Плачущий ангел Шагала - Ольга Тарасевич

– Богданович? – полувопросительно поинтересовался Паша.

Седов кивнул и развел руками:

– Выходит, он…

Помощь врачей оказалась очень действенной. Еще два часа назад Лика лежала на кровати, и в голове все мутилось. Контуры палаты расплывались в дрожащем мареве. И болела вена, в которую воткнули иглу капельницы.

Но теперь боль практически исчезла, унялась дрожь, которая сотрясала ее в машине «Скорой помощи».

Ее привезли на «Скорой»? Кто вызвал медиков?

«Нет, пожалуй, мне рано радоваться, – наморщив лоб, подумала Лика Вронская. – Вроде как чувствую себя лучше, но я же почти ничего не помню! Полная Санта-Барбара, как сказал бы Володя Седов».

– «Родительский дом, начало начал», – запел сотовый телефон, и Лика не без колебаний ответила на звонок.

Сейчас мама с нее шкуру спустит…

– Лика, ты не волнуйся, собака у нас. Мы с папой ее забрали. А к тебе уже можно? Доченька, как ты?

«Ку-ку, амнезия. Какая собака?» – с беспокойством подумала Лика, но вслух сказала:

– Здесь такая кнопочка рядом с кроватью, вызов медсестры. Я сейчас все узнаю. Перезвони мне чуть позже. И как собака?

– Лужу от страха напустила. Папа уже залез в Интернет, говорит, породистая, голден ретривер. Вырастет – будет как у Путина. Только у него лабрадор. А голдены – они точно такие же, только чуть крупнее и с длинной шерстью. Лик, ты обязательно спроси, когда тебя выпишут. Нам сказали, что через пару дней домой отпустят. Что у тебя легкое сотрясение и плечо рассечено. Врачи перепугались, ты же вся в крови была. Но оказалось, ничего серьезного.

Лика вяло шевельнула руками, и притаившаяся боль сразу взметнулась в районе левого плеча.

– Перезвоню через пять минут. Я уже готовлю отбивные, чтобы ты покушала, – сообщила мама и, явно прикрыв телефон ладонью, стала оправдываться: – Нет, Ваня, не читаю я ей морали! Да, потом все разговоры на эту тему.

Голова снова закружилась, к горлу подступила тошнота.

Откинувшись на подушку, Лика дотянулась до звонка, поморщилась от пронзительного визга.

– Скажите, ко мне уже могут прийти посетители? – спросила она у появившейся медсестры.

– Можно, нельзя… Кого это волнует?! – нервно сказала девушка и поправила капельницу. – Воды налить? Не хотите?.. Там в холле к вам уже целая гвардия пробивается. Так что ждите. Хотя, по-хорошему, вам сейчас снотворное надо бы принять. И отдохнуть как следует. Не до разговоров в таком состоянии. Но они из милиции, кажется.

Когда в палату вошли Володя и Паша, Вронская едва удержалась от крика.

Разрозненные, словно окутанные туманом картинки стали четкими и ясными.

– Я все поняла, – твердо сказала Лика Вронская. – Я совершенно точно знаю, как распутать этот клубок. Кирилл Богданович…

Нино Кикнадзе медленно шла по улице. Женщина не знала, какое сегодня число, который час, где именно она находится.

От этого бесцельного движения было хорошо, оно успокаивало. Вспышка обжигающей ярости прошла, напоминая о себе лишь расслабленной умиротворенностью.

Горячая кавказская кровь, ничего не поделаешь. На Кавказе все происходит бурно. Любовь, ненависть, злоба. Эмоции захватывают целиком и полностью, вырываются из-под контроля, управлять ими порой становится невозможно.

Горячая кавказская кровь и…

«И болезнь, – подумала Нино. – Себе-то можно признаться. Не надо врать, лукавить, делать вид, что опасности нет. Это случилось с Китино. Это произошло с мамой. Значит, меня тоже может ждать такая участь. Мне кажется, моя любовь к Ивану была чистой, искренней. Но как медик я понимаю: любой психиатр, поговорив со мной, скорее всего, поставил бы какой-нибудь диагноз. Было что-то маниакальное в этих чувствах. Постоянных попытках войти в его жизнь. Слежке…»

…Нино старалась не вспоминать о том, как угасала мама. В какой-то момент в тихой мамочке незаметно словно поселилось два человека. Одна женщина покорно готовила сациви и каждый вечер мыла мужу ноги. А вторая хватала со стены кинжал, выкрикивая:

– Вахтанг! Я убью тебя! Как ты смеешь мне изменять!

У папочки, как и у всех людей, были недостатки. Он с трудом менял свое мнение, не умел признавать ошибки, мог вспылить из-за любой мелочи. Но семья для отца – в этом Нино не сомневалась – всегда была храмом.

Но если бы все ограничилось ревнивыми подозрениями. Потом в квартире, как выяснилось, кишмя кишели черти.

– Это же ад, адский огонь, – бормотала мама, стоя на прожженном паркете. – Вахтанг, что ты наделал! Ты залил их огонь!

Потом она вообще перестала всех узнавать.

Вахтанг показывал жену лучшим специалистам, но они не могли помочь. Причин, по которым разламывается сознание, существует множество. Но точно сказать, что привело к болезни, трудно. И лечить такие состояния сложно, медикаменты и терапия, как правило, нивелируют обострения, но не излечивают больного полностью.

Отец отказался от стационарной госпитализации мамы, на которой настаивали врачи. И медбрат, больше десяти лет проработавший в психиатрической больнице, фактически стал членом семьи.

Казалось бы: душевной болезнью нельзя заразиться. Но врачи-психиатры часто говорят о том, что пациенты после нескольких лет практики начинают оказывать влияние на их сознание. Врач один, пациентов много, и большое количество больных со временем влияет на душевное здоровье медика.

Но у медиков вырабатывается хоть какой-то иммунитет. А Китино не была врачом. Ей хватило одного-единственного визита в Москву. Увидев мамочку, привязанную к постели, она упала в обморок. Когда Китино пришла в себя – ее тоже уже больше не было.

Муж Китино оказался менее великодушным. Промучившись с женой пару месяцев, он отвез ее в больницу. И у Нино щемило сердце. В Тбилиси сложно, нет то света, то тепла. Как там сестра, одна, в больнице?.. Навещают ли ее дальние родственники? Она бы сама помогла. Но не может. Достаток их семьи канул в Лету вместе с Советским Союзом. На зарплату Нино фактически живут три человека. Пенсия отца уходит на лекарства и оплату работы медбрата. Папа подрабатывает, но за копейки, слезы одни.

…«Нет, мне нельзя болеть. Никак нельзя, иначе папочка один не справится. Я всеми силами буду цепляться за жизнь. Противостоять, стараться сохранить ясный ум, – думала Нино. – Только вот эти вспышки. Ничего не помню. Вообще ничего не помню…»

Она машинально опустила руку в карман пальто и вздрогнула. Пальцы коснулись тяжелой рукоятки кинжала, выступающей из кожаного чехольчика.

– Такси, такси! – закричала Нино, увидев проезжающий автомобиль с горящей надписью «Свободно».

Назвав свой адрес, она откинулась на сиденье и закрыла глаза.

Скорее домой. Рассмотреть кинжал, пристально, без свидетелей изучить лезвие. Нет ли на нем… крови…

– Все в порядке! – воскликнула она чуть позднее и рассмеялась. – Да я точно сошла с ума! Напрасные страхи!

Она уселась в кресло, щелкнула пультом телевизора.

– Сегодня в Москве было совершено покушение на журналистку и писательницу Лику Вронскую, – раздалось с экрана. – С черепно-мозговой травмой она доставлена в Пятую клиническую больницу. Представители правоохранительных органов от комментариев по поводу произошедшего отказываются. Но, как стало известно нашему корреспонденту, Лика проводила собственное расследование обстоятельств убийства известного антиквара Ивана Корендо. Версию о мести за профессиональную деятельность также нельзя сбрасывать со счетов.

Нино снова внимательно посмотрела на кинжал. У него массивная рукоятка. Очень, очень массивная…

Жена принялась его отчитывать прямо с порога.

– Филипп! Ну наконец-то! Я уже извелась вся! – кричала Даша. Ее лицо стало мертвенно-бледным. – Где ты был? Почему отключил мобильник?

Он вяло махнул рукой:

– Работа…

В ответ пошло-поехало. Работа – отговорки. И это не работа, когда нет денег. Если одна командировка заканчивается, начинается другая, и так до бесконечности. А результата все нет.

– А сотовый? – не унималась Даша. – Я полдня пыталась до тебя дозвониться, и все безрезультатно. Почему ты отключил телефон?

Последним местом, где был Филипп, стал массажный ВИП-салон. Ассортимент услуг которого не ограничивался массажем. Но говорить об этом жене не стоило.

– Переговоры, – пробурчал он и прошел в кухню.

Никакой еды на столе не оказалось. В кастрюлях – Филипп заглянул под крышки – тоже ничего не было.

«Понятно, у Дашки смертельная обида, ужин не готовила», – подумал Филипп и распахнул холодильник.

На полочках стояло лишь несколько стаканчиков йогурта, который он терпеть не мог.

Жена не без удовольствия наблюдала за его действиями.

– Не уморишь ты меня голодом, дорогая, и не пытайся, – с деланой веселостью провозгласил Филипп. – Я вижу на полке в шкафчике пакет с крекерами. Давай чаю попьем, а?

Набрав воды, он включил чайник, достал печенье.