Автомобильная династия. История семьи, создавшей империю BMW - Рюдигер Юнгблут

«Он всегда говорил о нем как о реакционере. Он считал, что такие люди должны умереть, поскольку никогда не смогут стать наци. Он применял слово «наци» исключительно в выгодном для него смысле».

Герберт Квандт добавил, что еще во время брака его отца с будущей Магдой Геббельс между ними существовали «расхождения по вопросам антисемитизма». «Мой отец, само собой, поддерживал отношения с евреями и принимал их у себя дома. Мачеха была противницей этого, поскольку под влиянием своего отца негативно относилась к представителям данной национальности».

Показания членов семьи и клятвенные заверения сотрудников и партнеров Гюнтера Квандта произвели сильное впечатление на членов комиссии по денацификации. В июле 1948 года они вынесли решение: «Подсудимый должен быть отнесен к группе последователей». Никаких санкций наложено не было.

Комиссия, очевидно, нисколько не сомневалась в правдивости показаний, поскольку ее члены пришли к следующему выводу: «Подсудимый не принимал Гитлера и его программу, в разговорах с бывшей женой он представлял Гитлера демагогом и несколько раз дал понять, что никогда не пойдет за идеями Гитлера и не будет участвовать в осуществлении его планов».

Комиссия по денацификации также признала действительными показания о том, что Геббельс принудил Квандта вступить в партию. В решении было указано следующее: «Геббельс потребовал от подсудимого вступить в партию, иначе он (Геббельс) лишит подсудимого возможности воспитывать его сына Гаральда… Таким образом, решение о присоединении к партии было принято подсудимым принудительно, а не добровольно, и шло вразрез с волей подсудимого». Подтверждение этому выводу комиссия увидела и в том, что Квандт «не поддерживал материально ни саму партию, ни ее подразделения».

Комиссия категорически отрицала, что предприниматель являлся выгодоприобретателем нацистского режима. «Доходы подсудимого основаны исключительно на том, что он получал от должности, в которой уже находился на момент 1933 года». Суд отказывался рассматривать бесчисленные попытки AFA присвоить себе предприятия в захваченных вермахтом странах «как неуемное стремление к власти и недопустимую политику экспансии». Судьи постановили, что компания всегда вела себя корректно. «Общение с немецкими органами власти было обусловлено ситуацией в государстве, и этого было не избежать».

Комиссия полностью приняла сторону Гюнтера Квандта даже в деле Лаваля. Обвинения люксембуржца судьи сочли «необоснованными» и даже приписали жертве гестапо личные мотивы: «У комиссии все больше создается впечатление, что экономическую борьбу Лаваля с Квандтом не следует рассматривать в политическом русле».

Фактически комиссия пришла к выводу, что Квандт не имел никакого отношения к преследованию Лаваля нацистским режимом. Суд сообщил, что гестапо считало Лаваля активным участником Сопротивления в Люксембурге, а также подозревало его в производственном шпионаже. Вполне возможно, что обвинения Лаваля, выдвинутые против Квандта, даже помогли последнему. Свидетели, которых приглашали Лаваль и его адвокат, в большинстве случаев описывали свои впечатления и давали противоречивую информацию. Кроме того, сам Лаваль вел себя так, что у комиссии создалось о нем абсолютно невыгодное ему впечатление. Его собственный адвокат жаловался в письме своему коллеге, «что господин Лаваль хочет продолжать этот процесс из чувства обиды». В конце концов, комиссия по денацификации заключила, что на Квандта пытаются повесить то, в чем он вовсе не был виновен.

Возможно, именно по этой причине суд оказал неограниченное доверие свидетелям, выступавшим со стороны Квандта. Никакие из данных, полученных от членов семьи и сотрудников, не уточнялись даже в случаях, когда это, казалось бы, имело смысл.

Например, в судебном решении было указано: «Комиссия также признает значение того, что выросший в доме фанатика господина Геббельса Гаральд Квандт не стал членом партии. Она опирается на показания самого Гаральда Квандта, который утверждает, что этого не произошло исключительно благодаря влиянию подсудимого». При этом они словно бы закрыли глаза на то, что Герберт Квандт, старший брат Гаральда, воспитывавшийся отцом, работавший с ним бок о бок в главном офисе AFA, в 1940 году вступил в НСНРП.

Более того, комиссия по денацификации подтвердила, что Гюнтер Квандт «отказывался от того, чтобы управляемые им предприятия служили интересам диктатора» – абсолютно абсурдное утверждение, учитывая, что речь шла о, без сомнения, самом крупном производителе оружия Второй мировой войны. Собственно, оно не было подкреплено ничем, кроме клятвенных заверений руководителей Deutsche Waffen– und Munitionsfabriken, также питавших большой интерес к тому, чтобы внести свой вклад в военную экономику.

Можно с уверенностью сказать, что суд в Штарнберге не имел представления о масштабе деятельности Квандта, связанной с производством оружия. Более того, на основе имевшейся у них информации они едва ли могли прийти к заключению о том, какую выгоду промышленник получил от войны. Материалы дела свидетельствуют о том, что ни комиссия, ни государственный прокурор не знали о том, что концерн AFA производил батареи для подводных лодок и так называемого «оружия возмездия».

Испытывая острый недостаток в доказательствах, прокурор Херф слишком сильно сконцентрировался на деле Лаваля и забыл установить, сколько же денег фактически заработал Гюнтер Квандт на производстве оружия. Херф был удовлетворен информацией о доходах Квандта как председателя наблюдательного совета, а затем председателя правления компании DWM. Тот факт, что Квандт также получал от данного предприятия огромные дивиденды, государственный прокурор упустил из виду. Он не имел представления о том, сколько акций DWM принадлежало лично Гюнтеру Квандту, – вероятно, отчасти из-за того, что предприниматель владел ими не напрямую, а через холдинговые компании.

Палата по денацификации не имела никаких данных о финансовых дотациях, которые концерн AFA предположительно мог перечислять национал-социалистам. Выступая перед комиссией, Квандт, согласно протоколу, сказал: «Я не платил партии до 1933 года ни пфеннига ни лично, ни через компании. А после 1933 года единственным исключением стал взнос в фонд Адольфа Гитлера, обязанность выплатить который была закреплена законодательно. Кроме него никаких взносов мы не платили». При этом в рамках Нюрнбергского процесса суду была представлена выписка со счета Национального доверительного управляющего Ялмара Шахта в банке Delbruck, Schickler & Co., из которой помимо прочего следовало, что компания Accumulatoren-Fabrik AG 7 марта 1933 года перевела туда 25 000 рейхсмарок.

В процессе против Квандта также не был поднят вопрос об эксплуатации тысяч подневольных работников. Комиссия по денацификации, относя Гюнтера Квандта к простым «последователям», судя по всему, ничего не знала о том, что на участке в Ганновере, принадлежавшем компании AFA, располагался концентрационный лагерь для заключенных, которых принуждали работать на аккумуляторной фабрике.

Хотя суд не учел большую часть свидетельств активного участия Квандта в нацистской военной экономике, он был очень впечатлен той помощью, которую промышленник оказал некоторым евреям. «В ряде случаев подсудимый, несомненно, оказывал значительную поддержку преследуемым по расовым или политическим мотивам, обеспечивая им денежные поступления, содействуя их отправке за границу, и прежде всего в течение того промежутка времени, пока это