Лучший друг - Ян Жнівень

глаза слезы. Ему не было особого дела до плаксы и слабака, но что-то в тот момент екнуло в сердце. Он посмотрел на оставшиеся куски ног и ужасные турбины, закончившие источать бесконечный жар. В эту секунду он почувствовал, что сделал все не так. Что было в его действиях неправильно абсолютно все. Лёша, только сейчас это понимая, видел, что Артур Фаянсев не выглядел как убийца. Пусть он был хоть трижды полковником пригородного батальона, он не выглядел жестоко. Скорее наоборот – Артур аккомпанировал, под смех своих солдат, плачу жертвы, сочувствуя ей, но не находя возможности выхода. Лёша прикрыл одной рукой губы, а другой, словно боясь обжечься, коснулся куска протеза Артура. Почти выдавленной слезы вдруг и след простыл. Он увидел лежащего на земле без сознания Егора, и тут его опутала адская агония, от которой он потерял возможность что-либо источать из себя. Лёша упал на колени и, не находя сил даже проползти пару метров, тяжело рухнул головой на большой пень, расшибив висок.

X

Первой очнулась Маша, из ранений имевшая разве что порез на бедре, оставленный ножом, который Артур вытащил из ее рюкзака. Она протерла глаза и заметила лежащего рядом Егора, лицо которого было в запекшейся крови под губой и около носа. Она схватилась за его рубашку и аккуратно провела рукой по его грязной, рассеченной парой веток щеке. На ее глазах показались слезы, но окончательно она разревелась, когда увидела уткнувшегося носом в землю и с рассеченным виском Лёшу неподалеку.

Вся рубашка, в которой он был, покрылась кровавыми пятнами. На лице его были синяки и ссадины, а в руках и на голени, видневшейся из-за порванной штанины, торчали острые веточки, точно вогнавшие внутрь какую-то заразу. В ту секунду Маша не понимала, как реагировать. Она хотела корить себя за совершенную ошибку, наказать себя за то, что сунулась в такое жуткое путешествие, но почему-то не могла. Ей казалось, что жизнь выглядит именно так, и тогда в ней что-то проснулось.

Нет, она не стерла слезы с лица и не перестала стонать от душевных болей, но она начала воспринимать это нормально, как здоровый импульс, который есть у любого. Все равно ей приходилось сравнивать себя и отца, его жизнь и свою, поэтому она для себя решила, что это был единственный вариант, который хоть как-то разгонит застоявшуюся кровь. Маша, завидев разгуливающих неподалеку армейцев, рыскавших в поисках шума, который тут поднялся уже достаточно давно, быстро утонула в своей сфере и собрала тела друзей. Уложив их в одном из чахлых деревянных домов, она полчаса летала по округе в поисках подходящего места, постоянно возвращаясь к раненым и проверяя пульс.

Наконец она увидела старое больничное отделение, которое имелось в сотне метров от посадочной станции, которая уже им была не нужна – поезд уехал. Но Машу волновало только то, насколько еще были в состоянии дышать ее товарищи, словно вмиг ставшие ей как родные.

В отделении, в которое она перенесла их в своей сфере, Маша уложила братьев на койки, еще не успевшие покрыться плесенью, и обработала их раны. Самым трудным было вытащить острые веточки, торчащие из ран старшего брата. Минут двадцать она провозилась с пинцетом, который лежал в ее косметичке, дабы вытащить куски дерева, параллельно смачивая раны своими слезами, которые никак не хотели остановиться. Так она извела треть их запасов перекиси и все бинты, которые были в больнице в нормальном состоянии.

Закончив кропотливую работу, она села на третью койку и начала ждать, пока кто-то очухается. Грудь двух парней медленно вздымалась, будто бы не теряя и не восстанавливая силы. Маша начала нервничать, думая, что лишь откладывает неизбежное, особенно когда смотрела на пробитый висок Лёши, заклеенный тремя пластырями.

Она постоянно бегала к глубокому порезу на груди старшего брата, который часто кровоточил и никак не хотел успокоиться. Взглядывая на них, она невольно молила господа оказаться на их месте и вдвойне ощутить их боль, чтобы только не быть в стороне. Она закрыла рот ладонью и посмотрела пустыми глазами в угол комнаты, думая о том, как эти люди вдруг стали ей так близки. Откуда рождались эти родственные связи между ними?

Слезы уже проступили под веками, и она было потеряла надежду на спасение, но внезапно, спустя почти пять часов, раскрывшиеся глаза привели бедную девушку в чувство. В ней вспыхнули доселе скрываемые, почти опротивевшие ей, истощающие любого чувства, вмиг ставшие самым приятным наслаждением в ее жизни.

Глава 3

История про отряд Уорвика

I

Не успел Егор прийти в себя и оклематься, как к нему на шею бросилась ревущая Маша, крепко обвившая его руками. Он обнял ее своей, весь дрожа от холода и боли. Только когда она наконец отстранилась от него, он увидел, что нога, грудь и лицо были замотаны бинтами и пластырями, два из которых украшали подбитую бровь и рассеченный нос. Он медленно провел рукой по ним, робея от прикосновения к каждому изгибу, параллельно представляя в голове свой жалкий и обездоленный вид, но ощущая приятное тепло и возбуждение от прикосновений Маши. Стоило Егору шелохнуться, как спина начинала ныть от боли.

Он прижался к неудобной койке и шумно выдохнул. Маша сидела рядом и в нетерпении ждала от него чего-то, вытирая катящиеся из сияющих глаз слезы. Терпя все боли и стреляющие уколы в спине, Егор выдавил серьезное выражение лица, но спустя пару секунд уже лежал плашмя, тяжело дыша и борясь с ознобом.

– Как брат? – спросил он, когда боль чуть отошла благодаря обезболивающему, о котором спохватилась Маша и протянула ему.

– Перевязан, – прошептала Маша. – Живой.

– Это главное. А п-поезд? Успеваем?

У девушки еще сильнее поджались губы, и она помотала головой из стороны в сторону. В этот момент Егор окаменел. Лишь кончики озябших пальцев подрагивали под тонким покрывалом.

– Не успели, – сказал он. – Вот тебе и идея не строить планы, которой этот придурок так гордился.

Девушке стало легче от того, что Егор мог так просто говорить, но все равно осекла его:

– Если бы не Лёша, мы бы уже были не жильцы. Я вытащила из него три острые ветки, перемотала около десяти порезов и ссадин, а также два ожога, невесть откуда взявшиеся у него на животе. У бедного вся одежда изорвана. Не в плане дело. Видишь, как все непредсказуемо повернулось. Этого нельзя было предусмотреть.

Егор положил руку на лоб