Два писателя, или Ключи от чердака - Марина Голубицкая

— Мама, кто тебе понравился больше всех? Не считая, что я — твоя дочь?

Я плохо похвалила ее тогда, я еще не умела любить детей. А сегодня… сегодня Маша получит свой разряд.

109

Напоследок соревнования для начинающих: взять, сколько сможешь препятствий, время фиксировано, порядок любой. Манеж заполняют те, кто помладше.

— Ирин, ну как он мне нравится, какой мужичок!

Маратка выглядит, как плохо собранная матрешка: каскетка болтается на голове, Маратка с каскеткой болтается в седле. Меня это не умиляет, а Толик в восторге.

— Я говорил, мы угоняли лошадей из ночного? Уздечки из проволоки делали, ноги же у них спутанные, а мы распутаем, уздечки так — хоп! — им на морду и катаемся тудым–сюдым, тудым–сюдым, до лесопилки. Ну, мы на клячах каталися, на таких, на рабочих, конечно. А все равно, знаешь, как здорово!

Маратка не взял ни одного препятствия. Если б не Маша, если б не Толик, я и смотреть на него бы не стала: Зойка давно уж катается верхом, а Чмутов беседует с тренершей. Мы подходим к ним: Маша с Буфаторией, я и Толик.

— Игорь Натанович, хотите покататься? Мама, я тоже буду сюда ходить! — Зоя расплескивает счастье. — Хотите тоже, Игорь Натанович?! Давайте вместе.

Толик вспыхивает:

— А можно я?

Он залезает на Машину лошадь, проезжает совсем немного, спохватывается:

— Ирин, ты, наверное, тоже хочешь?

Поясница моя ненадежна, Буфатория высока, но сегодня день резвости. Маша с Толиком подсаживают меня и оставляют, уходят болеть за рысистые бега. В бегах соревнуются три наездника, они напрашиваются на штамп: приземистые и кривоногие. Я не различаю, кто где, вокруг кричат и галдят, я отворачиваю Буфаторию, еду медленно, наслаждаясь полем и небом. Крик усиливается: начинаются скачки. Старшие парни верхом, с ними Маратка, ноги не достают до стремян. Какое лето… Я вспоминаю слова: скирда, волокуша, мы в лагере работали на сенокосе.

— Женщина! Слезайте с лошади! — тренерша бежит со всех ног. — Слезайте скорее!

Это мне? Я же при ней залезала!

— Дайте лошадь, быстро! — она влетает в седло и скачет на другой край поля.

Мчится Толик с обезумевшим лицом:

— Маратка упал! Я за машиной!

Бегу за всеми. Маратка без сознания, на земле, вокруг столпилась вся конюшня, и суетится медсестра: «Медикаментов нету…» Беру Зою под крыло, она стряхивает мою руку. В круг забегает Толик:

— Я подогнал машину. Давайте быстро в больницу.

— Позвонить бы, — раздумывает медсестра, — здесь связь плохая…

Толик не хочет ждать:

— Пока дозвонитесь, пока приедут!..

Маратку укладывают на заднее сиденье. Я сажусь рядом с Толиком, медсестра с Мараткой. Толик не умолкает:

— Здесь ведь рядом восьмая больница, в восьмую его и отвезем, как думаешь, а, Ирина?

Медсестра кудахчет:

— Маратик, Маратик! Довезти бы до больницы. Медикаментов нету. Не довезем. Только вчера его лошадь укусила, я зеленкой мазала. Да что ж ты за невезучий такой, Маратик!

Марат стонет. Я твержу «Отче наш», злюсь на медсестру. Она кудахчет:

— Восьмая–то не по профилю, не довезем до восьмой. У них, может, и машины свободной нету. В восьмую не примут, в девятую надо.

Толик кричит:

— Девятая ж далеко!

— Я и говорю, до девятой совсем не довезем. Надо было скорую вызывать… Марат, а, Марат?! Хотя бы в поликлинику, что ли, да не знаю я тут поликлиник, я сама–то с Химмаша…

Толик спрашивает прохожего:

— Слышь, друг, где здесь поликлиника?

Поликлиника. Бегу в кабинет, хирург ворчит по дороге:

— Скорую–то почему не вызывали?

— Телефон не близко, думали, как быстрее…

Толик ладонью сгоняет слезы. Врач удивляется медсестре:

— Вы медработник? А если перелом позвоночника? Разве можно…

Мы с Толиком испуганно переглядываемся: не навредили? Врач светит Марату фонариком поочередно в каждый глаз. Глаза серые. Зрачки большие.

— Марат, ты слышишь меня? Марат!

Марат стонет. Врач говорит медсестре:

— Звоните в скорую. Черепно–мозговая. И в поликлинике скажите, чтоб дали лед.

Мальчик вытягивается, маленький, худенький, у него на виске багровеет пятно. Дрожат реснички. Он тянет вверх правую руку, с большим пальцем, вымазанным зеленкой. Кисть сжата в кулак, а палец он оттопырил, будто говорит: «Во! Во, как здорово!» Я вижу вблизи, как нешуточен укус лошади. Марат стонет. Я спрашиваю врача:

— Почему мальчик стонет, разве он чувствует? Ведь без сознания.

