы будут условия нашего договора?
– Назначьте сами, ведь вы – победительница. – Я великодушна, как Семирамида. Чего вы хотите?
– Чтобы вы никогда не напоминали королю о рекламациях на муку, которые вы, обманщица, обещали поддерживать.
– Условились. Возьмите все полученные на этот счет прошения. Они в ларце.
– Предлагаю вам взамен труд, составленный государственными мужами, о порядке представления ко двору.
– Вам поручили передать этот труд его величеству, не так ли?
– Разумеется.
– Будем считать, что вы его передали.
– Да.
– Хорошо. А что вы скажете?
– Скажу, что передал его. Таким образом, мы выиграем время, а у вас хватит ловкости, чтобы им воспользоваться.
В эту самую минуту обе створки двери распахнулись, вошел лакей и объявил:
– Король!
Союзники поспешили спрятать документы и повернулись к двери, приветствуя его величество Людовика XV.
Глава 24.
КОРОЛЬ ЛЮДОВИК XV
Людовик XV вошел с высоко поднятой головой; он весело смотрел по сторонам и улыбался.