Она уже мертва - Виктория Платова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шорох, смутно заворочавшийся у двери, заставил их обернуться. На пороге кухни, вцепившись пальцами в дверной косяк, стояла Тата.
– А что это вы тут делаете? На полу?
– Ничего, – Маш провела ладонью по лицу, стирая с него слезы. – Разговариваем.
– Разговариваете и ничего не знаете, – в голосе Таты зазвучало легкое превосходство. – Шило нашел там та-акое…
– Такое?
– Мертвое. Вот какое!..
Ноябрь. Полина…Внезапное исчезновение – хуже, чем история с покушением на Тату. Оно снова возвращает Полину на двадцать лет назад, в август, когда пропала русалка-оборотень. Те же декорации, те же спецэффекты в виде дождя, та же зыбкая неопределенность. Смерть Лазаря – безусловна, Полина была ее свидетельницей. Смерть Парвати – безусловна, об этом ей сообщил телеграммой Лёка. И лишь Асту она до сих пор не решалась причислить к лику умерших. Русалка-оборотень разделила судьбу сотен тысяч когда-либо и где-либо исчезнувших, она затерялась в сумеречной зоне, в слепой полосе, одинаково не видной с обоих берегов. С того, где находится сейчас сама Полина, и простак Шило, и МашМиш с Ростиком. И с того, который облюбовали Лазарь, Парвати, ее родители, родители Таты… Впрочем, может быть, их зрение устроено по-другому? Может, они знают такое, что еще недоступно живым?
Спросить не у кого.
И лишь Шило, напрочь лишенный рефлексий, забрасывает брата вопросами:
– Что значит – исчезла?
– То и значит. В ее комнате пусто. Плащ как висел на вешалке в прихожей, так и висит. Не могла же она уйти без плаща в такую погоду. И босиком… Гулька первым забил тревогу. Мы облазили дом, даже в подвал заглянули. Поднялись в башню. Обшарили бывшую конюшню и сеновал. Аля как сквозь землю провалилась.
– Вы с Гулькой, понятно. А остальные?
– Маш напилась в стельку и спит в гостиной. Миш сказал, что его это не касается. Разбирайтесь, мол, сами со своими припадочными родственниками.
– А даунито?
– Сидит на террасе и смотрит в одну точку.
– Тату не беспокоили?
– Ты же сказал – не беспокоить. Но… Гулька все равно сунулся. Сам понимаешь, такое дело.
– И?
– Дверь у нее почему-то заперта.
– Это я запер, – после недолгой паузы сказал Шило. – Чтобы всякие деятели не беспокоили раненого человека.
– Предупреждать надо, – в голосе Ростика не слышалось никакой обиды.
– По-моему, это не очень правильно, – вклинилась Полина. – Запирать девушку в таком состоянии. Вдруг ей понадобится помощь? Или просто захочется выйти…
– Не захочется. Именно в таком состоянии и не захочется. В таком состоянии нужно отлежаться. В идеале – денек-другой. Тем более что отсутствовали мы… – Тут Шило отогнул рукав куртки и взглянул на часы. – Э-э… всего лишь полчаса. Тридцать семь минут, если быть совсем точным. За это время ничего из ряда вон выходящего произойти не могло.
– То есть исчезновение Али – это совсем не из ряда вон? Учитывая ее нервный срыв?
Шило шмыгнул носом:
– Пока я не вижу повода для паники.
– Это твоя интуиция тебе нашептывает?
– Далась тебе моя интуиция…
– После всего происшедшего… особенно с Татой… я бы задумалась.
– В любом случае, дальше поселка актрисуля не уйдет. Побродит под дождем и вернется. Всего делов.
Поселок. Все они привыкли называть место обитания Парвати поселком, хотя это всего лишь одна улица с двумя десятками домов и небольшой площадью в самом начале улицы. В прежние времена на площади находился маленький магазинчик и кафешка при нем: пара столиков, шашлык, домашнее вино. В магазинчике торговали хлебом и концентратами горохового супа и клубничного киселя. Что еще из ассортимента запомнила Полина? Рыбацкие сапоги с отворотами, удочки, китайские термосы, байковые халаты, с десяток книг кишиневского издательства «Лумина», жестянки с монпансье, жестянки с тушенкой, трехлитровые бутыли с томатным соком, надувная резиновая лодка. Лица хозяев – мужчины и женщины – напрочь стерлись из памяти. Кажется, они были смуглыми – армяне, крымские татары? Не суть важно, тем более что магазинчик и кафе больше не работают. Полина мельком видела площадь из окна такси, когда приехала сюда: на дверях висит большой ржавый замок, окна заколочены досками. Вот что еще было неотъемлемой частью маленькой площади – телефонная будка! Теперь будка исчезла, но появился экскаватор. Должно быть, его пригнали, чтобы снести никому не нужный более магазинчик. Пригнали, поставили на прикол, да так и забыли.
