Приключения 1975 - Владимир Рыбин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чего уж там… Не пойму я тебя… Думаю вот, когда с повинной идти… — Гришуня уже и не скрывался, подталкивая Комолова к окончательному шагу.
— Ты не волнуйся, Гришуня. Осмотри своих выдр и уходи… Если ты говоришь, мне года три-четыре в колонии быть, значит, так оно и есть…
— А мечты, а посулы этой Степаниды Кондратьевны, будто из тебя математик выйдет? И ее не боишься?
— Что ж… Зла я ей не делал. Не желал. А коли так получилось… — Комолов пожал плечами. — Если она права, если она не напрасно надеялась… Стану я математиком. А сейчас главное — тебя спасти и выручить. И начинать жизнь надо с главного. Правильно?
— Хороший ты человек, Антон…
— Ты веришь мне?
— Верю, — сказал Гришуня. Он поднялся и положил ладони на плечи Комолова. — Если передумаешь… Через десять дней я буду ждать тебя на перевале у Рыжих столбов.
— Зачем?
— Там ты скажешь все окончательно.
— Не надо волноваться, Гришуня. Десять дней — слишком большой срок. И ты не знаешь Шухову.
— При чем здесь какая-то Шухова?
— Шухова — жена инспектора… который погиб. Весь поселок знает, что, если старший лейтенант задержится, она пойдет его искать. Семен Васильевич еще никогда не опаздывал.
Шухов на секунду даже о боли забыл; он никогда не думал, что его личная жизнь известна всем, больше того, все знают, что он никогда не опаздывал! Но ведь о сроках-то ведала лишь Стеша! Или для женщин поселка нет секретов и они по манере поведения Стеши догадывались обо всем?..
И снова мысли инспектора прервали слова Гришуни:
— Ты можешь выполнить мою последнюю просьбу? Хорошо подумай, прежде чем мою жизнь идти спасать…
— Да, пожалуйста! Только зачем?
Гришуня сделал вид, что обижен, очень недоволен Антоном. Тот поспешил согласиться:
— Хорошо! Хорошо. Мне все равно. Ты узнаешь, что ничего не изменилось. Можно, я тебе убойный патрон подарю? Поделим по-братски. У меня два осталось. Вот, — и, не сомневаясь в согласии, Антон дослал в ствол Гришунинова карабина с оптическим прицелом патрон, вынутый из магазина своего. — Этот покажу первому, кто увидит меня, и признаюсь в убийстве инспектора.
— Прощай, — с искренней, казалось, очень искренней дрожью в голосе проговорил Гришуня. — Только уж ты карабинчик-то как следует протри.
— Вылижу. Для милиции ты, Гришуня, к нему не прикасался. Помни! Прощай… — Антон обнял Гришуню. — Правильно это, «прощай». Я не буду у Рыжих столбов. Я сам выбрал себе дорогу. Я знаю, что делаю. Не сердись, Гришуня. Я уверен — так надо.
«Зачем десять дней этому Гришуне? Антон, очевидно, понятия не имеет, где обитает его «дружок»! — подумал Семен Васильевич, поднимаясь, и едва сдержал стон. К спине словно прижали раскаленный металл, и боль свела рану огненной судорогой.
Во всем разговоре Гришуни и Комолова для инспектора оставалось непонятным, непостижимым даже, как это он, Семен, не убит наповал.
«О чем я думаю? — остановил себя инспектор. — Надо идти за этим Гришуней и доводить начатое до конца. Самонадеянный Комолов никуда, пожалуй, не денется. А вот Гришуня… За ним надо идти».
VII
Держась за ствол, Семен оперся прикладом карабина о землю и постоял немного, стараясь притерпеться к боли. Она вроде бы отпустила через некоторое время, и инспектор, пропетляв меж зарослей с полчаса, вышел в сумрачный пихтач, сучья которого были увешаны длинными клоками сизого мха-бородача, а стволы покрыты лишайниками. Еще с вечера Семен Васильевич решил не следовать за Гришуней по пятам, что, в общем-то, ни к чему, да и небезопасно, а наблюдать за ним издали.
По склонам увалов на пути к Хребтовой перелески чередовались с пролысинами, поросшими густой высокой травой. С одной стороны, это облегчало наблюдение за Гришуней, но могло быть и так, что Гришуня все-таки захочет проследить, не идет ли за ним Комолов. Поэтому Шухов взял выше по склону, где безлесные прогалины были у́же и при обходе сопки сокращался путь, а кроме того, инспектор уже не рисковал напороться вдруг на подкарауливавшего не его Гришуню. Судя по направлению, взятому Гришуней, тот мало опасался слежки Антона и держал путь к тому месту, где на карте инспектора обозначил Шаповалов костры.
Взошедшее солнце разорвало туман. Часть его поднялась в поднебесье и стала облаками. И чем выше они поднимались, тем белизна их делалась ярче, и на какой-то определенной высоте у облаков образовались более темные днища. И только у самой вершины Хребтовой туман сгустился в серую массу и, казалось, застыл в недвижности.
Влажная духота выматывала силы Семена Васильевича, а их у него и так было мало. Чтобы сберечь силы, старший лейтенант, теперь уже твердо уверенный в неизменности направления, взятого Гришуней, двинулся прямо к оголовью Хребтовой, откуда было удобно наблюдать. Почему Гришуня выбрал этот длинный путь к своему логову, Семен Васильевич понял на перевале меж двух сопок.
Гришуня чувствовал себя в полной безопасности. Потеряв Гришуню на довольно долгий срок из виду, Семен Васильевич стал наблюдать в бинокль и совсем неожиданно приметил его невдалеке у грота, где Гришуня соорудил, по-видимому, коптильню. Редкий дым, выползавший из-под скалы, быстро уносило и рассеивало меж двух сопок.
«Что ж, и на том спасибо», — сказал себе Семен, подумав, что из коптильни нужно взять немного мяса. Обождав, пока Гришуня набил котомку, инспектор спустился к пещерке. В ней дотлевал солидный костерище, горевший, видно, давно, а в дыму на прутьях и жердях висела копченая изюбрятина. Дров в костер Гришуня больше не подкладывал, мясо было готово, и инспектор «присвоил» себе килограмма три. Длинных, тонко нарезанных полос висело очень много, и Семен Васильевич справедливо подумал, что вряд ли Гришуня заметит пропажу, если наведается сюда до того, как инспектор обнаружит склад спрятанных пантов.
Выйдя из пещерки и сделав несколько шагов, Семен почувствовал сильное головокружение и ненароком прислонился спиной к камням, чтоб устоять. Боль, пронзившая его, была такой сильной, что Семен застонал. От охотников он слышал: к ранам полезно прикладывать разлапчатые, о пяти пальцах, листья нетронника, или, как его еще называли, «чертова куста». Добравшись до зарослей, Семен нашел это растение и нарвал много веток и листьев. Подумав, он быстро сплел из веток подобие корзинки, положил в нее мясо, обернув его листвой. Он знал, что выше «чертов куст» не растет, а его пребывание в засаде могло затянуться. Здесь же он подсунул охапку листьев под рубаху на спине и обвязал грудь поясным ремнем, чтоб повязка не съехала.