— Если б не шок, такую боль вообще не перенести. Кровь давит на мозг, поэтому судороги.

С черепно–мозговыми у меня счет 1:1. Рыжий Левушка выжил, мой двоюродный брат погиб. Я смотрю на мальчика, твержу про себя «Отче наш». Врач разговаривает с Маратом, прикладывает к виску лед. Все дверцы машины раскрыты. Тихо. Солнечно. Мнимый покой. Скорая приезжает сравнительно быстро. Возвращаемся на конюшню, Толик мучается по дороге:

— Я же видел, как этот тренер стеганул его лошадь! Вицей! Ты видела, нет?.. Дереволаз… Жах! — лошади по крупу, она и понеслась… Там такая скорость убийственная, километров шестьдесят, не меньше. Лошадь спотыкнулася, а он через голову… Мне все кажется, Ирин, если б Андрей Майоров поехал, этого б не случилось. Он же такой верующий…

— А ты молился?.. Я тоже. Мальчик, наверное, мусульманин. Как думаешь, нас услышат?

— Ну, конечно, какая разница.

Приезжаем. Мои девчонки вместе с другими кормят лошадей. Чмутов слоняется неприкаянно. Тренер нервно смеется:

— Сгубили парня!

Чмутов подбегает:

— Иринушка! Ты уехала, не сказала. Мне надо в пять в городе быть, Лариса ждет. Уж прости, но мне очень надо.

Тренер просит:

— Вы не могли бы к его родителям заехать? Это рядом, неподалеку. Сказать бы им…

Мальчишка вроде Маратки вызывается нас проводить. Я расспрашиваю по дороге:

— Что у Марата за мама? А папа не пьет? Детей у них много?

— Детей много, не знаю я, сколько. Папа не пьет. А Маратка младший.

Маша шепчет: семья не очень, за Маратом нет никакого присмотра. Чмутов волнуется:

— Успеваем, нет? Может, меня где–то высадить?

— Игорек, не дергайся, приехали. — Толик тормозит. — Что, Ирина, пойти с тобой?

— Не надо.

Первый этаж. Дома только отец. Угрюмый и синий — на пальцах татуировки. Наверное, сидел. Два перстня — две ходки. В комнате стол, большой и квадратный, голубая клеенка в красных розочках. Я пытаюсь соблюдать правила.

— Здравствуйте, вы отец Марата? Не волнуйтесь, пожалуйста, ваш мальчик в больнице, но ему уже лучше, с ним все в порядке, его увезли на скорой.

Отец Марата слушает хмуро, вопросов не задает. Эмоций не демонстрирует. Я‑то готовилась утешать мать…

— Он ушиб голову. Вы можете его навестить. Девятая детская горбольница.

— Ну, это мать. Соберет передачу…

— Он упал с лошади. Вам все понятно?

Отец мрачно кивает:

— Что уж теперь…

Теперь Чмутов разошелся:

— Ну надо же! Хорошо, что вы меня взяли. Маша, было когда–то такое? Нет?.. Будто нарочно судьба мне устроила! Я должен был это видеть… Ну, что там с парнем? Да все будет в порядке. Смерть, матушка, просто так не дается!

Я меняю пластинку:

— Игорь, куда ты торопишься?

— А, Иринушка… Дак в Музей молодежи. И ты приходи. Там презентация, открытие выставки, Муратов и Пафов. Только надо быть в шляпах.

110

Зою увозят на дачу. Я открываю кагор. Пью. Сразу становится весело:

— Пошли на выставку, Маша!

— Ты думаешь?

Мы вытаскиваем ворох нарядов, примеряем одно, другое, третье… Платья надеваем длинные: я голубое с зеленым, Маша оранжевое с пейзажами. Достаем шляпы, Маше подходит мужская, коричневая, а мне соломенная, с цветами. Давно мне не было так весело. Каблуки высоки, а равновесие… равновесие легче держать на бегу.

— Мам, ты не хочешь убрать шляпу в пакет? Солнце же не печет.

— Не печет? Ну и что?

На нас оглядываются — не из–за шляпы, не из–за Машиной красоты. Моя походка слишком дерзка для этих улиц, мой взгляд слишком весел и беззаботен. Сейчас возьму и расскажу Чмутову, как он мне нравился, все расскажу… А как он мне нравился? Как червивое яблоко: с одного бока вкусное, с другого отплевываешься… Яблоко… При чем тут яблоко?.. Наш трамвай!! Пробег по улице, сквозь трамвай, вновь по улице… В музее толпа, там слишком много людей, знакомых друг с другом, со мной не знакомых… Чмутова нет, я вмиг сникаю, а Маша беспокоится, вдруг кто–то спросит о впечатлениях. Мы осматриваем триптих «Рыба»: голова рыбы, спина рыбы и рыбий хвост. Натюрморт с бутылками. Веселые гуси. Фуршета нет, но в одном из залов работает буфет. Выставка маленькая, можно обойти ее трижды, купить пирожное, разглядеть все шляпы на головах и в конце концов обнаружить пупырчатую шапочку для душа. Это Фаинка — с микрофоном и оператором.