Рейсовые автобусы никогда не заглядывали сюда, ближайшая остановка находится километрах в трех, на шоссе. А к поселку ведет усыпанная мелким гравием и довольно живописная дорога через сосняк. Поселок не выглядит оторванным от Большой земли – даже если идти пешком, изредка отвлекаясь на природные красоты, до шоссе можно добраться за полчаса. На велосипеде (помнится, многие здесь разъезжали на велосипедах) – и вовсе за десять – пятнадцать минут. У кого-то из соседей были машины и мотоциклы с коляской, ну а у Лёки с Парвати – рабочая лошадка Саладин. Именно на Саладине Лёка встречал МашМиша и Белку, и всех остальных. На нем он ездил на рынок по воскресеньям. Теперь, когда Саладина нет, когда маленький магазинчик у площади закрылся, – каким образом Лёка закупает продукты?
Машины, мотоцикла и даже велосипеда Полина на участке не заметила. Выходит, что замены Саладину не нашлось. И добродушному Дружку – тоже. Но в небытие канул не только Лёкин пес – остальные собаки. А ведь улица время от времени оглашалась лаем – Полина хорошо это помнит: едва ли не в каждом дворе имелся свой четвероногий охранник.
Теперь же здесь царит тишина.
О чем совсем недавно говорил Шило? О том, что за все время ни одна живая душа не попадалась ему на глаза. Кроме тех, кто обосновался в доме Парвати.
Это, по меньшей мере, странно.
Поселок, или «хутор Роза Ветров» (именно это название значилось на конвертах с письмами, которые изредка приходили от Парвати), – вовсе не летний лагерь, пустующий зимой, люди живут здесь круглый год.
Так куда же они подевались?
Объяснение, которое лежит на поверхности: кто-то скупил все эти земли, отселил жителей, – и только Парвати с Лёкой не захотели покинуть родовое гнездо. Как выкуривают упрямцев Полине хорошо известно, но с бабкой эта схема не сработала: за ее спиной стоял Сережа, Сережины деньги, Сережино влияние. Почти безграничное, как подсказывал Полине опыт. Единственное, что удивляет, – неизменность быта Парвати. Ее дом не стал богаче, в нем так и не появилось примет нового времени – хотя бы кухонного комбайна, плазменного телевизора или Интернета. Сережа мог себе позволить полностью перестроить дом, и даже снабдить его вертолетной площадкой, и соорудить пирс, и подогнать к нему яхту, есть ли у Сережи яхта?
Все может быть.
Он мог прислать сюда обслугу или забрать бабушку к себе, так, во всяком случае, поступил бы… Вот черт, Полина не имеет права судить его. Она и сама была не слишком хорошей внучкой. Отвратительной, если быть совсем уж честной с собой. За все эти годы ей и в голову не пришло навестить старуху. То же можно сказать и обо всех остальных. Зато теперь они оперативно собрались здесь, чтобы поделить имущество.
Правильнее было бы отказаться от дележки, уехать прямо сейчас. Так она и поступит.
Так она и поступила бы, если бы не ждала Сережу!
Сережа вот-вот приедет и все объяснит, хотя и без объяснений понятно: стоило Парвати лишь заикнуться, лишь пальцем пошевелить – и здесь была бы и обслуга, и пирс, и вертолетная площадка. А она просто не хотела менять существующего положения вещей, она всегда была упрямой, суровой и несгибаемой. Она всегда была хозяйкой – своего собственного дома и своей жизни, и такой осталась до самого конца. Кто из ее внуков может похвастаться тем же?
Никто.
Все они – неудачники, так ничего и не добившиеся, по большому счету. Мент, корабельный механик, парочка риелторов, художница, чьих работ не сыщешь ни в одной галерее, помощник звукооператора, таскающий по площадке микрофон, актриса-эпизодница. Есть еще деревенский дурачок, с которого все взятки гладки. И она – гламурная писака, колумнистка модного журнала, о существовании которого люди забывают, едва перевернув последнюю страницу. Пользы от ее умствований – ноль. Смысла в них – примерно столько же. Исчезни она завтра – никто и не почешется. Никто не спросит, куда же пропала Полина Кирсанова? Единственное, что может хоть ненадолго возбудить общественное внимание – ее смерть, желательно насильственная. Сообщение об этой трагической смерти появится в соцсетях, и – если повезет – в поисковой системе Яндекса, пятой строкой, сразу после сообщения о победе «Зенита» над «Галатасараем», или что-то вроде того.
В одном можно быть уверенной – Сережа обязательно пришлет своих людей, своих кузнечиков, и они проводят ее в последний путь с максимальной учтивостью и таким же максимальным насекомым равнодушием.