Плачущий ангел Шагала - Ольга Тарасевич

Глава 10

– Значит, грипп, говоришь… – не предвещавшим ничего хорошего тоном протянул оперативник Паша.

Петр Васильченко шмыгнул носом, покашлял. Потом, видя скептическое выражение на лицах следователя Владимира Седова и своего коллеги, схватил Пашу за руку, прижал его ладонь ко лбу.

– Тридцать восемь, как с куста. Уже который день. А может, и больше тридцати восьми. К вечеру совсем хреново становится, – жалобно сказал он. – Мужики, вы не подумайте, я и в поликлинику ходил. Мне больничный сразу дали.

– Больничный тебе, Петя, дали, – произнес Седов и сделал шаг вправо, ближе к фонарю. – На меня смотри, глаза не отводи! Не отводи, я сказал! Больничный тебе дали. Дома сказали сидеть. А вот теперь объясни нам с Пашей: какого рожна тебя понесло к дому Лики Вронской?!

Петр сглотнул слюну. Объяснения у него, разумеется, имелись, но озвучивать их было стыдно. Очень, очень стыдно…

– Васильченко, ты допрыгаешься! – предупредил Паша, пристально вглядываясь в лицо Петра. – Видок у тебя тот еще! Виноватый!

– Короче, мужики, такое дело, – замялся Петр. – Понимаете, когда трахать некого – оно совсем хреново.

Не сдержавшись, Седов и Паша дружно захохотали.

– Так, – стонал Паша. – И ты решил трахнуть Вронскую!

– Ой, не могу, – посмеиваясь, Седов вытер выступившие на глазах слезы. – А ты не знаешь, что статья есть за это дело в Уголовном кодексе?

Васильченко замахал руками.

– Мужики, вы чего! Я ж ее видел. Куда к такой подкатываться, кто я и кто она. Нет! Нет, это не то, что вы подумали. Просто я валялся дома с температурой, и в голову поналезло всякого…

…Любая болезнь сына являлась для мамы Петра поводом для начала активных боевых действий. А уж когда дражайший сыночек подхватывал грипп – битва с болезнью велась по всем фронтам. Маман сразу же приехала к нему домой, и в крошечной кухне мгновенно стало совсем тесно от больших и маленьких банок и свертков, пучков трав, склянок с таблетками.

– Вот, Петя, малиновое варенье. А это зверобой, заваривай и горло полощи. Здесь соль, в ванну полпачки, пропотей как следует. Чай из липового цвета чтобы пил, ты слышишь? Кстати, Верочка мне вчера звонила.

Петр оживился. В личной жизни у него уже давно царил полный штиль. Он вспоминал бывшую невесту, часто вспоминал. И говорить о ней куда приятнее, чем о лечебных пытках. Все равно ведь он ничего из маминого списка выполнять не будет. Вот сейчас она уедет – и в мусоропровод отправится большинство снадобий.

– И что Верочка? – скрывая интерес, поинтересовался Петр.

– Обидно ей. Все никак поверить не может. Эх, сынок, из-за глупостей своих такую девушку потерял. А я уже радовалась, думала, какая хорошая невестка у меня будет.

– Мам, ну я же тебе рассказывал. Развели меня, как последнего лоха, на всю страну обгадили. А Верочка как, не говорила, что помириться хочет?

Мама вздохнула.

– Нет, сынок, не говорила. Только мне показалось, она все поверить не может, что ты способен на такое. Молоденькая девочка, жизни не знает, мужчин не знает. Что вас так налево все время тянет, а, сынок?

У Пети была своя версия ответа на этот вопрос, но озвучивать ее он не стал, чтобы не расстраивать маму. Мужик – самец, и он должен оставить после себя как можно больше потомства. Поэтому надо ходить налево, направо, прямо, криво – короче, везде и всюду, где только получится реализовать заложенный природой инстинкт. Только вот знать об этом близким вовсе необязательно. Ссора с Верочкой – это, безусловно, трагедия. Милая, хорошая девочка, всегда под рукой, из койки на кухню бежит котлеты жарить. Сто процентов будет хорошей женой, матерью. Редкий экземпляр, такой трудно отыскать.

Когда маман уехала, Петя ликвидировал последствия учиненного ею целительного беспредела. Больше всего пришлось помучиться со здоровенным пуком зверобоя, который сначала осыпался в прихожей, потом мстительно оставил в пальце занозу и напоследок застрял в мусоропроводе.

Метания то с тряпкой, то с веником, то с вантузом оказали на Петю положительный эффект.

Нет, голова по-прежнему раскалывалась, в горле першило, сопли текли рекой. Но все это стало восприниматься как мелочи. Ведь он придумал, как вернуть Верочку!

Она не верит, что такое могло случиться. Не понимает, не осознает. Значит, надо найти журналиста, который укрепит ее в этой мысли. Навешает лапши, что, типа, принято так у них. Раздувать скандалы на пустом месте. Дискредитировать честных, порядочнейших людей!

