Лучший друг - Ян Жнівень

– Невероятно! – воскликнул Лёша. – Это же звучит как настоящая магия!

– Но разве Артур не выглядел как волшебник? – упрекнул его Егор, несознательно стараясь чуть принизить способности девушки в глазах брата.

– Тут ты прав, но все же это регенерация. У многих существ есть такая особенность, а в несколько раз ее усилить – дело, давно подвластное науке.

– Ну, не сказал бы, – закончил Егор, оставшись в неопределенности по поводу вопроса секрета девушки. Однако теперь он был чуть спокойнее.

III

Изредка с Лёшей заводила беседу Маша, которая полностью посвятила себя ушибам Егора – более прихотливого пациента. Для общего антуража она даже надела старый потрепанный халат медсестры, который смог поднять настроение Егору и отвлечь его. Однако Лёша только нашел больший простор для своих шуток, с которых мог посмеяться и брат, хватаясь за живот от боли.

Утром следующего дня Лёша, что не странно, вместо резкого скачка просто расцепил усталые глаза и сложил руки на груди. Маша, что всегда просыпалась раньше всех и ложилась позже, заметила это и обеспокоилась. До конца дня Лёша не сказал ни слова. Его заняли стихи, которыми он никогда раньше так не увлекался, и вид из большого окна над койками, за которым развернулся парад военной техники: там летали большие, словно небесные киты, дирижабли с титановыми обручами, на которых размещались военные бомбардировщики. Зеленые истребители, что, словно птицы, на огромной скорости пролетали мимо, возвращаясь обратно, создавали так называемую «ауру неприкосновенных», а также монолеты с одним огромным винтом, которые, сопровождая дирижабли, перевозили огромные контейнеры размером с небольшой дом.

Пока старший брат наблюдал за этой процессией, которая длилась около двух часов, Егор лежал на здоровом боку и водил пальцем по выбитым в холодном кафеле на полу буквам. Некий отчаянный, лежа тут и помирая от лихорадки и цинги, послание о которых оставил под кроватью, выбил на полу острым шилом надпись: «Уорвик-Рыцарь, спаси нас, несчастных!». Сердце Егора сжалось, и он положил голову обратно на подушку, начав перебирать в голове варианты, что могло быть в этой больнице, от чего люди настолько сходили с ума.

Надпись про Уорвика-Рыцаря была не единственной в своем роде. Маша, пока обходила все палаты в поисках медикаментов и бутилированной воды, все время рассказывала про ужасные надписи в духе: «Человек-дерево. Он вас найдет, суки…», «Радость – удел не здешних», «Новые вас уничтожат, только подождите», «Бегите, если еще есть возможность. Это не больница!». Такие попадались часто, но еще чаще были записи о пытках, которые старались тщательно скрыть гипсовыми заливками. Любопытство Маши заставило ее как-то снять слой ломкого материала, за которым она обнаружила ужасное: «Вам тут ловить нечего. Тоже с цингой? Тебя обманули, беги!!!»Но эти надписи уже не имели никакого смысла. Теперь это была лишь заброшенная больница с тремя студентами, зализывающими раны и в отчаянии строящими планы на будущее. Вечером третьего дня, когда скука стала столь невыносимой, что Маша начала вести совсем тощие в своем наполнении беседы с Егором, а он начал понемногу отходить от переполняющих его эмоций и страха, старший брат вскочил с койки и начал прыгать, разминаться и подтягиваться на балке от капельницы. Увидев, как Лёша стонал и кричал от ноющих ран, Маша поначалу думала остановить его, но потом увидела, что мускулистый парень был в норме, пусть и перебарывал боль, как мог.

Воодушевившись, Егор попытался присоединиться к брату, но смог только пару раз присесть, сопровождаемый смехом Лёши. Тогда Маша, обрадованная быстрым возвращением спутников в прежнее расположение духа, поставила котелок, и все снова сели в круг, когда Лёша в нетерпении начал:

– Судьба явно к нам не благосклонна, – начал он, – но я никогда в нее не верил, так что спишем все на случайность и забьем х… Извините. Какое-то дерьмо, на которое можно и не смотреть, правда? Надо было просто обойти ту чертову «Корону» за километр и не нарываться на того псих… На этого парня… На Артура. Итак, мы многое потеряли. Из запасов у нас две бутылки воды, вяленое мясо, черный хлеб, почти свежая зелень и контейнеры с консервированными бобами, тыквой и тушенкой. Имеется пачка макарон, – тут он усмехнулся, – и даж, мороженые блинчики… Черт вас дери!

Он разразился жутким смехом, после чего Егор окончательно убедился, что пригородная горячка у брата закончилась. Маша, наблюдая за присоединившимся к брату Егором, совсем не смеялась. Она надула губы и взяла в руку блинчики, тряся ими перед его лицом.

– Мы живем в двадцать втором, черт тебя дери, веке. Когда-то люди жили в парящих над землей домах и могли приготовить стейк прямо в воздухе с помощью одной пластинки из вольфрама с парой проводков, так что ваш смех неуместен, – возразила Маша.

– Ну ладно. В каком-то смысле идея здравая. Благодарю за находчивость. Лучше, чем ничего… Так вот, нам надо, чтобы этого хватило хотя бы до первого города, который мы найдем. Он находится за сорок километров отсюда – Дзержинск. Не факт, что там будет хоть что-то из провизии, но это наша единственная надежда, ведь реально живой город, который мы можем посетить, – Несвиж. Конечно, мы можем пойти обратно. Поднимаем руки?

Что было ожидаемо, к потолку не поднялось ни руки, хотя шальная мысль поднять ее появилась явно у каждого. Пришлось себя пересилить. Сама мысль о том, что после трех-четырех дней спокойной жизни без ужасов они снова вернутся в тоскующие времена, пугала их до болей в животе. Но что оставалось? Коллективный разум, словно управляемый извне, не позволил им даже дернуться.

– На своих двоих мы пойдем до Дзержинска. Там поищем провизию, убежище и пойдем дальше. Можно ждать две недели поезда, как отшельники, питаясь гнилыми трупами крыс и жирными тараканами с пауками. И не факт, что вообще мы выживем тут. Я так понимаю, руки мы тоже не поднимаем? Отлично. Так вот, мы остались с вами в заднице. Причем трудно вообразить масштаб глубины этой задницы, потому что мы имеем мертвый пригород и его остервеневшие до безумия поселки и города, явно не предрасположенные к нашим визитам. Следовательно, выходное анальное отверстие почти не видно, но мы должны прорваться из него.

– Ты слишком помешан на задницах, братан, – кривлял его Егор.

Они замолчали, и в комнате повисла гробовая тишина. Егора разъедало желание дать хоть какую-то интересную мысль, но в голове витал лишь ветер. Маша тоже сидела смирно. На лице старшего брата показалась злоба, и он закурил, немного успокоившись.

Егор достал планшет с картой