Не от стыда краснеет золото - Лидия Луковцева

стеной была не просто размолвкой компаньонов! Так подумала, почему-то с облегчением, Зоя Васильевна.

Три наших героини воспитывались родителями-атеистами, с одной стороны, в духе отрицания религиозной морали. С другой же стороны – они взрастали на принципах морального кодекса строителя коммунизма, которые были сдуты с библейских заповедей.

Воспитывайся они сейчас, могли бы с чистой совестью предоставить событиям развиваться своим чередом. Каждый получает, что заслужил, так ведь? Разве это их проблемы? Шаман имел неосторожность во что-то впутаться. Они – всего лишь старые слабые женщины. Ну, может, могли бы отойти подальше и позвонить в полицию или, чтоб придать ускорение действиям полиции, тому же дорогому другу Бурлакову, чтоб дал пинка коллегам для ускорения.

Но как бы они жили дальше? Как бы мирились со своей совестью потом? А если в юрте убивают человека?!

– Девочки! – воскликнула на этот раз первой Зоя Васильевна, а не импульсивная Мила.

Девочкам не надо было объяснять дальнейшую тактику и стратегию. Каждая по ходу действий решала ее для себя сама. С максимальной скоростью, на которую были способны, они устремились ко входу и влетели внутрь, одна за одной. Зоя – первой.

Первой же она и увидела неширокую мужскую спину в темной майке с длинными рукавами. Пока они бежали, за секунду до их появления, в юрту тенью проскользнул еще один человек. Именно его спину увидела Зоя. В руках у него было ружье.

Непонятно, в кого он целился, и вообще, кто был таков, но на разборки не было времени. Ружье говорило само за себя, оно несло угрозу.

На их топот фигура в черном развернулась фасадом, и Зоя с удивлением признала в ней Акылбая. Не меньшее удивление отразилось и на лице шамана – он узрел перед собой трех баб, не так давно им встреченных у моста. Лица баб были разрисованы кровавыми полосами и пятнами, как будто над ними поработал художник-абстракционист. В эти секунды Зоя Васильевна могла убедиться, что выражение «от удивления отвисла челюсть» – не просто фигура речи.

Она почему-то ухнула и, ощутив в сердце укол жалости, опустила на голову шамана свою сумку, мысленно прокляв Надин ужин и несвоевременную жажду подруг.

Возможно, если бы бутылка с минералкой была полной, удар не получился бы таким эффективным, замах был бы слабее. Шаман был чуть-чуть повыше Зои, пальца на два, и удар пришелся ему не по кумполу, а в висок. Он выронил ружье и прилег. Ружье выстрелило в стену, почти у пола.

Ослабев от усилия, стресса и ужаса от содеянного, Зоя прилегла рядом. Падая, она все же успела заметить, что в центре юрты на разостланном коврике и голый до пояса, сидит, тоже с отвисшей челюстью, еще один шаман. «Вот и глюки», – успела еще она подумать.

Чем в эти мгновения занимались обе ее дорогие подруги, нужно рассказывать по отдельности. Но, понятное дело, все проистекало одновременно.

Мила, уже в пути решив, что берет на себя основную угрозу – Боцмана (они по-прежнему называли его так, по привычке), влетев в юрту, отыскала его глазами. Тот стоял посреди юрты с вытаращенными глазами и держал за волосы шамана, отчего голова Акылбая была неестественно задрана. Он был так удивлен их появлением, что даже не матерился и непроизвольно ослабил хватку.

Мила замахнулась левой рукой, но Боцман руку перехватил. Глупыш, хоть и Боцман! Он не догадывался, что это был ложный финт: Мила не зря читала и смотрела по телевизору множество детективов, и боевиков, в том числе. Подруги не понимали и не разделяли ее увлечения.

С правой руки Мила врезала Боцману по голове своей легкомысленной сумочкой. Ему этот удар был бы как укус блохи, если бы в сумочке Милы не лежал молоток для разделки мяса. Сумочка, наоборот, смягчила удар.

А было так. Не только Люся просчитывала последствия возможной встречи со злодеями. Подруги считали Милу бесшабашной и храброй, а она была женщиной, скорее, экспрессивной, и в порыве чувств, на эмоциях, скорой на решения. Она слегка подыгрывала своим осторожным, разумным, сдержанным подругам. Да и приятно иметь репутацию героической женщины, тем более, что репутация эта не на пустом месте возникла.

Во всяком случае, перед поездкой Мила задумалась о скудости своего традиционного арсенала – больших габаритах. Не так уж они и велики, габариты. Внимательно обследовав свое жилье, в основном, кухню, Мила остановила выбор на железном молотке. Сумочка, в которую молоток помещался, была столь же легкомысленной на вид, как и остальные ее сумки, но все же, как выяснилось, более функциональной. То есть, соответствовала длине молотка.

Подругам Мила о своем новом оружии не стала рассказывать, чтобы не подрывать собственного авторитета и во избежание паники в рядах.

Ростом Мила была ниже Боцмана, но сработал эффект неожиданности и приличный вес молотка: Боцман, правой рукой продолжавший удерживать Милину левую руку, непроизвольно выпустил из своей левой голову шамана и почесал место удара. Этого мгновения хватило Акылбаю. Он что-то такое сделал, какое-то молниеносное движение, и Боцман тоже успокоился на земляном, покрытом стареньким ковром полу.

Прямо поле боя, заполненное телами убитых. «О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?» процитировала бы Зайка, если б не валялась у входа. «Или – телами?» – мимолетно посомневалась Мила.

Люсе приходилось туго: она и дамой была субтильной, и не смотрела боевики. По умолчанию ей достался Варвара. Лунный камень опять не оправдал ожиданий и не долетел до цели: рыхлый Варвара рванул Люсину сумку едва не с ее рукой, так что она от толчка тоже полетела на пол. В этот момент Варваре на голову с силой опустился черенок лопаты, сопровождаемый утробным Надиным кряканьем.

Варвара опечалился, но устоял на ногах. Но это был еще не конец. Влетевший следом за Надей Вася трудовым мозолистым кулаком окончательно поверг его ниц. Всё, нокаут.

Как оказалось, столь неожиданно покинутая подругами Надя не поверила в амурные интересы дам, и забеспокоилась. Долг гостеприимства, словно набат, призывал ее, и, поколебавшись, она рванула за подругами на шум битвы. В это самое время подъехал Вася. Увидев улепетывающую от него жену, он, в недоумении, последовал за ней.

И вот звенящая тишина опустилась на поле битвы, как на любое поле после сражения.

Но и это был еще не конец.

Снаружи взвыла сирена. В распахнутую дверь юрты, нарушив тишину, стали вбегать люди в камуфляже и масках, выкрикивая своё обязательное «всем лежать!», «работает ОМОН!», «руки за голову!», «оружие на пол!» и другие положенные для таких случаев фразы. Это были люди Бурлакова.

Потом вошел и он,