«Пусть скажет, – воодушевленно думал Петр, выковыривая из пальца занозу. – Что девчонки ко мне в отделение действительно приходили. А все остальное выдумали! И что возразить я ничего не мог. Так как все-таки мы общались. Но в рамках приличий, все исключительно в рамках приличий!».

Мысленный поиск журналиста, способного успешно справиться с этой миссией, много времени не занял.

Петя, треснув себя по лбу, опрокинул на ковер пузырек с зеленкой. Но за уборку приниматься не стал.

«Потом, все потом, – думал он, натягивая одежду. – Сначала я поговорю с Ликой. Она с Седовым дружит, с Пашей дружит. Значит, сочувствует человек нашему брату. Согласится помочь и мне».

Мысль о том, что Вронской можно позвонить по телефону, была решительно отвергнута. Не телефонный это разговор. Тут надо предстать пред девичьи очи во всей красе. И грипп в связи с этим очень кстати. Пусть видит, что бедный Петр места себе не находит, переживая разрыв с невестой.

Он позвонил корешу, узнал адрес Лики. И решил, не откладывая намеченное в долгий ящик, поехать к ней домой. Время позднее, даже если Вронская отъезжала по делам, то уже обязательно вернулась. И плевать на раскалывающуюся от температуры голову!

Он заметил ее «Форд» в транспортном потоке. Красивая машинка, голубенькая, как игрушка. Но автомобиль миновал квартал жилых домов и, мигнув поворотником, свернул налево. Там в отдалении смутно угадывалась парковка.

– Правильно, – одобрительно пробормотал Васильченко и чихнул. – На стоянке надо машину на ночь оставлять. Тогда и участковому меньше работы: никто магнитолу не стырит, окно не разобьет.

Он шел прямиком к въезду на стоянку, но все никак не мог понять, почему не видна невысокая Ликина фигурка. Подойдя к шлагбауму, поинтересовался у сидящего в будочке охранника:

– Лика Вронская ведь сейчас машину поставила?

– И что? А вам какое дело?

Петр сунул мужику под нос ксиву, и тот почтительно забормотал:

– Да, поставила Анжелика машину. Пропуск забрала. Ушла минут семь назад. Ничего плохого про нее сказать не могу. Всегда поздоровается, как дела, спросит. И оплату вносит заблаговременно.

«Как сквозь землю провалилась», – с досадой подумал Васильченко и направился обратно, по дорожке, ведущей к тротуару вдоль обочины трассы.

Из кустов вдруг донесся остервенелый лай. Потом кто-то застонал, раздались звуки удалявшихся шагов.

Васильченко метнулся к кустам. На земле с разбитым затылком лежала Лика Вронская. Рядом сидела белая собака и громко, угрожающе лаяла.

…– Мужики, – жалобно сказал Васильченко, прислоняясь спиной к дереву: от жара он едва стоял на ногах, – я понимаю, о чем вы сейчас думаете. Я и сам пришел бы к аналогичным выводам. Действительно, подозрительно это все. На моем участке убили Корендо. Потом я работу поменял, получил доступ ко всей информации. Но я клянусь! Ни сном ни духом ничего дурного не замышлял! Все было именно так, как я рассказывал.

– Потом разберемся, – Седов прикурил очередную сигарету. – Ты видел кого-нибудь?

Васильченко развел руками.

– Вы же видите, какое здесь место. Сто метров буквально не освещаются. Всего-то два тусклых фонаря. И кусты эти поганые растут тут, понимаешь. Никого не видел. Тачка вроде какая-то отъезжала. Светлая, кажется, «Жигули». Это все, что я запомнил…

Оперативник Паша озабоченно поинтересовался:

– Лика-то как?

– Да она в сознание пришла, когда врачи приехали. Они ей под нос какую-то дрянь сунули, она и застонала. В крови вся, конечно. Но, думаю, с ней все в порядке. Вронская кричала, чтобы собаку в машину посадили. Что, типа, она ей жизнь спасла. Врачи не хотели. И вот она сидит на земле, в кровище вся, грязная как черт. И орет. Врачи плюнули, ее забрали, псину. Псина гавкала, не давалась. Ну, изловили как-то.

– Та еще сцена, – улыбнулся Седов. – Вронская в своем репертуаре. Слава богу, все обошлось.

Паша отбросил в сторону окурок, машинально проследил за тлеющей точкой на черной земле и вдруг присвистнул.

– Не лапай! – закричал Седов.

Но было уже поздно. Оперативник шелестел страницами записной книжки.

– Давай сюда, – потребовал следователь. – Ого! План мероприятий по проведению международных Шагаловских дней. Книжка выпущена на полиграфическом комбинате в городе Минске. Ну и дела…

– Богданович? – полувопросительно поинтересовался Паша.

Седов кивнул и развел руками: