Все пиарщики делают это! - Дарья Орлова

– Придется чуть-чуть объехать.

Мы молчали. Васька судорожно подсчитывала, сколько минут у нас в запасе, а я представляла себе кару, которая должна постигнуть Семеныча. В моем воображении фигурировала кипящая вода... и, может быть, немного лука и специй.

Через полчаса мы вернулись в Северск. Немного постояли в пробке. И еще через полчаса доехали до Железнорудного. Молчание в машине сгустилось до каменной консистенции. Оно только пару раз было прервано звонками от Мити и Гарика. Мы бормотали в трубки неразборчивое «бля-бля-бля»...

Петров давно бродил по производственным мощностям Железнорудного, выбирая, где потеплее, а мы все еще стояли на контрольно-пропускном пункте. Крашеная блондинка с лицом пожилого бультерьера третий раз рассматривала наши паспорта и чужедальнюю прописку. Гримершу Леру она отказалась пропустить сразу и твердо, а мы как-то просочились, причем Васька не переставала хлопать глазами кристальной чистоты.

Судя по всему, встреча Петрова с электоратом уже закончилась, потому что какое-то подобие букетика полевых цветов уже было у него в руках, журналисты разбегались, а Гарик имел сумеречный вид.

– Совесть у некоторых, – высокомерно бросил он нам, – находится на одном уровне с их очень скромными талантами...

Я знала, что это неправда, и ощущала, что на нас смотрит вся свита Петрова, включая Ларису с усиками – она выглядела сегодня так, как будто ночевала в юрте у эвенка-оленевода. Наш кандидат не в пример ей выглядел жизнерадостно – как будто уже выиграл свои главные в жизни выборы.

Курочкин на ходу шепнул, что везет Петрова обедать, через два часа – общий сбор в штабе, а я выгляжу потрясающе эротично в этой рубашке. Я мысленно поставила рубашке пять баллов и гордо пронесла ее сквозь свиту Петрова к своим – Мите, Капышинскому и Андресу.

– Слышали?!.. Журналист Пеночкин тут заявил, что знает Человека-Дерево, который собирается стать президентом без всяких выборов!

– Кому заявил?

– Петрову и заявил! – растерянно сказал Андрес. – Говорит, Человек-Дерево хочет донести до людей идею Великого Посада!

Васька истерически ржала, прижавшись лбом к батарее...

Общий сбор в штабе прошел скомканно. Уже стояли и фырчали на морозе автобусы – везти свиту премьера в аэропорт. Все говорили хором: кто-то – о шансах Петрова, кто-то – о «ночи ужасов» в санатории МВД, кто-то – о предвыборных роликах, кто-то несколько раз, повизгивая, спросил, где тут купить кедровых орехов – как будто мы занимались их околачиванием. Петров разрумянился и улыбался, как гусь в яблоках. Спасибо, сказал он.

– Мы все-таки работаем ради вашей победы, – вежливо пожала плечами Васька.

– Не всегда победа на выборах – самая главная победа в нашей жизни, – туманно ответил Петров и заулыбался еще шире. – Как вы понимаете, быть президентом чудовищно тяжело. Очень тяжело. Особенно если речь идет о России. Но так же тяжело вырваться из обоймы Кремля, если уж ты в нее попал. Одно тяжело – и другое... Так вот, иногда приходится делать очень тяжелые вещи.

Какую из двух вещей он имел в виду, Петров не уточнил. И улетел.

– Как мне не хватало тебя эти два дня, малыш, – шептал вечером Курочкин мне в затылок. – Все прошло отлично – не блестяще, но... так, как надо. Продержимся еще две недели? Еще две недели до нашей полной абсолютной свободы?

Я на долю секунды задержалась в одежде, только чтобы спросить:

– Что там он имел в виду под тяжелыми вещами, которые приходится делать?

Курочкин молча потянулся к пульту телевизора и переключил на Первый канал. Почти минуту мы молча смотрели репортаж о поездке Погодина по Уралу и его президентских инициативах. Все было ясно. В стране управляемой демократии кандидат может появиться на федеральном телеканале только в одном случае – если он высочайше одобрен. Невероятно: кажется, Петров все-таки вырвался из обоймы, а Погодин действительно родился в рубашке.

Впрочем, еще непонятно, кому повезло.

Ранним утром, время только подходило к десяти часам, дверь моей комнаты в особняке олигарха распахнулась от пинка, и кто-то заорал:

– Рота, подъем!!

Меньше всего в это сумеречное зимнее утро мне хотелось видеть физиономию Тимура. Но как раз он и просунулся в дверной проем, распространяя вокруг себя запах лука, и, между прочим, беззастенчиво разглядывал меня полуголую, пока я спросонок прикрывалась одеялом.

– Девчонки! Через пять минут всем быть в офисе – приказ Гарика! Он только что мне звонил. Машина уже у подъезда.

Ну почему-почему-почему всегда пять минут?! Всегда не успеваю расчесать волосы и обязательно натяну колготки со стрелкой! К чему эта спешка, если и так понятно, что половина народа опоздает, а вторая половина не явится вообще?!

Так и случилось. В штабе меня встретил только Семеныч с кипящим чайником. Через полчаса появилась Васька, встрепанная, как куропатка, и очень растерянная.

Примерно через час пришли Андрес и Николай, на ходу обсуждая возможности контрабанды красной икры с Камчатки. Мы налили им чаю. Обсуждения они не прерывали, и до нас периодически доносилось: «ресторанчик в Лондоне», «международное право», «не больше трех лет условно»... Тимур уселся рядом с будущими контрабандистами и откровенно «грел уши» – не из корыстного интереса, а просто в силу своей криминальной сущности.

Следом прискакал возбужденный Митя со свежими булочками, а потом приплелся и блудный Капышинский. Последние две недели он не баловал штаб своим вниманием, и его «пришествие» вызвало некоторое оживление.

– О, – закричал Митя, – какие люди! Цирроз-мокрый нос!

Капа, который за время загула успел отрастить бороду, как у деда Мазая, саркастически усмехнулся в усы.

– Вы, извините, пидор? – обратился он к Мите. – Вот и занимайтесь своими пидорскими делами.

Через секунду они уже катались по полу, пытаясь задушить друг друга.

В самый разгар драки в офис влетел Гарик, виновник торжества. Он спокойно перешагнул через пыхтящих противников, поставил на стол черный портфель чудесной кожи и торжественно объявил, что раз команда наконец-то в сборе, планерка объявляется открытой.

Все моментально насторожились, Капышинский перестал отряхивать пыльные брюки, пока полумертвый Митя с трудом пытался принять вертикальное положение. А Гарик навис над столом, как маленькая грозовая тучка, и тихо сообщил:

– Погодин сошел с ума. Пока неофициально.

– Это как?..

– Из достоверного источника стало известно, что он принял решение снять свою кандидатуру с выборов. Якобы после «чудесного спасения» у него открылись глаза, жизнь предстала в новом свете, истина засияла... Не знаю, что его так долбануло по башке, но он действительно уходит, заявление для журок сделает завтра. А теперь – хорошие новости.

– Неужели есть и хорошие? – удивился Андрес.

– Нет. Я пошутил, – ответил Гарик без тени юмора. – Все это означает, что у Петрова снова появился шанс, и с сегодняшнего дня мы переходим в режим круглосуточной боеготовности.

– У меня не укладывается в голове, – прошептала Василиса.

– Перевожу специально для вас: начинается работа, за прогулы буду вычитать из зарплаты! Никаких запоев. Никаких отлетов в Москву. До недавнего времени вы тут все валяли дурака, некоторые позволяли себе уходить в запой, а некоторые даже покидали рабочее место на неопределенное время и думали, что им это пройдет даром... Так вот, с сегодняшнего дня «санаторий» кончился. В штабе быть к десяти утра, отбой – в девятнадцать ноль-ноль.

– К чему такие строгости? – возмутился Митя.

– Друзья мои, – Гарик обвел нас усталым взглядом, – поверьте, я, как и вы, «мечтаю» посвятить работе все свободное время, но другого такого шанса не будет. Надо ковать Петрова, пока он горяч. Я все сказал. Вопросы? Предложения?

– Снял кандидатуру... И это когда его рейтинги самые высокие по стране?! – недоверчиво уточнил Андрес, от волнения заговорив с сильным акцентом.

– Извини, коллега, – пробубнил самодовольно Тимур, – ничего личного, но боюсь, тебе никогда не понять загадочной русской души.

Андрес ничего не сказал, но веснушки на его лице проступили еще ярче.

Я не могла поверить в реальность происходящего: неужели план Курочкина и Перцеля провалился? Или это очередная выдумка для СМИ?

Первым опомнился Николай.

– А если это только пиар-ход, чтобы раскрутить тему духовности? – спросил он Гарика.

– Я эту версию десять раз проверил! Хрена с два! Все по-настоящему. Вчера ночью этот сумасшедший решил раздать бомжам свои вещи... Хорошо, жена его вовремя позвонила в штаб, а то бы под горячую руку осталась у разбитого корыта.

Дальше Гарик с упоением пересказал новейшие сплетни: говорят, больше всех убивался начальник погодинского штаба, который ползал в ногах у Погодина и просил опомниться. Еще бы – ведь победа была почти в кармане! А Погодин поднял его с колен, расцеловал в обе щеки и радостно сообщил, что уже получил благословение у отцов церкви в поход по святым местам и даже насушил сухарей в дорогу. Пойду, говорит, по Руси – грехи свои великие замаливать.